— Знаешь, Хольт, в чем твоя проблема? Ты офрагенно много думаешь, — глубокомысленно заявил Модин и усмехнулся, заметив недобрый взгляд комиссара. — Чё? У тебя опять этот видок, как будто призрака увидел или типа того.
— Просто ответь на вопрос, серобокий, — произнес Айверсон, борясь с тошнотой. Состояние зараженного парня постепенно ухудшалось за последние недели, от него исходила жуткая вонь, и «каюта»-кладовая пропахла разложением. В полумраке лицо Клетуса казалось грубо вырезанным из коралла, а под одеждой бугрилось нечто, когда-то бывшее мускулами.
— Хошь сказать, что тебе больше неохота зависать со стариной Клетом? — с притворной обидой в голосе спросил огнеметчик. — Ты ж ко мне целыми днями не заходишь, Хольт.
— Я хочу знать, выслушает ли меня Катлер, — настаивал комиссар.
— Ну, я, типа, никогда не знал, что там полковнику по нраву, — ответил Модин. — Большие шишки никогда не зависают с пехтурой вроде меня.
— Но Катлер — честный человек?
— По тому, чё я о нем знаю, могу поспорить — он так думает, — боец пожал плечами. — Слушай, если полковник решит, что ты правильный парень, то, скорей всего, поддержит тебя. Особенно, если ты сможешь очистить его имя.
Затем Клетус подозрительно воззрился на комиссара.
— Ты не соврал насчет этого, Хольт? Реально собираешься отмыть 19-й до блеска?
— У меня есть такие полномочия, — последнее время Айверсону легко давалась ложь, — но искупление имеет цену.
— А что насчет меня? — с внезапной горячностью спросил Модин. — Ты вытащишь этого больного фрага Карьялана из его паутинки и измордуешь за то, что он сделал со мной?
— Всё не так просто…
— Ага, я понял уже, — злобно проговорил огнеметчик.
— Не так просто, но да. Даю тебе слово, — сказал Айверсон, твердо решив исполнить обещание. — Вёдор Карьялан — еретик, и я добьюсь, чтобы за свершенные преступления его настигло Правосудие Императора.
Как и всех других чудовищ, которые затянули эту войну и бессмысленно растратили столько имперских жизней.
Клетус долго смотрел на него, и, наконец, кивнул.
— Что ж, тогда мы с милой дочуркой леди Адское Пламя… — боец указал на огнемет, который раздобыл ему Хольт, — будем прикрывать тебя всю дорогу.
День 65-й — Клубок
Безрассудство Модина
Несмотря на предупреждения, Модин сегодня утром забыл об осторожности. Мы с кадетом Рив стояли на верхней палубе, когда внизу вдруг началась какая-то суматоха. Услышав яростные вопли моего безбилетника, я понял, что происходит, но было уже поздно — его обнаружили. Спустившись, мы увидели, как целая толпа летийцев вытаскивает серобокого из каюты. Парень отбрыкивался и отмахивался, дрался отчаянно, как дикий зверь, но противников было слишком много. Должно быть, они застали бойца врасплох, схватили прежде, чем тот успел добраться до огнемета.
Потом летийцы бросили Модина на палубу, и, окружив беглеца, будто стая шакалов, принялись глумиться над ним, оскорблять и проклинать «уродского мутанта». В изумрудном свете он действительно так выглядел: покрытая наростами кожа, схожая с чешуей, тело, которое словно изгибалось и свивалось под ударами покаянников.
Признаюсь, что едва не позволил им довести начатое до конца, но затем поймал измученный взгляд бойца и осознал — если я отступлюсь, Модин вернется ко мне.
Из дневника Айверсона
— Хватит, — произнес комиссар. Оттолкнув какого-то морехода, он шагнул в круг озлобленных лиц. — Я сказал, хватит! Этот человек работает на меня!
Летийцы почти одновременно притихли и уставились на Хольта враждебными взглядами. Кто-то смотрел мрачно, кто-то — разгневанно, а кадет Рив казалась такой же возмущенной, как и покаянники.
— Что ты говоришь? — требовательно спросил Ксанад Васько, бритоголовый мужлан и «забатон» летийцев, воин-священник, которого они в равной мере почитали и боялись. Кроме того, именно он спорил с Айверсоном по поводу арканского флага, и не забыл публичного унижения. Ярость корсара висела в воздухе пагубной грозой.
— Рядовой Модин — специалист, приданный мне для выполнения миссии, — сказал Хольт. — В связи с заболеванием бойца я отдал ему распоряжение оставаться в изоляторе, пока мы не достигнем цели.
— Он потроган рукой Каоша, — прорычал Ксанад. — Должно сжечь!
— Ты ошибаешься, — ответил Айверсон, поражаясь, как слепы эти фанатики к недугу собственного вождя. Впрочем, Карьялан не допускал к себе никого, кроме самых надежных слуг, поэтому Васько и его команда, скорее всего, не подозревали, что подчиняются чудовищу.
— Возможно, забатон прав, — подала голос Рив. — Этот индивидуум, очевидно, запятнан порчей, сэр.
— Так есть. Император обвиняет! — настаивал Васько.
— Да Он, похоже, просто балдеет от этого, — прохрипел с пола Клетус, но забатон с размаху пнул его под ребра, и смешок скрючившегося бойца превратился в крик.
Айверсон медленно вытащил автопистолет, чтобы все успели прочувствовать важность момента, и направил оружие на Ксанада.
— Я уже указывал тебе на недопустимость противодействия воле Императора, — объявил комиссар. В толпе летийцев послышалось злобное бормотание, но сам забатон даже не моргнул. — Это мое последнее предупреждение.
Не заставляй нажимать на спуск. Твои псы потом разорвут меня на куски.
— Хорошая смерть принесет человека ближе к Богу-Императору, — холодно ответил Васько.
— А это такая уж хорошая смерть? — уточнил Хольт.
— Твоя будет хуже, если убьешь меня.
— Сэр, подобная тактика не вполне целе… — слова Изабель растерзал в клочья перепуганный вопль с верхней палубы. Девушка мгновенно обернулась к его источнику, как и большинство летийцев — не шевельнулись только Айверсон и Васько, молча выяснявшие, кто отступит первым.
— Янош! — крикнул один из мореходов, и в тот же миг вопль резко оборвался. Матрос бросился к трапу, но Рив оттолкнула его и сама понеслась вверх, прыгая через ступеньку. Резко повернувшись, Хольт прервал дуэль взглядов и зашагал следом.
— По местам, морские псы! — взревел Васько, направляясь туда же вместе с парой корсаров. — Император зовет!
У трапа, ведущего к марсу, они нашли сломанную лазвинтовку, но сам впередсмотрящий исчез. Что-то злобно бормоча на родном языке, Ксанад полез было наверх, но комиссар стащил его со ступенек. Забатон оскалился, показав черные зубы, однако Айверсон не убрал руку.
— Что бы ни схватило его, оно могло остаться там, — ровным голосом произнес Хольт, движением головы указывая на густую листву вверху. Некоторые ветки касались «вороньего гнезда», пока канонерка дрейфовала вдоль берегов. Сбросив руку комиссара, Ксанад уставился на полог джунглей.
— Ты считал, его забрало растение? — спросил летиец.
— Это могло быть всё, что угодно. В Клубке точно не скажешь, но на марс теперь никто не должен подниматься. И размести здесь отряд, включая минимум одного корсара, чтобы наблюдали за обстановкой днем и ночью.
Васько кивнул и направился к трапу на нижнюю палубу, но Айверсон произнес ему в спину:
— Судьбой рядового Модина распоряжаюсь я, забатон, — Ксанад замер. — Это понятно?
Обернувшись, летиец хмуро посмотрел на Хольта.
— Очень хорошо, так есть, — спокойно ответил Васько, — но знай вот что, комиссар: если ты будешь совравшим, я сделаю новый флаг из твоей шкуры.
День 66-й — Клубок
Пожиратели гнили
Иногда кажется, что страх во мне умер, но тут же какая-то новая мерзость решает доказать обратное и вдалбливает в мою голову правду: кошмары никогда не успокоятся, ни одному человеку не дано избавиться от них. За каждым ужасом приходит следующий, отвратительнее прежнего.
Из дневника Айверсона
Корабль вновь резко дернулся, и пошатнувшийся комиссар едва не выпустил железный леер. Хольт с руганью тащился по тесным коридорам нижней палубы, покачиваясь, словно пьяный, а мир тем временем подпрыгивал и вертелся вокруг него. На полу плескалась вода, заливающаяся через потолок, Айверсону она доходила почти до щиколотки. Распахнув люк на верхнюю палубу, арканец тут же угодил под настоящий артобстрел крупными дождевыми каплями. Всё ещё не придя в себя после сна, он пытался разобраться в хаосе, творящемся на канонерке.
Нас что, атакуют?
Давно наступила ночь, но от вездесущего биологического сияния джунглей не осталось и следа. В тусклом блеске аварийного освещения Хольт разглядел мореходов, которые сновали туда-сюда с фонарями и ведрами, понукаемые своими господами-корсарами. За бортом царила абсолютная, чернильная тьма.
— Почему двигатели остановлены? — заорал Айверсон, перекрывая рев бури.
— Кажись, река впереди перекрыта! — крикнул в ответ Модин. Беглец съежился под брезентом возле трапа, баюкая в руках огнемет. — И этот шквал фраганый реально не вовремя начался!
— Я тебе говорил, не попадайся никому на глаза!
— Слышь, Хольт, для тебя же стараюсь, слежу тут за всем!
Вспышка молнии озарила палубу, и комиссар заметил Ксанада Васько в рулевой рубке. Фанатик щелкал церемониальным кнутом и выкрикивал приказы, а рядом с ним, сложив руки за спиной, стоял Старик Бирс и мрачно наблюдал за переполохом. Поймав взгляд Айверсона, призрак покачал головой.
«Мне это нравится не больше, чем тебе, старина», — подумал Хольт, осторожно пробираясь к рубке. Палуба то опускалась, то вздымалась под ним, волны, перехлестывая через борта, заливали канонерку почти также быстро, как летийцы успевали откачивать воду. Почему, черт их дери, помпы не работают? Он проделал столь долгий путь не для того, чтобы утонуть в Квалаквези…
Комиссар замер на ступенях, ведущих в рубку. Он заметил рыхлых, бесформенных великанов, окруживших корабль; их силуэты грозно выступали из полумрака. Мгновение спустя по гигантам скользнул луч прожектора, и Айверсон расслабился, узнав бугристые иглу саатлаа. Строения были такими же неопрятными и опростившимися, как их хозяева: стены из прутьев, покрытых слоем высохшей глины, да крыши из широких листьев. Эти грубые лачуги были на порядок примитивнее коралловых зданий, возведенных древними федрийцами.
— Деревня Рыбок есть! — проорал Васько из рубки. — Река бежит насквозь её, но впереди стена!
Подойдя к нему, Хольт посмотрел вдаль через покрытое дождевой водой стекло кабины. Широкий луч носового прожектора озарял дамбу, перекрывшую Квалаквези примерно в двадцати метрах впереди. Довольно примитивное строение, из каких-то деревяшек, связанных лианами, но при этом трех метров в ширину и шести — в высоту. Возле препятствия подпрыгивал на волнах один из разведкатеров «Покаяния и боли» с экипажем из нескольких летийцев. Корсар, возглавлявший группу, следил за обстановкой, а мореходы тем временем рубили дамбу топорами и мачете. Храброе, но бессмысленное предприятие, особенно в бурю.
— Вы что, не можете просто пробить дыру из главного орудия? — спросил Айверсон, указывая на носовую лазпушку.
— Можем, — согласился забатон, — но энергобатареи очень низкие. Только шесть, может, семь выстрелов осталось. Не хочешь тратить, нет?
— Семь выстрелов? — возмутился комиссар. — Но мы ведь ни разу не палили из чертовой хреновины! С чего вдруг батареи сели?
— Федра есть, — Ксанад ответил так, словно это всё объясняло, и пожал плечами. К сожалению, Айверсон знал, что летиец прав.
— Нужно возвращаться и попробовать другой приток, — произнес кто-то за плечом Хольта. Обернувшись, он увидел, что позади стоит Рив, хмуро взирающая на преграду. К своему удивлению, Айверсон понял, что почти скучал без «четвертой тени». — Мне кажется, это ловушка.
— Но это место — просто вонючее гнездо Рыбок! — заартачился Васько. — Ничего здесь, что мои корсары не могут убить насмерть, девочка.
— Может, и так, но кадет Рив права, — ответил комиссар. — Найдем другой путь.
Мы ведь, если честно, и так никуда не продвигаемся.
— Верни своих людей на борт, забатон, — добавил он.
— Надо только ослабить стену, потом легко толкнемся насквозь! — настаивал Ксанад, не желая вновь отступать.
— Забатон…
Люди у дамбы внезапно оказались в полной темноте — что-то со свистом вылетело из бури и раскололо носовой прожектор. Стоявший возле него мореход вскрикнул и засуетился в поисках замены.
— Зажечь больше света! — скомандовал Васько в корабельный мегафон.
Сквозь рев грозы пробился завывающий, пронзительный крик. Один из матросов у преграды включил фонарь, и Айверсон увидел, что летиец сидит на вершине дамбы, гоняясь лучом за тенями. Его товарищи тем временем возились с собственными фонариками.
— Отводи их, — приказал комиссар.
— Просто Рыбки есть! — упрямился Ксанад.
Поджарая тень выпрыгнула из мрака и столкнула морехода-«осветителя» с насеста. В тот же миг, как он с плеском рухнул в воду, ночь вновь обрушилась на летийцев, будто голодный призрак, и начались крики. Людские голоса перемежались со звериным рычанием и странными, щебечущими воплями, от которых у Айверсона волосы на загривке встали дыбом.
До сих пор Хольт надеялся, что больше никогда их не услышит.
— Это не Рыбки, — прошептал он.
Сначала тьму возле дамбы прорезал багровый лазерный луч из корсарского хеллгана, а затем новая вспышка молнии ярко озарила всё вокруг, включая сгорбленных, хищных созданий посреди кучки летийцев. Секундой позже вернулся непроглядный мрак, и корсар больше не стрелял.
— Вперед! — рявкнул Васько рулевому, а в мегафон скомандовал: — По боевым постам, морские волки!
Мореходы быстро и дисциплинированно отреагировали на приказ. Отбрасывая ведра и снимая с плеч лазганы, они спешили к местам по боевому расписанию. Корсары, ступавшие среди них, словно боги войны в доспехах, нараспев читали молитвы и накапливали заряды хеллганов. Носовой прожектор вновь вспыхнул и осветил преграду, но передовая бригада уже исчезла.
— Двигатель пробуждается, мой забатон, — доложил рулевой.
Запыхтев, канонерка двинулась вперед, и тут же что-то грохнулось на крышу рубки. Посмотрев вверх, имперцы увидели когтистую лапу, шарящую в воздухе. Недолго думая, Ксанад открыл огонь, пробив перегретыми хелл-разрядами металлический потолок, словно бумагу. Невидимый абордажник заскулил и свалился, пролетев мимо окна клубком тощих ног.
— Забатон, немедленно разворачивай корабль! — скомандовал Айверсон.
А потом хищники одновременно оказались повсюду. Благодаря могучим, изогнутым в обратную сторону ногам, они прыгали с деревенских крыш прямо на палубу, перемахивая через борта. Один из врагов приземлился на четыре ноги возле трапа, ведущего в рубку, и заскользил по мокрому от дождевой воды металлу. Несмотря на обтекаемое, мускулистое тело, как у собаки или волка, существо двигалось быстро и дергано, что указывало на птичий метаболизм. На плотной серой коже не было ни волоска, однако из шеи, ниже затылка, торчал пучок острых голых перьев, вроде игл дикобраза.
— Это пёс? — выдохнула Рив, стоявшая в дверях.
Услышав её голос, создание резко повело башкой на гибкой шее. Перед имперцами мелькнули скошенные глаза над изогнутым, бритвенно-острым клювом, созданным, чтобы раздирать и рвать на куски. Тварь ухнула — это был странный звук, нечто среднее между лаем и клекотом, — и понеслась прямо к рубке.
Оттолкнув Изабель плечом, Хольт выбросил вперед аугметическую руку. Челюсти гончей плотно сжались на металле, но от силы удара комиссар повалился прямо на окаменевшего рулевого. Сверху на них рухнул хищный чужак.
— Ёрдёг кутья! — выругался забатон на родном языке, скидывая с плеча хеллган.
Пока существо рвало когтями его плащ, Айверсон обхватил язык гадины застрявшей рукой и сильно сдавил. Гончая бешено затрясла башкой, брызгая на комиссара слюной и пытаясь добраться до мягкой плоти за протезом. Хольта затошнило от гнилостного запаха из пасти, но он держался, продолжая сжимать кулак. Вблизи арканец разглядел, что кожа чудовища покрыта гнойными опухолями и сплетениями грибковых наростов. Леди Федра, похоже, взяла власть над тварью.