– Раз у вас все так просто, капитан, может, поделитесь своим секретом?
– Весьма охотно, коль это доставит вам удовольствие.
– Так расскажите же! Расскажите!
– В общем, да будет вам известно, как-то ночью, дней через десять после выхода из Пор-Марго плыли мы себе по воле волн, и тут в кромешной мгле мою пирогу занесло в те же воды, где обретался этот самый корабль. Море – как масло, ни тебе мало-мальского ветерка. Корабль их тяжело переваливался с борта на борт; паруса на нем безжизненно свисали вдоль мачт, точно тряпки. И тогда мне пришла в голову одна мыслишка, благо, насколько я знаю, гавачо – еще те сони-лежебоки. У них на борту не было слышно ни единого шороха. Я посоветовался с товарищами – они у меня смекалистые и живо сообразили что к чему. Мы потихоньку убрали на пироге парус, спустили весла на воду и бесшумно подошли к испанцу с кормы. По кормовому срезу двадцать три моих молодца в мгновение ока перемахнули на палубу; двоих же я оставил приглядывать за пирогой. Расчет был верный. Лежебоки-гавачо дрыхли, как сурки, и офицерам с капитаном мы перерезали глотки так, что они и пикнуть не успели. Когда с ними было покончено, я поднялся на мостик – их вахтенные тоже дрыхли без задних ног. Тогда я велел задраить все люки и, после того как мы выбросили за борт офицера с рулевым, с нашим боевым флибустьерским кличем да с топором в руке вместе с остальными кинулся на этих сонь. Этих бедняг мы тоже застигли врасплох, и они, решив, как видно, что на них напало целое полчище демонов, сдались нам без всякого сопротивления и дали себя разоружить.
– Но ведь половина их экипажа, – с живейшим интересом предположил капитан де Лартиг, – наверняка все еще оставалась на нижних палубах?
– Вот-вот. Они там внизу очухались и ну орать наперебой! На наше счастье, они не знали, сколько нас. Думали, мы огромная силища. К тому же гавачо боятся флибустьеров, как черти ладана. Хватило бросить им трупы капитана и офицеров да пригрозить, что взорвем их корабль, и они присмирели, словно агнцы. И гуськом стали выбираться на верхнюю палубу. Там мы их по очереди связали по рукам и ногам, а рты им позатыкали кляпами, чтобы они не подняли тревогу, потому как кое-кто из них все же остался внизу. Но больше всего нас позабавило то, в какую бешеную ярость впали эти безмозглые, когда прознали, что позволили захватить себя горстке флибустьеров из двадцати трех человек.
– Оно и понятно.
– Ну и потеха же была, умрешь со смеху! Но самое забавное в этой истории то, что я-то думал захватить один корабль, а прихватил аж два. «Сантьяго», это название испанца, за день до того завладел по случаю кораблем Компании и преспокойно вел его на Кубу. А тут, на его беду, откуда ни возьмись, я собственной персоной смешал ему все карты.
– А что вы сделали с экипажем, капитан?
– Часть заковал в железо прямо на корабле Компании, а остальных держал на борту «Сантьяго». Как же они мне надоели, капитан! Не спеши я на встречу с вами, уже б давно от них избавился.
– Каким же образом?
– По-буканьерски.
– То есть?
– Вздернул бы на реях, как гирлянды, а нет, так выбросил бы за борт, – с самым благодушным видом пояснил флибустьер.
– О, капитан! – в ужасе бросил командир «Непоколебимого».
– Вы удивлены? С чего бы вдруг? Монбар только так и поступал, и не без удовольствия.
– Возможно, капитан, да только мы имеем честь служить Его Величеству и не вправе прибегать к столь… опрометчивым методам.
– Тем не менее они получше прочих. Если угодно, капитан, каждый глядит на жизнь со своей колокольни.
– Послушайте, любезный капитан, – с улыбкой заметил господин де Лартиг, – мне предстоит произвести кое-какой ремонт и пополнить запасы. Так что я готов препроводить вас в Пор-Марго.
– Никак невозможно.
– Это еще почему?
– Потому что вы не получите там столько воды, сколько вам нужно. Придется следовать в Леоган.
– Хоть бы и в Леоган, без разницы.
– Идет.
– Не хотите ли вы перепоручить мне ваших пленников, чтобы я распорядился ими по своему усмотрению?
– Перепоручить их вам, капитан, да ради бога! Однако ж на то, чтоб вы распоряжались ими по-своему, я пойти не могу.
– Вы мне отказываете?
– Никоим образом, просто должен вам заметить, что они не только мои пленники.
– А чьи же еще?
– И моих компаньонов.
– Что вы хотите этим сказать?
– Их придется продать в рабство.
– Так вы же хотели их повесить?
– Это совсем другое дело!
– Что-то я никак не возьму в толк.
– Да это ж проще пареной репы. Мы так ненавидим этих презренных гавачо, что удовольствие их вздернуть с лихвой покроет нам убытки, что мы понесем, ежели они помрут.
– Надо же, никогда бы не подумал! – воскликнул командир «Непоколебимого», расхохотавшись от души. – А вы, буканьеры, и правда не лыком шиты.
– Да уж, а чего вы хотели! У нас так мало развлечений, что грех не потешиться, коли подвернется такой случай.
– Вы рассуждаете просто восхитительно, любезный капитан, но позвольте с вами не согласиться. И, с вашего позволения, давайте поручим господину д’Ожерону решить наш спор?
– Как вам будет угодно, капитан.
– Ну что ж, на том и сойдемся, пусть он сам назначит цену на товар.
– По рукам.
– А что до корабля, которым вы так блестяще завладели, капитан, я полагаю, господин д’Ожерон живо нас рассудит.
– Тем более, капитан, что это оговорено морскими указами и законом, а значит, не о чем и беспокоиться.
– Остается только корабль Компании, на который вы, конечно же, претендуете по праву собственности на вещи, оставленные в море.
Дрейф одобрительно кивнул.
– Я переправлю ваших пленников к себе на борт, и мы двинемся в Леоган, – продолжал командир «Непоколебимого».
– Благодарю, что избавляете меня от этих дармоедов, да и потом, за ними нужен глаз да глаз, а у меня не так уж много людей.
– И то верно. Я к вашим услугам, дорогой капитан, во всем, что может вас порадовать, и, если нужно, могу предоставить вам в помощь человек двадцать матросов.
– В этом нет нужды, капитан, примите тысячу моих благодарностей. Я нашел среди экипажа корабля Компании, и даже пассажиров, несколько человек добровольцев, так что с их помощью до берега мы уж как-нибудь дотянем.
– Как угодно, капитан. Дайте сигнал, когда будете готовы, и двинемся дальше.
– Позвольте заметить, капитан, но это было бы не совсем уместно! – горячо запротестовал Дрейф. – Вы командуете кораблем Его Величества, вы старший офицер, и этих двух причин вполне достаточно, чтобы я решил, как мне следует поступить.
– Что вы хотите этим сказать, любезный капитан? Сдается мне, вы человек свободный и вольны распоряжаться собой по своему усмотрению.
– Возможно, капитан, но я прежде всего верноподданный Его Величества и везде, где бы ни оказался в компании одного из его офицеров, считаю своим долгом не отдавать приказы, а получать их от него.
– Однако, капитан…
– Простите меня за мое упорство, но дело намного серьезней, чем вы, верно, полагаете. С вашего позволения, мы пойдем эскадрой. До Санто-Доминго я всего лишь ваш подчиненный, и ничто не заставит меня поступить иначе, к тому же того требуют условия нашей общей безопасности.
– О-о, по-моему, это уже чересчур, капитан! – рассмеялся господин де Лартиг. – В своей галантности вы доходите до крайности.
– Вовсе нет, капитан. Я имею честь сообщить вам, что в здешних водах полно неприятельских крейсеров, а мы сейчас находимся аккурат в этих водах. Ежели нас атакуют, что в конце концов не исключено, хотя от этих презренных гавачо больше шума, нежели толка, у нас должен быть один командир, чтобы мы действовали заодно. Единое командование утроит наши силы, и мы запросто одолеем врагов, сколько бы их ни было. А ежели будем сами по себе, пиши пропало.
– Вы правы, как всегда, дорогой капитан. Более здраво наше положение, пожалуй, трудно оценить. Что ж, уступаю вашему желанию. Пойдем эскадрой и, – прибавил он с усмешкой, – несладко придется тому, кто дерзнет оказаться у нас на пути.
– Согласен, – благодушно заметил Дрейф.
– Ладно, еще по бокалу доброго анжуйского, и за дело!
– Превосходно, капитан, – сказал буканьер, осушая свой бокал. – Ваше здоровье!
– И ваше, капитан!
Когда они уже было встали, опрокинув каждый, как говорится, свой бокал на ноготь, дверь в каюту отворилась – на пороге стоял офицер со шляпой в руке.
– Что вам угодно, господин де Помре? – спросил командир «Непоколебимого».
– Командир, на самом большом корабле уже несколько минут подают какие-то сигналы, но мы не можем их распознать, – почтительно отдав честь, доложил офицер.
– Что ж, – заметил Дрейф, – не удивительно, ведь у нас другая сигнальная система, совсем не то, что у вас. Сигналят, как видно, мне. С вашего позволения, капитан, думаю, было бы неплохо пойти и взглянуть, что там такое.
Офицер и капитан с буканьером вышли из каюты и поднялись на ют.
Наступил день; три судна лежали в дрейфе на расстоянии пистолетного выстрела друг от друга, грациозно покачиваясь на легкой волне.
Как и докладывал своему командиру господин де Помре, «Сантьяго» беспрерывно подавал странные сигналы флагами.
Дрейф какое-то время присматривался к ним, потом повернулся к Лартигу: брови у него были нахмурены, лицо – серьезно.
– Я вынужден немедленно вернуться на свой корабль, господин капитан, – сказал он. – Там что-то происходит, а вернее, как я догадываюсь, уже произошло. Я и сам не разберу эти сигналы, уж больно они невнятны, но на борту «Сантьяго» явно творится неладное. Могу я рассчитывать на вашу помощь, ежели случилось то, о чем я подозреваю?
– Конечно, дорогой капитан, вы можете на меня рассчитывать. Так не пора ли заняться перегрузкой пленных?
– Не вижу тому никаких препятствий, капитан, и чем скорее, тем лучше.
– Прекрасно, сейчас прикажу спускать шлюпки.
Дрейф взял золотой свисток, висевший у него на шее, и дважды свистнул на свой лад.
Перед ним тут же предстали буканьеры, которых моряки «Непоколебимого» почивали самым радушным образом.
– Готовы? – спросил Дрейф.
– Да, командир, – в один голос отвечали те.
– Тогда швартуйте пирогу и грузитесь по двое!
Флибустьеры отдали командиру честь и тут же бросились исполнять приказ.
– До скорого, капитан! – сказал Дрейф, увидев, что на пироге готовы принять его на борт.
– До скорого, дорогой капитан! – отвечал командир «Непоколебимого», горячо пожимая ему руку.
Дрейф распрощался с офицерами, миновал двойной ряд солдат, выстроившихся, словно на параде, и через какое-то время уже был на пироге в своей каюте.
Попрощавшись напоследок с господином де Лартигом и его штабными, собравшимися его проводить, он обратился к своим матросам.
– Весла на воду! – крикнул он. – Дружнее навались, молодцы!
Легкое суденышко отвалило от борта корабля и полетело, рассекая гребни волн, точно птица.
Через пять минут оно подошло к «Сантьяго».
Между тем на «Непоколебимом» по приказу командира спешили спустить шлюпки на воду и все подготовить к перевозке пленных испанцев.
Глава III. Как и зачем Олоннэ отправился на Большую Землю
Чтобы объяснить читателю суть серьезных событий, только что произошедших на борту корабля «Сантьяго» и вынудивших его командира, оставленного за старшего вместо капитана Дрейфа, то и дело передавать сигналы, впрочем, маловразумительные и ввергшие в недоумение офицеров «Непоколебимого», нам придется перенестись месяца на полтора назад в Дьеп, откуда через несколько часов должно было сняться на Большую Землю судно Компании.
Это судно, водоизмещением девятьсот тонн, называлось «Петух» и было вооружено дюжиной пушек, а экипаж его состоял из семидесяти человек. Как было сказано выше, оно принадлежало Вест-Индской компании и направлялось в Пор-де-Пэ с различными продовольственными грузами для колонии и девятью десятками так называемых вольнонаемных – мужчин и женщин.
Впрочем, хорошо известно, как жестоко Вест-Индская компания обходилась с этими беднягами.
Их вербовали чуть ли не на каждом углу, а в случае необходимости даже похищали.
Муж, желавший избавиться от жены, или жена от мужа, отец от сына, сын от отца, должник от кредитора, – любой мог договориться с вербовщиками Компании; ему выплачивалась внушительная сумма; человека же, от которого хотели избавиться, хватали, причем вполне по закону, где бы тот ни находился, – на улице среди бела дня и при всем честном народе; и никто даже не пытался за него заступиться: до того велик был страх перед мордоворотами-вербовщиками, сущими разбойниками с большой дороги, ощущавшими, однако, полную свою безнаказанность.
Других собирали по притонам, захудалым игорным домам да прочим злачным местам.
Горемычных бедолаг опаивали, суля золотые горы и алмазные россыпи. Но, как только те высаживались на Санто-Доминго после долгого морского перехода, во время которого их держали, точно зверей, в трюмах, обрекая на нечеловеческие муки, их продавали в рабство сроком от трех до пяти лет богатым островитянам и буканьерам, обращавшимся с ними, как со скотиной: несчастных безжалостно избивали, калечили и даже убивали. И те, невзирая ни на что, не могли никому пожаловаться на свою горькую участь – просто потому, что жалоб от них не принимали, зато их поднимали на смех, и они были вынуждены безропотно и дальше гнуть спину, влача рабское существование.
С другой стороны, правда и то, что, если им хватало сил претерпеть все тяготы в процессе обретения столь горестного опыта, они получали вольную и уже пользовались такими же правами, что и их бывшие хозяева. Они становились теми же свободными островитянами, буканьерами или флибустьерами – словом, береговыми братьями. И тогда сами покупали рабов и обращались с ними точно так же, как некогда обходились с ними, напрочь позабыв о пережитых мытарствах, продолжавшихся то три года, а то и все пять лет, что они прозябали в положении рабов.
«Петух» был великолепным судном, прекрасно оснащенным (включая парусное вооружение) и обладал довольно неплохой остойчивостью. Иначе говоря, он был отлично приспособлен для не совсем обычных рейсов, требовавших определенного распределения нагрузки и совершенно особого внутреннего обустройства.
Суток за двое до отхода «Петуха», согласно рейсовому расписанию, его капитан возвратился из Полле, где он отобедал с агентом Компании. Так вот, во время разговора с этим самым агентом на причале капитан, дожидаясь шлюпку, чтобы вернуться к себе на корабль, следил рассеянным взглядом за маневрами пироги, которой управлял один-единственный человек. Суденышко изящно лавировало на волне, а потом, вдруг резко повернув на другой галс, устремилось прямиком к берегу и лихо причалило в двух шагах от того места, где стоял капитан.
Моряк, управлявший пирогой, легко спрыгнул наземь и, вытащив ее на прибрежный песок, подошел к капитану, сжимая в руке берет.
Этим моряком оказался парень лет двадцати шести, высокий, крепкий, хорошо сложенный и в морском деле явно не новичок, что он показал некоторое время назад, явив пример необычайной ловкости, силы и несравненного мастерства. Его мужественное, с резкими чертами лицо хранило редкое выражение решимости и отваги. Глаза у него были черные, взгляд – проницательный, лоб – широкий и открытый, нос – прямой, рот – несколько крупноватый, зубы – будто точенные из слоновой кости. Длинные светлые шелковистые волосы, игриво вздернутые тонкие рыжеватые усы придавали его лицу что-то необыкновенно-притягательное, вызывающее симпатию с первого же взгляда. В общем, это был красивый, ладный молодой человек, походивший скорее на переодетого сеньора, чем на матроса, хотя свой матросский костюм он носил с непринужденностью человека, давно к нему привыкшего.
– Вот так молодец! – чуть слышно заметил капитан агенту Компании, пока матрос шел к ним навстречу.
И тут незнакомец вдруг сам обратился к ним.
– Прошу прощения, господа, что прерываю вашу беседу, – учтиво сказал он звонким, мелодичным голосом.