– Кстати, что сказали наши инвесторы? Посылку они получили?
– О, да. Профессор перебросил несколько ящиков со слитками домой. Оттуда уже прислали весточку, что наши кредиторы очень счастливы и готовят банкет по случаю блестяще завершенной экспедиции.
– Пусть готовят. Только не забудьте, что контракт у нас без изменений и я ни процента сверху из добычи не отдам. Вам десять, сорок инвесторам и остальное командованию. Все, как было зафиксировано в бумагах.
– Разумеется... Правда, я не совсем понимаю, сколько это получится в итоге...
– Замок, Пабло. Замок, шлюхи, золотые унитазы по всем комнатам и шейхи, которые удавятся от зависти к твоему состоянию. Главное, сейчас не облажаться. Дать команде отдых, завершить работы на лодке и через две недели выйти в очередной поход...
Отделавшись от прилипчивого толстяка, Ганс двинулся в святая святых – лабораторию. Там безумный профессор хотел поделиться последними сплетнями, похвастать успехами и обсудить пару вопросов о ближайшем будущем. Потому как белокурый командир команды вместе с яйцеголовым умником собирался весь куш поделить чуть-чуть в иной пропорции. И ни госпожа штурмбаннфюрер, ни боевики, ни тем более латиноамериканские мафиози в этот расклад не вписывались от слова совсем. Ну и распилить будущую гору золота и драгоценностей пополам с профессором было куда как более приятно, чем получить паршивую медальку сдохшего Рейха на грудь и абстрактное спасибо от недобитков, до сих пор мечтающих оживить давно подохший труп, оравший с трибуны про единый народ и любимого фюрера.
Пятьдесят процентов добычи – это куда как интереснее. Ведь от профессора пока не получится отделаться. Ну а дальше – будем посмотреть. Ведь будущее – оно еще не наступило. Может случиться и так, что в финале останется действительно один победитель. Один белокурый господин со стальным взглядом серых глаз. И целая гора высоколиквидного счастья, ради которого стоит рискнуть.
Погасив кривую ухмылку Ганс шагнул в ярко освещенный зал, прикрыл за собой тяжелую дверь и задал любимый вопрос, выделив ключевое “нас”:
– Как у нас дела, профессор?
Корабль стоял на якоре, лениво покачиваясь на невысоких пологих волнах. Внизу сквозь кристально чистую воду лениво шевелился ковер из водорослей, обступая цепочку маленьких серых невзрачных куполов.
– Это стоянка их охотников. Место безопасное. Для настоящих зубаток тут мелковато, они предпочитают более глубокие места. А вот их молодняк часто на мелководье мелькает. В заросли не лезут, там других паразитов хватает, кто готов в бок вцепиться. А вот у поверхности стаями ходят, чтобы быстро атаковать любого, кто на глаза попадется и не успеет куда-нибудь спрятаться.
– То есть мне придется от кучи агрессивных рыб отбиваться?
– Нет, это вряд ли. Во-первых, молодь зубаток все же ночная рыба, днем они редко где попадаются. Во-вторых, эти гады терпеть не могут запах жмыха, который остается после перегонки самогона. Если кровь где почуяли, то не отгонишь. Но если просто в воду эту гадость высыпать, то уже через пять минут ни одной рыбины в пределах мили не найдешь. А мы уже целую бочку вывалили. Так что, про зубаток я бы не беспокоился, – Ностро довольно почесал брюхо и поправил любимую старую латанную майку. Инструктаж водяного – дело не хитрое. Главное, это ведь ему туда лезть, не капитану. Так что причин для волнения не видать.
Каппа еще раз заглянул за борт и ткнул пальцем в непонятное шевеление рядом с дальним куполом:
– А это еще кто?
– Угри. Тупая башка, маленький рот, жирный хвост. Вкусные... Тритоны их как деликатесы разводят. Сидят обычно в водорослях, просто так не достанешь. Наверное, на остатки жмыха вылезли. Им это – как угощение.
– Ага. Большие, толстые, съедобные. И кто на них любит охотиться?
Капитан посмотрел на трубку, которую баюкал в руках, и с толикой сомнения ответил:
– Любая рыба, кто жрет других.
– То есть мы выманили толпу угрей на пустое место, чтобы на бесплатный обед приплыла толпа тех же зубаток. Я правильно понимаю?
– Так ведь день. И запах...
Вздохнув, Виталий нацепил на ноги короткие жесткие ласты, затем натянул на глаза лупоглазые очки и проверил, крепко ли сидит на носу прищепка. Все же снаряжение у местных водяных для походов под воду – как в каменном веке. Но где наша не пропадала. Подцепив коробку с дыхательными пластинами, Каппа затянул широкие ремни, проверил трубку с грубым загубником и прогундосил:
– Ладно, мастеров мало. А еще что?
– Материалы. Если ты берешь что-то из-под воды, то будь уверен, что заменить это чем-то другим не получится. Сам посуди. Их пластины для выработки газов. Это же что-то невероятное. Ставишь такую штуку размером с дверь на заполненный бак, после чего в комнате можно дышать воздухом, который эта штука добывает напрямую из воды. И ведь знает, зараза, сколько надо воздуха отдать, а сколько дряни обратно впитать. И не ошибается, будь в комнате один человек или десяток.
— Подожди, – Каппа даже присел от возбуждения. -- Получается, подводные корабли так работают?
– Ага. Проточная вода через набор пластин дает воздух. Другой набор позволяет роторные двигатели подключать, которые винты крутят. Жидкость из светляков вместо карбидных фонарей. Только подкармливать их не забывай и спать укладывать, когда свет не нужен. А корпуса наполовину из хитина выращивают, прямо поверх железного наборного каркаса. Хотя это уже для совсем богатых и рискованных, тритоны за свою работу немало просят. Поэтому зачастую лодки собирают из разных компонентов. Где-то подводные новинки ставят, где-то попроще с кряжей аппаратуру монтируют. Там города затопленные совсем неглубоко, много что поднять удалось.
– Чудеса...
Снова устроившись на своем месте водолаз задумался. Похоже, местная частично затопленная цивилизация нашла свой собственный путь развития. Из рассказов Таторе и Ностро выходило, что этот симбиоз человека и тритона насчитывает от силы сто лет. После того, как большую часть Вардена заняли новые моря, остатки имперской власти развалились на множество крохотных княжеств и городов-государств. Кто-то окопался в горах, превратив бывшие выработки в новые поселения. Кто-то сколотил из обломков остовы будущих ферм и деревень. Когда тритоны заглянули в новые теплые воды, их поначалу встретили неласково. Люди элементарно боялись, что незванные соседи уничтожат ростки новой жизни. Неизвестно, кто именно из подводного народа смог первым наладить дружеские отношения с “не умеющими дышать”, но в итоге мирный договор обернулся взаимовыгодным сосуществованием.
С поверхности вниз пошли металлы, керамика, помощь в защите от морских тварей. В обмен на это разумные земноводные помогали с загонами для рыбы, возводили плантации водорослей, укрепляли опоры городов быстро растущими коралловыми колониями. А четверть века тому назад совместными усилиями удалось продвинуться в технологиях получения воздуха из воды и новых двигателей, которые стали устанавливать на подводные лодки и небольшие корабли. Да, без наладки тритонов многое из их изделий не работало, но все равно, рывок был существенный. И если сначала люди предпочитали не опускаться ниже двадцати-тридцати метров, то сейчас активно уже потрошили затопленные города глубже полусотни, подбираясь к серьезным цифрам.
Кроме того, несмотря на несколько жестких конфликтов и стычек между быстро набирающими силу новыми королевствами, общие отношения между людьми оставались спокойными. Торговля и малочисленность анклавов диктовали свои условия любому новоявленному Наполеону. Зачастую проще было построить у себя на мелководье новую ферму и получать регулярно свежую рыбу, чем пытаться захватить это силой у соседа, рискуя угробить подданных. И сама человеческая натура и тяга к познанию нового создали новую обширную сеть клановых связей и торговых гильдий по всему Вардену, превратив аморфную структуру во что-то общее. Там, где у тритонов до сих пор существовало понятие “чужой клан – чужие воды”, люди успевали бросить якорь и поставить новый форпост. Дошло до того, что для хвостатых зачастую оказалось проще перебраться из конца в конец внутреннего огромного моря на человеческом корабле, чем грести самим, пересекая многочисленные границы и выясняя, нет ли у очередного местного подводного царька каких-либо старых претензий к твоим родственникам.
– Ладно, отдых закончился, пойду я. Завтра на месте будем, надо оставшиеся мелочи доделать... Кстати, тебе не говорили, что ты странный?
– С чего бы?
– Половина людей живет на воде, но мир глубины не понимает. И хвостатых тоже. Принимают их как миролюбивых соседей. Торгуют с ними. Их безделушки могут использовать. Но на самом деле боятся и глубокой воды, и новшества. Наверное, слишком сильна еще память о катастрофе, которую устроили любители прогресса.
– А ты?
– А я на этом зарабатываю. Хотя многие хозяева мастерских так же в спину шипят, что девка с ума слетела, с железками ковыряться и с морскими диковинами разговаривать... Хотя, о чем это я. Ты же водяной. А у вас все не как у людей...
Поднявшись, Перлита быстро скатала свой тюфяк и сунула его между бочек. Каппа помахал ей в след и тоже засобирался. Надо было в последний раз уточнить у капитана, как именно будет проходить процедура знакомства с ближайшим кланом тритонов. Да и оборудование следовало проверить. Хоть и испытал его в порту, но все равно оставалось еще ощущение нереальности от этой помеси стим-панка и лягушачьих поделок.
Ну и то, что выглядит он странным в глазах аборигенов, этому нужно искать какое-то объяснение. Не всегда будут списывать на мозги, покалеченные многочисленными погружениями. Ляпнешь чего-нибудь про другие миры – так под водой и останешься навсегда, вместе с балластом, привязанным покрепче.
***
– Когда фюрер оставил нас, я плакала. Потому что думала, что надежда на возрождение Рейха навсегда покинула немцев вместе с лидером... Да, я плакала и не стыдилась слез... Но позже я поняла главное. То, что пытаюсь донести до вас, мои братья... Человек смертен. Человека можно убить. Лидер может состариться и навсегда покинуть нас. Но идея. Идея – она останется навсегда! Идея – это то, что движет нами, помогает нам свернуть горы на своем пути и достичь намеченных целей. И поэтому я говорю вам, братья! Еще не один вождь поднимет упавшее на брусчатку знамя! Еще не один возглавит колонну бойцов, которые идут по дороге! И сколько бы их не было, вместе с нами они достигнут нашей цели! Нашего счастья!
Коричневая отглаженная рубашка. Ремни портупеи. Распахнутый в иступленном крике рот. Женщина на трибуне, перед которой сотня застывших бойцов.
– Мы помним это? Да! Повторяйте за мной! Один народ! Один фюрер! Один Рейх!!!
Стоявший в углу Ганс вскинул руку в нацистском приветствии вслед за остальными, отмечая про себя и счастливый вид любимой тетушки, и фанатичный рев бойцов, собравшихся на импровизированный митинг. Ну, импровизация довольно условная, все же госпожа штурмбаннфюрер четко отслеживала настроения на базе и знала, когда стоит приотпустить вожжи, а когда необходимо устроить накачку для боевиков. А то, откуда тетя получила свое звание и как именно она была связана с разветвленной сетью бывших истинных бойцов сдохшего Рейха – эти глупые вопросы пусть кто другой задает. У Ганса и без того проблем хватает, чтобы цеплять себе на загривок еще недобитых нацистов. Использовать их для решения своей личной сверхзадачи – это да. А злить лишний раз или давать повод для сомнений – себе дороже. Золото для возрождения партии и фатерлянда? Само собой, ради этого и горбатимся. Портрет бесноватого в центральной зале? Почему бы и нет? Ручкой махнуть ему – чай, не отвалится. Зато народ жрет баланду и не морщится, мечтая о скором возвращении с победой. Осталось только на финишную прямую выйти и взять желанный и долгожданный приз.
Потевший рядом Пабло фыркнул под нос и влажно зашептал, шлепая жирными губами:
– Я вижу, половина механиков здесь, глотку дерут. А лодка до сих пор не готова к выходу!