Подобрав добычу, человек дает знак товарищу и спускается вниз по ледяной лестнице.
За железной дверью слышится скрежет, после чего дверь приоткрывается, из появившейся щели на серую ледяную стену падает полоска тусклого желтого света.
— Илья, ты? — спрашивает из-за двери ломающийся мальчишеский голос.
— Я, — отвечает человек. — Ты, Ваня, стук не слышал? Открывай давай, не морозь!
Войдя в тамбур, Илья Лисов скинул собаку с плеча и аккуратно снял рюкзак с привязанными к нему по бокам снегоступами. Обрез — бывший в прошлой жизни охотничьей вертикальной двустволкой ИЖ-27 — положил на специально пристроенный в углу столик, снял с груди короткий автомат — ментовскую «Ксюху», положил рядом, — пусть оружие пока здесь полежит. В Убежище сильно теплее, стволы сразу конденсат словят, их придется тут же чистить, а после вылазки охота отогреться, помыться, поесть, в себя прийти. Почистить оружие можно позже.
Вошедший следом Антон Мельников тоже оставил стволы на столике. Вместо собаки у Антона через плечо была перекинута связка из двух одеревенелых от мороза кошек и одного зайца.
— Папочка! — белобрысая девочка восьми лет выскочила из-за брезентового полога, закрывающего проход между тамбуром и Убежищем и подбежала к Антону.
— Машенька! Ну, иди ко мне, моя маленькая! — Антон расстегнул стылый бушлат и присел, широко расставив руки. Девочка бросилась в объятия к отцу, обхватила его за шею обеими ручками.
— Маша! — послышался из-за полога строгий женский голос. — Ты почему раздетая в тамбур вышла?
— Ну, ма-а-ам!.. — отозвалась девочка, не отлипая от папиной шеи.
Антон чуть отстранил дочку, со строгим видом осмотрев, в чем та одета. Два мальчиковых свитера — один с рукавами, другой, поверх него, без — и мешковатые штаны, тоже не девчачьи, на ногах — дутые нейлоновые сапожки. Осмотр удовлетворил его и он сменил строгий взгляд на более мягкий. В тамбуре мороза не было; температура держалась около семи градусов Цельсия: не простынет.
— Все хорошо, Насть! — громко сказал Антон. — Она не замерзнет. — И, чмокнув дочку в курносый веснушчатый носик, добавил, уже обращаясь к ней: — Ну, давай, иди внутрь, чтобы мама не ругалась…
Девочка быстро кивнула и юркнула за полог.
В тамбур вышли трое: Пётр Николаевич, которого все звали просто Николаичем — заросший щетиной тощий немолодой мужик в очках и растянутом свитере с оленями и с обрезом в самодельном чехле на ремне у пояса; Марина — невысокая крепкая женщина на вид лет пятидесяти (возраст свой она скрывала) в мешковатом шерстяном платье; и Степан — короткостриженый парень семнадцати лет с не по возрасту глубоким взглядом и седыми висками — старший брат Ивана.
— Недурно поохотились! — поздоровавшись, заметил Николаич, кивая на сваленную на пол добычу.
— Да, Николаич, в этот раз неплохо, — согласился Илья.
— За косым, небось, побегать пришлось… — поинтересовалась Марина.
— Не, — ответил ей Антон, — больной он какой-то, медленный был…
Седой парень подошел к зайцу, наклонился и взял тушку, повертел в руках.
— Его раньше уже кто-то прихватил за ногу… Вот, смотрите… — он показал заживший рубец на шкуре русака. — Собака, или шакал… Но он тогда, похоже, отбился, хоть и остался инвалидом.
— Ну, спасибо тебе, Стёп… — ответил ему Антон, — теперь я себя виноватить буду.
— А чего виноватить? — не смешно усмехнулся седой парень. — Времена сейчас такие… Да и ты же его быстро подстрелил, а собаки или волки живьем бы драли… Так что, вариант с тобой ему даже лучше. А хромой он все равно первым из своих сородичей попался бы… О, котэ!
За железной дверью слышится скрежет, после чего дверь приоткрывается, из появившейся щели на серую ледяную стену падает полоска тусклого желтого света.
— Илья, ты? — спрашивает из-за двери ломающийся мальчишеский голос.
— Я, — отвечает человек. — Ты, Ваня, стук не слышал? Открывай давай, не морозь!
Войдя в тамбур, Илья Лисов скинул собаку с плеча и аккуратно снял рюкзак с привязанными к нему по бокам снегоступами. Обрез — бывший в прошлой жизни охотничьей вертикальной двустволкой ИЖ-27 — положил на специально пристроенный в углу столик, снял с груди короткий автомат — ментовскую «Ксюху», положил рядом, — пусть оружие пока здесь полежит. В Убежище сильно теплее, стволы сразу конденсат словят, их придется тут же чистить, а после вылазки охота отогреться, помыться, поесть, в себя прийти. Почистить оружие можно позже.
Вошедший следом Антон Мельников тоже оставил стволы на столике. Вместо собаки у Антона через плечо была перекинута связка из двух одеревенелых от мороза кошек и одного зайца.
— Папочка! — белобрысая девочка восьми лет выскочила из-за брезентового полога, закрывающего проход между тамбуром и Убежищем и подбежала к Антону.
— Машенька! Ну, иди ко мне, моя маленькая! — Антон расстегнул стылый бушлат и присел, широко расставив руки. Девочка бросилась в объятия к отцу, обхватила его за шею обеими ручками.
— Маша! — послышался из-за полога строгий женский голос. — Ты почему раздетая в тамбур вышла?
— Ну, ма-а-ам!.. — отозвалась девочка, не отлипая от папиной шеи.
Антон чуть отстранил дочку, со строгим видом осмотрев, в чем та одета. Два мальчиковых свитера — один с рукавами, другой, поверх него, без — и мешковатые штаны, тоже не девчачьи, на ногах — дутые нейлоновые сапожки. Осмотр удовлетворил его и он сменил строгий взгляд на более мягкий. В тамбуре мороза не было; температура держалась около семи градусов Цельсия: не простынет.
— Все хорошо, Насть! — громко сказал Антон. — Она не замерзнет. — И, чмокнув дочку в курносый веснушчатый носик, добавил, уже обращаясь к ней: — Ну, давай, иди внутрь, чтобы мама не ругалась…
Девочка быстро кивнула и юркнула за полог.
В тамбур вышли трое: Пётр Николаевич, которого все звали просто Николаичем — заросший щетиной тощий немолодой мужик в очках и растянутом свитере с оленями и с обрезом в самодельном чехле на ремне у пояса; Марина — невысокая крепкая женщина на вид лет пятидесяти (возраст свой она скрывала) в мешковатом шерстяном платье; и Степан — короткостриженый парень семнадцати лет с не по возрасту глубоким взглядом и седыми висками — старший брат Ивана.
— Недурно поохотились! — поздоровавшись, заметил Николаич, кивая на сваленную на пол добычу.
— Да, Николаич, в этот раз неплохо, — согласился Илья.
— За косым, небось, побегать пришлось… — поинтересовалась Марина.
— Не, — ответил ей Антон, — больной он какой-то, медленный был…
Седой парень подошел к зайцу, наклонился и взял тушку, повертел в руках.
— Его раньше уже кто-то прихватил за ногу… Вот, смотрите… — он показал заживший рубец на шкуре русака. — Собака, или шакал… Но он тогда, похоже, отбился, хоть и остался инвалидом.
— Ну, спасибо тебе, Стёп… — ответил ему Антон, — теперь я себя виноватить буду.
— А чего виноватить? — не смешно усмехнулся седой парень. — Времена сейчас такие… Да и ты же его быстро подстрелил, а собаки или волки живьем бы драли… Так что, вариант с тобой ему даже лучше. А хромой он все равно первым из своих сородичей попался бы… О, котэ!
— Ага, — усмехнулся Антон. — Хитрожопые… Крались за нами целой кодлой по деревьям, ловили момент, чтобы на шею прыгнуть…