«Это надо же, как у неё всё налажено!» – искренне восхитился Андрей. Он хотел бы пойти в туалет, пописать и умыться. Но туалет был так невыносимо далеко, свет в нём был наверняка неприятный, а все самолётные туалеты, конечно, мучительно неудобные.
Шагая по коридору аэропорта в толпе летевших с ним людей, Андрей слегка покачивался, но ему казалось, что его качает изрядно. Ноги не слушались, голова пульсировала, а правое ухо как заложило при посадке, так и не откладывало.
На выходе в зал прилёта стояли взволнованные люди.
– Откуда рейс? Из Хабаровска? – спросил Андрея какой-то мужик.
Андрей смог только кивнуть. Он вышел одним из первых: у него не было багажа. Встречающие скользили по нему взглядами и сразу устремляли их снова к дверям, откуда Андрей вышел.
– Ну наконец-то!.. Мы тут чуть с ума не посходили!.. – слышал Андрей за спиной.
Посреди зала стояло много таксистов. Обычно Андрей никогда не пользовался их услугами. Они, в его понимании, были для приезжих. Собственно, приезжих они и поджидали. Тех, кого никто не встречает, тех, кто не ориентируется в Москве, тех, кто готов заплатить за то, чтобы не заблудиться в огромном городе, где их никто не ждёт.
Но тут Андрей понял, что просто не сможет дойти до поезда, которым всегда с удовольствием ездил. А что, сорок минут – и ты в центре! Но не теперь. Андрей был не в силах заставить себя тащиться на перрон и хоть сколько-нибудь ждать. Он хотел сесть в тёплый автомобиль и не думать ни о чём до самого дома. Он готов был за это заплатить все деньги, что у него с собой были.
Андрей выбрал среди таксистов самого опрятного, встретился с ним глазами, и тот шагнул ему навстречу.
– Такси! Недорого! – сказал Андрею гладко выбритый худощавый мужчина в светлом свитере.
– Что значит недорого? – совсем хрипло спросил Андрей и закашлялся.
– Договоримся, – бодро сказал таксист. – Уж если вы сюда издалека прилетели, то тут мы точно договоримся. А вы издалека прилетели?
– Из Хабаровска, – ответил Андрей, уже шагая вслед за таксистом.
Он шёл и думал: «Вот бы сейчас задремать по дороге. Хоть бы таксист не болтал…»
– Из Хабаровска? Земляк! Я из Благовещенска, – обрадовался тот.
– Нет, – прохрипел Андрей. – Я смиренный житель столицы.
– Чего?
– Местный я. Москвич.
– Хорошо… Я уже тоже почти… Пятнадцать лет, не шутка.
Машина, к которой они подошли, была чистенькая, и Андрею это понравилось. Он уселся на заднее сиденье, которое оказалось твёрдым и холодным, скукожился и чуть ли не застучал зубами от резко усилившегося озноба.
– Сейчас нагреем, – заводя машину и глядя на Андрея в зеркало заднего вида, сказал таксист.
– О, как столица от нас далека! – пробормотал Андрей.
– Чего? – спросил таксист, и, не дождавшись ответа, добавил: – Быстро доедем…
15 января
Диктую по телефону из Екатеринбурга. Это четвёртая точка в моём путешествии с предпремьерным показом фильма. Каждый день перевожу стрелки часов, вчера – на четыре часа, сегодня всего на час, завтра переведу на два. А за иллюминатором самолёта один и тот же нескончаемый пейзаж. И всё время мороз и ясное высокое небо. Остров Сахалин, конечно, сильно отличался – своими сопками, береговой линией и льдами с одной и другой стороны. Вся же остальная география под крылом самолёта кажется просто невнятным карандашным наброском на огромном листе белой бумаги.
В очередной раз убеждаюсь, что нет в мире страны, где такое большое число людей жили бы в столь суровых, а часто – тяжелейших климатических и погодных условиях. И относились бы к этим условиям как к чему-то совершенно нормальному, тем более что с ними ничего нельзя поделать.
Получаю огромное удовольствие от ежевечернего присутствия в кинозалах на показе нашей картины. Полфильма дремлю, потому что знаю фильм посекундно, а уже четвёртые сутки ночного сна у меня не получается, – но не могу себе отказать в удовольствии присутствовать в зале и слышать реакцию зрителей. Жаль, я один из съёмочной группы могу получать это удовольствие. Ну а совсем скоро премьера картины стартует по всей большой стране.
Вчера я встретился с настоящим поклонником! Я, конечно, знаю, что поклонники есть и что среди них есть настоящие фанаты, но встречаться с такими лицом к лицу удаётся нечасто. Я видел и майки со своим изображением, и нарисованные от руки большие портреты и даже не раз видел свою физиономию, вышитую крестиком… Но вот вчера столкнулся с подлинным почтительным отношением к себе, столь почтительным, что буквально оторопел. Дело происходило ранним утром, и народу было совсем мало. По моему вызову пришёл один из трёх лифтов, открылся, и из него шагнул мне навстречу парень лет двадцати пяти. Увидев меня, он тут же узнал, очень удивился, в одну секунду успел и обрадоваться и сильно покраснеть. А став абсолютно пунцовым, заулыбался, смущённо поздоровался и сказал: «Евгений Валерьевич, воспользуйтесь другим лифтом, вы меня простите, но я там пукнул». Вот такая трогательная история.
Сегодня представлю фильм в Екатеринбурге, а завтра уже буду в Питере, дальше – Воронеж, Москва и Краснодар, где, надеюсь, будет тепло; на Сахалине было минус тридцать, в Хабаровске минус сорок один, в Новосибирске почти жарко, то есть минус пятнадцать, а в Екатеринбурге, хоть и солнышко, минус двадцать два.
В прошлый раз выходил сюда из Москвы перед тем как лететь на Сахалин, и оттого что каждый день пересекал часовые пояса, у меня возникло ощущение каких-то бесконечных, но всё же одних суток. Будто в прошлый раз писал сюда только вчера. А потому мне хочется сказать: «До завтра!» (Улыбка)
17 января
Я уже в Воронеже, а позади два «бурга»: Екатеринбург и Санкт-Петербург. Всё-таки мощный город Екатеринбург. В первый раз мне удалось его так хорошо рассмотреть, в таком прозрачном и морозном воздухе. Обычно он укрыт облаками. Питер так разглядеть не удалось, поскольку взлетали в плотный снегопад и видимости не было никакой.
Зато в Питере представлял фильм в старинном и красивейшем кинотеатре «Аврора». Вчера, стоя перед экраном и говоря вступительное слово, вспомнил, что в последний раз был в этом кинотеатре летом 1974 года с папой. Не помню точно, какой фильм мы смотрели, то ли это был «Фантомас», который разбушевался, то ли «Парижские тайны». В обоих фильмах снимался Жан Маре. И меня так накрыло!
Удивительно, я в этом кинозале был совсем ребёнком. И вот теперь моя физиономия на том же экране, на котором когда-то я видел Жана Маре. В родном Кемерово фильм будет идти в кинотеатрах «Космос» и «Юбилейный». Ужасно жалко, что я не смогу там в это время побывать. Всё-таки «Юбилейный» – кинотеатр моего детства, мы жили неподалеку, и именно его я описываю в книге «Реки». Как мне нравились его звонкие карболитовые сиденья! Какими они казались удобными! Как замирало моё сердце, когда на экране вставало огромное солнце и к горизонту ехали неуловимые мстители! «Юбилейный» был первым в Кемерово широкоформатным кинотеатром, и для меня он навсегда останется самым большим.
18 января
Только что прилетел из Воронежа и очень хочу успеть переодеться и не опоздать на московскую премьеру. Хочется быть нарядным, но восемь взлётов и посадок за семь дней отразились на качестве физиономии, поэтому, боюсь, очень празднично выглядеть не смогу (улыбка). А сегодня соберутся многие из съёмочной группы. С кем-то мы не виделись полтора года, с последнего съёмочного дня. Соберутся знакомые, друзья, для которых ожидание увидеть нашу картину уже сильно перегрето, а кто-то и отчаялся получить «сатисфакцию».
20 января
Вот и дожили мы до настоящей премьеры!
Предпремьерный показ в Москве прошёл суматошно. Журналистов и привыкшей к премьерам и презентациям публики, которая приходит на фильмы, чтобы отметиться, было предельно много. Жаль, те, кто делал фильм, не знают радости, которую я испытал в кинозалах вошедших в промотур городов: там были реакция и атмосфера, которых мы ждали и на которые надеялись. И как это ни странно прозвучит, оборудование в региональных кинотеатрах намного современнее и гораздо лучше настроено, чем в московском кинотеатре, где была премьера.
Но всё равно я счастлив от московского показа, потому что наконец-то пришли друзья, театральные коллеги, приятели, которые очень и очень ждали. Они волновались гораздо сильнее нас, ведь то, что касается встречи с отечественным кинематографом, всегда связано либо с перегретыми ожиданиями, либо с разочарованием. Как же боялись разочарования наши друзья и приятели и как были рады, что мы их не подвели!
На фильм пришёл очень важный и знаковый для меня зритель… Михаил Михайлович Жванецкий. То, что он сказал на вечеринке после фильма, а потом – мне за рюмочкой, наполнило меня профессиональной и человеческой радостью, гордостью и подлинным удовлетворением.
22 января
Диктую из Омска. За бортом минус двадцать пять. И опять мороз, и опять солнце. Огромная страна. Огромная! И везде одна и та же картина. С солнцем красиво, величественно и холодно, без солнца – просто холодно.
Сегодня завершается мой промотур (Калининград не считаю – там я дома). Удивительно! Как же мне повезло! График был составлен столь плотно, на пределе логистики, что достаточно было одного сбоя, одной задержки рейса и ещё какого-нибудь форс-мажора, и весь сложно выстроенный и продуманный тур был бы скомкан. Но всё, несмотря на весьма сложное и непредсказуемое время года, прошло идеально. Даже Сахалин выпустил меня в ясную погоду и только через несколько часов накрылся метелями, пургой, нелётной погодой, закрытым сообщением, – ну то есть всем тем, что показывали в новостях.
Мало в нашей гигантской стране благодатных мест, где людям не приходится по полгода носить изнурительную тёплую зимнюю одежду и считать март невесенним месяцем.
Летел из Москвы в Краснодар и в первый раз в жизни, благодаря удивительно ясной погоде и морозному воздуху, видел те самые поля, которые называются бескрайними – с высоты десять тысяч метров в обе стороны, до самого горизонта. Меня поразили красота геометрии и масштабы увиденного. Причём в самолёте все приникли к иллюминаторам, даже те, кто летает этим рейсом часто. Все восхищались и говорили, что никогда не видели такого зрелища при столь ясном и прозрачном воздухе, да и такие снега на этих полях – нечастое явление. Ещё пять минут назад реки и водоёмы были подо льдом – а тут уже никакого льда. Снег прямо на глазах исчезал, и проступали зелень и чернота мокрой земли, словно я видел наступление весны на суперускоренной перемотке. Это было невероятно. За полчаса от настоящей зимы мы подлетели к Краснодару, от которого даже сквозь иллюминатор, казалось, в салон проникают запахи мокрых полей.
В Краснодаре и Ростове люди на фильме смеялись гораздо больше, чем, скажем, в Новосибирске. Если бы кто-то стоял за дверью кинозала, он подумал бы, что идёт комедия. Юг! Южане! (Улыбка) Всё-таки на юге живётся полегче, это ощущается особенно зимой. И как же мало в нашей гигантской стране (да что там гигантской, самой большой в мире) мест, которые можно назвать «югом»!
Сегодня в пять утра я проехал по спящему морозным сном Омску и прибыл в гостиницу «Маяк». Её долго ремонтировали, и я не мог в ней останавливаться, но вот наконец-то! Я очень люблю это здание. Оно в любое время суток и при любой погоде – будто кадр из шестидесятых годов. В таких зданиях, за такими окнами жили и продолжают жить герои чёрно-белых культовых лент. А эти надписи, неоновые вывески… как я их люблю! Для меня с детства есть в них что-то радостное, притягивающее и чудесное.
Сибирь. Минус двадцать пять. До рассвета часа полтора. Я прилетел в Омск, увидел гостиницу «Маяк» и почувствовал себя и геологом, и учёным физиком, и лириком в одном лице, – то есть персонажем и песен Визбора, и «Девяти дней одного года».
25 января
Вчера только приехал из аэропорта – стали звонить друзья, интересоваться, где я и что я. Особенно беспокоились те, кто провожал из Омска, и те, кто знал, что у меня перелёт с пересадкой в Москве. Уже после этого посмотрел новости. Нет, я прилетал и улетал из «Шереметьева»…
Я очень хорошо знаю практически все аэропорты крупных городов страны. Все они работают по-разному, везде разные правила, установки, а главное – настроения. В каких-то немноголюдно, чисто и очень строго, в каких-то шумно, множество людей, киосков и нет никакого видимого контроля за происходящим. Могу сказать одно: совершить теракт в одном из аэропортов страны можно было без особого труда. Значит, до вчерашнего дня это просто никому не было нужно.
Но строгость досмотра при прохождении в самолёты в наших аэропортах могу оценить как довольно высокую. И проявляется она ко всем, в том числе к известным и даже любимым артистам и прочим деятелям культуры. Как проверяют руководителей и депутатов, не знаю, ни тем ни другим никогда не был.
Сейчас всех собак вешают на аэропорт «Домодедово», дескать, это они нарушали правила безопасности, и прочее и прочее. Могу сказать с полной ответственностью, что службы безопасности «Домодедова» работают много лучше, чем в «Шереметьеве». Вчера я был в зале прилёта, какое-то время провёл в зале вылета в терминале D. Никакого досмотра при вхождении в здание терминала, что в зал прилёта, что в зал вылета, не было. Ни вчера, ни на прошлой неделе, ни месяц назад. Просто входишь и всё. Тележки стоят на улице. Ставишь вещи на тележку, если их много, а если немного – несёшь в руках и проходишь совершенно спокойно.
В «Домодедове» каждый год, а то и чаще всё менялось. Он достраивался, перестраивался. Привыкнешь к одному входу – а в следующий раз надо входить в другой. То у них включался строгий подход к пропуску в здание и выстраивались очереди на улице, то они отказывались от досмотра при входе и делали его весьма формально. Но в общем и целом наземные службы и всё, что связано с багажом, регистрацией, а главное – личным досмотром, всегда было лучше, чем в других аэропортах. Это я не к тому, что «Домодедово» – идеальный аэропорт, а к тому, что в других местах ещё хуже. Но просто почему-то выбрали именно «Домодедово». Выбрали очень людное время и зал прилёта, к которому меньше всего внимания.
Я хорошо знаю этот зал, через него часто проходил, когда прилетал из Украины или Казахстана, реже – когда возвращался из какой-то более дальней заграницы… Хорошо знакомое место. Там вчера погибла моя молодая коллега Анна Яблонская. Не могу вспомнить, были ли мы знакомы. Возможно, были. Я часто бывал в Одессе, откуда она прилетела. Гибель коллеги ощущается очень чувствительно. Хотя говорю себе: какая разница, коллега или не коллега…
Как же нас всех это касается! Как же мы все, представители разных профессий, городов, стран, возрастов, полов и так далее, беззащитны! Органы безопасности занимаются государственной безопасностью, а мы, то есть пешеходы и пассажиры, не входим в число объектов и субъектов, на которые государственная безопасность распространяется… Ясно же, что эффективность служб безопасности проявляется не в том, как они находят злодеев, а в том, как они могут предотвратить злодеяние. Спонтанное злодеяние предотвратить почти невозможно, но тщательно подготовленное они обязаны предотвратить, выявить на стадии той самой тщательной подготовки, о которой сейчас так много говорят.
Я не могу видеть пафосные и серьёзные физиономии наших руководителей, которые говорят об ответственности кого угодно, кроме как о своей собственной. А ведь это именно они не могут навести порядок в подвластных им органах. Именно они вместо серьёзной и сложнейшей работы забрасывают бюджетными деньгами проблемные регионы – для создания ощущения порядка… Но единственное, на что они способны, – это сделать несколько грозных по содержанию и дерзких по форме заявлений и пообещать, мол, все будут замочены, отловлены и уничтожены… Надувают щёки, играют желваками и со скорбным видом сыплют обещаниями. Никакой, даже малейшей личной ответственности… я уж не говорю о покаянии.
Что нам остаётся? Я полагаю, сохранять спокойствие, возможную бдительность и оставаться при этом людьми… У меня для моих перелётов есть специальная одежда и обувь: это брюки без ремня, ботинки, которые легко снимаются и надеваются. Я не вожу с собой ножницы… и вообще ничего такого, что бы привлекло внимание тех, кто проверяет нас в аэропортах при личном досмотре. Не хочу тратить лишнего времени, а главное – не хочу отвлекать и раздражать людей, которые заняты весьма сложной и ответственной работой. Всегда делаю замечание тем, кто начинает глупо качать права или вступать в пререкания с людьми, выполняющими инструкции. И чем строже, спокойнее и при этом с кажущейся бессмысленностью они их выполняют, тем безопаснее я себя чувствую.