— Что там у вас происходит? — крикнул человек с дороги.
Посмотрев вверх, я увидел там несколько фонарей.
— Я вижу там четверых мужчин, по ту сторону фургона, — ответил ему кто-то. — Кажется уже всё в порядке. Они удержали его.
Я услышал, что когти первого тарлариона скребли по камням дороги. Несколько человек, подскочили ко второму ящеру и, схватив его под уздцы, потащили его наверх. Другие, вцепившись в борта и передние колёса, в меру сил помогали тащить фургон на дорогу. Конечно, частично это делалось исходя из духа дорожной солидарности, но, не стоит забывать и о том, что люди торопились как можно скорее продолжить движение. Задерживаться в этих местах было небезопасно, особенно для беженцев из окрестностей Форпоста Ара.
— Я вижу внизу ещё одного человека, — сказал один из тех, кто стоял на дороге.
Я задержался на дне канавы, чтобы забрать свой дорожный мешок. Он был мокрым насквозь, впрочем, как и я сам, с той лишь разницей, что я промок от пота. Признаться, я очень испугался в то мгновение, когда фургон начал переворачиваться. Теперь он стоял выше меня, на дороге, но, всё ещё наклонившись, ибо его левое заднее колесо стояло на самом краю обочины. Кромешная мгла и встречное движение по другой стороне дороги делали попытку полностью выехать на дорогу небезопасной. Существовала немалая вероятность того, что продолжая двигаться наискосок, фургон мог зацепиться оглоблями со встречным, сбруя перепутаться, а люди попасть под лапы тарлариона.
Поднявшись на дорогу, я поставил свой рюкзак на задок фургона.
— Он из алой касты, — сказал один человек другому.
— Поднеси фонарь сюда, — велел я товарищу возницы, который всё ещё держал под уздцы тарлариона запряжённого в следующий фургон.
— Эй, да это же — Андрон, разбойник, и его шайка! — внезапно выкрикнул один из стоявших мужчин, тыкая пальцем в вожака шайки дорожных грабителей.
Начавшая было расходиться толпа, собралась снова. Послышались злые крики.
— Переехать их шеи колесами! — предложил кто-то из толпы.
— Лучше на кол их! — закричал другой.
— Нет, привязать их за ноги к фургону и тащить пока не сдохнут, — высказался третий.
— На колени, — приказал я разбойникам.
Толпа собралась приличная, и у меня уже не было уверенности, что я смог бы защитить их. Признаться, я не рассчитывал, что эти проходимцы окажутся столь известными.
— Головы склоните, — посоветовал я своим пленникам. — И постарайтесь выглядеть настолько безопасными насколько возможно.
— Повесить их на цепях и в железных ошейниках перед постоялым двором! — предложил кто-то из собравшихся.
Казнимый таким способом мужчина иногда может промучиться два, а то и три дня.
— В цепи и на доски, — выкрикнул другой.
Это — почти аналогичный способ казни, при котором жертва приковывается ошейником и кандалами к параллельным вертикальным доскам, платформам или столбам. Такое можно встретить в портовых городах около причалов. Похоже, что тот, кто предложил подобное, скорее всего, был уроженцем речного порта Форпоста Ара. В сельской же местности чаще сажают на кол, обычно устанавливаемый около перекрестков.
— Лучше пусть их растопчут тарларионы, — заявил ещё один.
— Нет, давайте разорвём их, — предложил его сосед.
В этом случае руки и ноги жертвы привязывают веревками к сбруе двух тарларионов, которых, просто понукают в противоположных направлениях.
— Да, это действительно лучше, — согласился с этим предложением первый.
Если кто-то делит с виновным Домашний Камень то, конечно, казнь зачастую может оказаться довольно гуманной. Обычно, в этом случае приговорённого раздевают, привязывают к столбу и, избив палками, отрубают голову. Такие способы умерщвления, как вывешивание на цепях, приковывание к доскам, и тому подобные, скорее являются устаревшими и редкими способами казни.
— Нет у нас времени на это, — заявил один из мужчин, и, сквозь пелену ливня я увидел, что его нож покинул ножны. — Я просто перережу им глотки.
По толпе пробежал ропот одобрения. Коленопреклонённые пленники испуганно заозирались.
— Мы не можем тратить время впустую, — пояснил мужчина. — Как только буря прекратится, и раздует облака, тарнсмэны Артемидория снова начнут нападать на колонны.
Артемидорий, о котором шла речь, был косианцем, капитаном отряда наёмников-тарнсмэнов.
— До утра осталось всего несколько анов, — напомнил мужчина.
Мужчина с ножом шагнул вперед, но я встал на его пути.
— Это мои пленники, — объявил я.
— Они слишком известны на этой дороге, — покачал головой мужчина с ножом.
— Отойди, — посоветовал другой. — Позволь нам свершить правосудие.
— Эй, что тут случилось? Фургоны сегодня пойдут? — донёсся мужской голос из-за спин.
— Нас здесь много, — любезно сообщил мне мужчина с ножом.
— Фургон всё ещё не на дороге, — напомнил я ему, указывая на левые колеса. — Давай-ка мы поедем дальше, а вместе с нами и вся колонна.
— Перерезать три глотки займёт не больше трёх инов, — заметил мой противник.
— Лучше помогите мне вернуть фургон на дорогу, — сказал я.
— Ты умён, — усмехнулся мужчина. — Ты собираешься заручиться нашей поддержкой и сделать так, чтобы мы стали твоими товарищами, а потом на этом основании отказать нам в нашем требовании.
— То есть Ты не будешь мне помогать? — уточнил я.
— Пусть тебе помогает кто угодно! — заявил он. — Только не я!
— Долго мы ещё будем стоять! — раздражённо выкликнул мужчина из-за его спины.
Ему вторило фырканье тарлариона перешедшее в недовольный трубный рёв. В первой шеренге, пятеро мужчин стояли с фонарями. Ещё несколько ламп мелькали в толпе позади.
— Я сейчас сам кому-нибудь горло перережу, если через два ена мы не стронемся с места, — предупредил всё тот же возмущённый голос. — У меня в фургоне моя спутница и двое детей, безопасность которых я должен обеспечить.
— Значит, Ты не собираешься мне помогать? — спросил я того что держал нож в руке.
— Нет, — отрезал он.
— Тогда отвали, — бросил я и, повернувшись спиной к фургону, присел под его задний борт.
— Не надо! — крикнул товарищ возницы, державший один из фонарей.
— Да он же безумен! — воскликнул другой.
— Смотрите! — поражённо сказал третий.
Медленно выпрямившись, я оторвал загруженный фургон от земли, при этом, не отрываясь, глядя в глаза мужчины с ножом. Справа от меня, тихонько поскрипывая, медленно крутилось колесо фургона, поблёскивая в свете фонаря каплями дождя, скатывавшимися по его железному ободу. Мужчины были тихи в дожде. Медленно, дюйм за дюймом, я начал смещаться влево. Наконец, по-прежнему не сводя глаз с мужчины с ножом, я аккуратно поставил фургон на дорогу. Теперь повозка всеми четырьмя колёсами стояла на каменной поверхности. Выбравшись из-под днища, я с мучительным стоном выпрямил спину и посмотрел сверху вниз на мужчину с ножом.
Тот испуганно отшатнулся и поспешно вложил свой нож в ножны.
— Они — ваши пленники, — примирительно сказал он.
— Лезь на фургонный ящик, — велел я товарищу возницы. — Не теряйте время. Выбирайтесь отсюда. Как только сможете, накиньте пленникам на головы капюшоны, мешки или любые тряпки, какие найдёте и надежно привяжите к их шеям. Не дайте кому-либо увидеть их лица. Похоже, этих проходимцев знает каждый путник даже на расстоянии ста пасангов отсюда. А если их убьют, то вряд ли вы получите за них, хоть что-то с владельца рабочей цепи.
— Тот фургон принадлежал Септимию Энтрату, — напоследок сообщил мне товарищ возницы.
— Замечательно, — кивнул я, хотя для меня это ничего не значило.
— Желаю вам всего хорошего! — попрощался парень, спеша занять своё место в фургоне.
— И вам удачи, — сказал я ему вслед, и сдёрнул свой рюкзак с задка их фургона.
Через мгновение спереди донёсся хлопок кнута и рёв животного. Толпа начала рассасываться, люди спешили к своим транспортным средствам. Тяжелогружёный фургон, стронулся с места и, набирая скорость, покатился в темноту. Я ещё постоял на дороге, сжимая в руке свою поклажу и глядя ему вслед, пока тот не растворился в ночи. Некоторые стоявшие рядом мужчины успели ударить и пнуть привязанных пленников, которые были просто рады следовать именно за этим фургоном. В конце концов, они были разбойниками, людьми выбравшими грабёж в качестве основного занятия и жившими на то, что удалось добыть. Теперь, в некотором смысле, сами они стали добычей, и в конечном итоге, должны принести некую пользу честным людям, неожиданно превратившимся из жертв в их владельцев. Бросив последний взгляд в ту сторону, где в темноте ночи и в пелене дождя растворился фургон, я усмехнулся, да, теперь эти проходимцы сами были добычей, тем, чем обычно были женщины.
— Возможно, теперь-то Вы разрешите нам продолжить движение, — осторожно, но в то же время не скрывая раздражения, поинтересовался один из мужчин.
— Один момент, — отозвался я, медленно поворачиваясь лицом к говорившему.
Мне хотелось дать фургону время оторваться как можно дальше от основной колонны. Так было больше шансов, учитывая небольшую скорость, темень и бурю, что его не настигнут.
— Есть среди вас те кто пострадал от тех негодяев? — спросил я.
— Из-за них я лишился груза, — ответил тот, что грозил перерезать разбойникам глотки.
— Большая часть их добычи, — громко, чтобы меня услышало как можно больше людей, даже, несмотря на шум дождя, объявил я, — была выгружена в канаве. Возможно, вы парни, захотели бы посмотреть, что там есть, и восстановить справедливость, хотя бы частично.
— Добыча Андрона! — мгновенно заинтересовался один из мужчин.
— Подозреваю, что если пройти по следам фургона, то можно найти их тайник или убежище, — намекнул я.
Сразу несколько фонарей поднялись и направили лучи вниз.
— Там точно что-то есть, — объявил мужчина, и почти немедленно начал спускаться по откосу.
Ещё двое последовали за ним.
— Садись в фургон и езжай дальше, — велел другой возница своему помощнику, направляясь к обочине. — Я догоню тебя позже.
Я отошёл на обочину, уступая дорогу начавшим движение фургонам.
— Добыча Андрона, — услышал я чьи-то слова.
— Где? — спросил кто-то у говорившего.
Ещё двое мужчин соскользнули с дороги. Фургоны меж тем продолжали один за другим проезжать мимо меня. Тот мужчина, который пытался убить грабителей, пристально глядя на меня, спросил:
— Там действительно есть что-то интересное?
— Да, — заверил его я.
— Хорошо, — кивнул он, — возможно, в конце концов, этой ночью я получу хоть что-нибудь.
И он тоже спустился в канаву, присоединившись к остальным. Я же пересёк дорогу, и, дождавшись первого попутного фургона, втайне от его возницы закинул свой мешок в кузов, и снова, как и прежде, уцепился левой рукой за его правый борт.
Мне показалось, что гроза пошла на убыль, хотя дождь всё ещё лил как из ведра, а вспышки молний, время от времени, раскалывали небо, внезапно заливая дорогу и её окрестности ярким синевато-белым светом, сопровождаясь, иногда почти мгновенным, иногда немного запаздывающим раскатом грома.
— Кажется, Царствующие Жрецы опять толкут муку, — смеясь, крикнул мужчина шедший у борта того же фургона, что и я.
— Похоже на то, — признал я.
Его замечание касалось старого способа приготовления муки, по неким непонятным мне причинам, всё ещё приписываемого Царствующим Жрецам. Имеется в виду перемалывание зёрен в муку с помощью ступки и пестика. В настоящее время большая доля Са-Тарны перемалывается на мельницах, между двумя каменными жерновами, причём верхний камень, обычно вращается водяным колесом, либо, реже, тарларионом или рабами. Тем не менее, в некоторых деревнях до сих пор применяется приспособление, отдалённо напоминающее старые добрые ступу и пестик, хотя и несколько усовершенствованные. Такое устройство состоит из двух частей: первая — верхняя ударная, закреплённая на упругом горизонтальном шесте, и вторая нижняя часть — собственно ступа или наковальня. К концу шеста крепятся одна или более верёвок, дёргая за которые ударный блок опускают в ступу. Упругий шест, стоит отпустить верёвки, возвращает пестик в прежнее положение для следующего удара. Однако куда чаще используются ручные мельницы, приводимые в действие силой двух мужчин, если они достаточно большие, или двумя мальчишками, если они небольшие. Есть и совсем маленькие ручные мельницы, с которыми может управиться даже женщина. Конструкция и принцип действия у них у всех одинаковые: ниша, два круглых камня-жернова и шест-рукоять. В центре нижнего камня имеется небольшой выступ-ступица, на который центральным отверстием надевается верхний камень. Таким образом, при вращении верхний жернов не съезжает в сторону. Кроме того в нижнем камне прорезаны тонкие радиальные канавки, через которые полученный продукт ссыпается в нишу в которой установлены жернова, чтобы потом по наклонному жёлобу стечь в ларь или мешок. В верхнем жернове имеется два отверстия, одно сквозное центральное, о котором уже упоминалось, которым камень одевается на ступицу, также служит и для засыпания зерна, а потому выполнено воронкообразным. И второе глухое отверстие, просверленное ближе к краю, в которое вставлен шест для проворачивания. С этим шестом обычно управляются два человека. Обычно над жерновами устанавливают горизонтальную балку-ворот, в которой намертво крепится верхняя часть шеста, таким образом, обеспечиваются соответствующие рычаги, позволяющие облегчить труд работников. Маленькая ручная мельница отличается только размерами и тем, что вместо шеста в ней устанавливается небольшая деревянная ручка. Крупа или мука, полученная из этих механизмов, обычно просеиваются, поскольку продукт, получаемый на выходе далеко не всегда требуемого качества, и зачастую требует ещё одного перемола, а то и нескольких. Сито обычно делают из, кожи натянутой на деревянный обруч. Отверстия в этой коже протыкают раскалённой проволокой.
Кстати, гореане в большинстве своём, не связывают молнию и гром с тем, что Царствующие Жрецы занимаются таким прозаическим занятием как помол муки. В прежние времена они находили тому объяснение в наивных мифах и легендах, которые теперь стали частью гореанского эпоса. Однако кое-кто из низших каст, особенно в среде крестьянства, и особенно среди жителей отдаленных деревень, на полном серьёзе рассматривают возможность того, что такие явления могут быть признаками разброда в сообществе Царствующих Жрецов, их конфликтов, ударов оружия, грохота колесниц, топота тарларионов, и тому подобной чепухи. Я замечал, что даже многие более образованные гореане, конечно не представители каст Писцов или Строителей, полагают, что молния — результат сталкивающихся в небе облаков, выбрасывающих искры. Но есть и люди, которые видят сходство таких явлений как молния и треск искр в мехе охотничьего слина поглаженного рукой человека.
В свете новой вспышки молнии, я увидел, на задке следующего впереди фургона, свисающее с крюка и покачивающееся на ремне, узкое, цилиндрическое, закрытое крышкой «смазочное ведро». Сквозь отверстие в крышке торчала ручка кисти. Это был обычный аксессуар гореанского фургона. Кстати, «смазка» в таком контейнере вовсе не является минеральной консистентной смазкой привычной на Земле. Это смесь дёгтя и животного жира. Впрочем, свойства и способ применения те же самые, при большей доступности и низшей цене. Такую смазку наносят кистью на трущиеся детали фургона, в особенности на оси и на металлические пружины, обычно в рессорном варианте, там, где они есть. В некоторых гореанских «каретах» и наёмных экипажах, очень немногих, для амортизации используется многослойная кожаная подвеска. Это делает поездку довольно удобной, но возникающее раскачивание, пока к нему не приспособишься, может вызвать тошноту, а проще говоря, морскую болезнь. Особенно этому подвержены свободные женщины, которые, как известно существа деликатные и склонные к надуманным жалобам.
Что интересно, эта «деликатность», показная слабость, и связанное с этим «недовольство», обычно исчезают, как только эти особы оказываются в рабстве. Вероятно, всё дело в том, что в этом случае они оказываются на своём месте назначенном им природой. Кроме того, стоя на коленях и глядя на своего хозяина снизу вверх, они не могут не понимать, что у того может просто не хватить терпения на их капризы. Само собой, не малую роль играют обстоятельства поездки. Например, замечено, что одна и та же особа, отвратительнейшим образом ведшая себя, будучи свободной, путешествуя в один конец на таком подвешенном на кожаных ремнях экипаже, возвращаясь на нём же, но уже рабыней, возможно, связанной по рукам и ногам, и упакованной в мешок или просто в рабский капюшон, лёжа под ногами пассажиров, старается всячески сдерживать позывы своего организма, даже если они вполне обоснованы. Если же она этого не делает, то не исключено, что ей предстоит почувствовать последствия своей неосторожности. Её, скорее всего, пнут либо ткнут, если она в мешке, или стегнут плетью, если в капюшоне. Потом, чтобы она не оскорбляла своим присутствием приличных людей, запачканный мешок или капюшон вывесят на заднем борту повозки, а её саму привяжут к перилам сзади экипажа, свесившись над дорогой. Впоследствии, конечно, ей придётся самой полностью очистить и мешок или капюшон, и саму себя, прежде чем снова заползти в мешок, снова стать его заключенной. У женщины редко возникает желание повторять такое дважды.