Нарком, не увидел в моём лице испуга, да и остальные товарищи ожидали, что от меня завоняет, ответил поперхнувшись:
— Здрасьте.
Сталин мгновенно прочувствовал, что я не боюсь наркома, что нарком мне не интересен как не интересен чужой покойник. Тень недоумения промелькнула на его лице. Я чувствую всё, что чувствует Сталин в отношении меня. Вот ещё один упырь, подумалось. Или не упырь? Тогда кто?
— В отношении словечек, товарищ Сталин. Видите написано на английском "юлейт". Если читать по русски, то выходит "улёт". Я же самоучка, за границами не был. До всего приходится доходить своим умом, вот я и напридумывал, чтобы лучше запомнить. А, вот ещё на английском "бэксисе". Ну, а по русски прочитать, точно, товарищ Сталин, баксы. Я, товарищ Сталин, как запомнил так и говорю. Мне так легче ориентироваться в буржуазных языках.
А, ещё товарищ Сталин, я изучил самостоятельно японский. У нас во дворе жил японец, дворник. Ну, ещё при старом режиме. Я за ним повторял. А он стервец как услышит, что я повторяю за ним, так бегает за мной с лопатой. Правда не догнал ни разу. А то бы меня здесь не было.
Сталин с раздражением подумал: жалко, что не догнал. Догнал бы, тогда не морочил нам головы. И неожиданно для себя самого спросил:
— Чего же дворник за Вами гонялся, товарищ Филимонов.
— Так, товарищ Сталин, он же ругался по японски. Я, стало быть, услышу и ругаюсь в ответ. Между прочим большим человеком стал дворник. Недавно его видел в гостинице. Весь в разукрашенном мундире, наверно посол. Я встретил его, когда к Вам шёл. Он стоит с нашими в приёмной. Больше двадцати лет прошло. Но я узнал, не сразу, но узнал.
Встрял усато-бородатый, который компенсировал лысину бородой:
— Это иностранная делегация приехала из Японии. Японский посол и американские господа. У нас намечаются переговоры по международным вопросам. Вы, своей болтовнёй, задерживаете нас, товарищ.
Не знаю кто это, но помню, что все, кто бывал в кабинете усатого, долго не жили и умирали в муках. Если эти уроды позволяли себя убивать, то какое к ним уважение? Да и за что их уважать? Двадцать лет уничтожали народ своей страны, а когда пришли за ними, то завоняли про тридцать седьмой год. И каждый и этих упырей потянул за собой на муки тысячи. Не уничтожали бы людей миллионами двадцать лет подряд, то и за этими мудаками не пришли. Суки. Мало Вас, уродов, в тридцать седьмом мучили.
Ну и высказался по настроению:
— Не гони пургу, товарищ. Что же я не отличу нашего деревенского мужика от амера, что ли. Посол, да японец. А эти, что разговаривают с ним, полные придурки. Правильно товарищ Сталин сказал: полный отстой. Они и одеты-то. На них фраки сидят как на коровах. И говор у них Рязанский. Откуда у амера рязанский говор?
Усато-бородатая компенсация засуетилась, задёргалась. Знать дело нечисто. Баки заливает товарищу Сталину, сволочь. Мало тебя в прошлой жизни мучили, надо и здесь помучить, и побольше.
Усатый растопорщил усы:
— Мы сейчас разрешим Ваш спор с товарищем Литвиновым. Присядьте, товарищ Филимонов.
Сталин показывает, чтобы я сел рядом. Пока шёл к библиотеке, то вляпался в навоз. От сапог воняет и Сталин посмотрел вниз. Я извинился:
— Виноват, товарищ Сталин. Вляпался, а охрана не позволила задерживаться, чтобы очистить сапоги. Это все Эйшман, будь он неладен, скотина.
— Кто такой Эйшман, скотина, как Вы говорите?
Я рассказал усатому историю очистки от навоза улиц и как зарабатывал на этом бывший начальник в союзе писателей, вместе с тем, который шьёт и режет. Я даже повторил свою мысль:
— Если Эйшман так же шьёт и режет как убирает улицы, то наше дело швах.
Наконец, кому необходимо удалится, удалились, а те кому надо зайти, зашли. Остался и Ягода.
А, ещё товарищ Сталин, я изучил самостоятельно японский. У нас во дворе жил японец, дворник. Ну, ещё при старом режиме. Я за ним повторял. А он стервец как услышит, что я повторяю за ним, так бегает за мной с лопатой. Правда не догнал ни разу. А то бы меня здесь не было.
Сталин с раздражением подумал: жалко, что не догнал. Догнал бы, тогда не морочил нам головы. И неожиданно для себя самого спросил:
— Чего же дворник за Вами гонялся, товарищ Филимонов.
— Так, товарищ Сталин, он же ругался по японски. Я, стало быть, услышу и ругаюсь в ответ. Между прочим большим человеком стал дворник. Недавно его видел в гостинице. Весь в разукрашенном мундире, наверно посол. Я встретил его, когда к Вам шёл. Он стоит с нашими в приёмной. Больше двадцати лет прошло. Но я узнал, не сразу, но узнал.
Встрял усато-бородатый, который компенсировал лысину бородой:
— Это иностранная делегация приехала из Японии. Японский посол и американские господа. У нас намечаются переговоры по международным вопросам. Вы, своей болтовнёй, задерживаете нас, товарищ.
Не знаю кто это, но помню, что все, кто бывал в кабинете усатого, долго не жили и умирали в муках. Если эти уроды позволяли себя убивать, то какое к ним уважение? Да и за что их уважать? Двадцать лет уничтожали народ своей страны, а когда пришли за ними, то завоняли про тридцать седьмой год. И каждый и этих упырей потянул за собой на муки тысячи. Не уничтожали бы людей миллионами двадцать лет подряд, то и за этими мудаками не пришли. Суки. Мало Вас, уродов, в тридцать седьмом мучили.
Ну и высказался по настроению:
— Не гони пургу, товарищ. Что же я не отличу нашего деревенского мужика от амера, что ли. Посол, да японец. А эти, что разговаривают с ним, полные придурки. Правильно товарищ Сталин сказал: полный отстой. Они и одеты-то. На них фраки сидят как на коровах. И говор у них Рязанский. Откуда у амера рязанский говор?
Усато-бородатая компенсация засуетилась, задёргалась. Знать дело нечисто. Баки заливает товарищу Сталину, сволочь. Мало тебя в прошлой жизни мучили, надо и здесь помучить, и побольше.
Усатый растопорщил усы:
— Мы сейчас разрешим Ваш спор с товарищем Литвиновым. Присядьте, товарищ Филимонов.
Сталин показывает, чтобы я сел рядом. Пока шёл к библиотеке, то вляпался в навоз. От сапог воняет и Сталин посмотрел вниз. Я извинился:
— Виноват, товарищ Сталин. Вляпался, а охрана не позволила задерживаться, чтобы очистить сапоги. Это все Эйшман, будь он неладен, скотина.
— Кто такой Эйшман, скотина, как Вы говорите?
Я рассказал усатому историю очистки от навоза улиц и как зарабатывал на этом бывший начальник в союзе писателей, вместе с тем, который шьёт и режет. Я даже повторил свою мысль:
— Если Эйшман так же шьёт и режет как убирает улицы, то наше дело швах.
Наконец, кому необходимо удалится, удалились, а те кому надо зайти, зашли. Остался и Ягода.
Японец долго чего-то плёл. Литвинов и не пытался вякать. Переводил мужик из свиты японца. Мужик европеец, судя по одежде и говору наш человек, и переводит сбоку припёку. Я дожидался, когда японец скажет, затем выслушивал перевод и только потом говорил, что хотел сказать усатому посол.
Иногда мой перевод противоречил тому, что говорил переводчик из свиты посла. Самым оригинальным был перевод цифр. Посол говорил сто, переводчик двести. Усатый морщился при таких разночтениях в деньгах, но ничего не говорил.
Литвинов перестал ёрзать и успокоился, а чего. Раз усатый не ругается, не стучит кулаком по столу и по морде как царь Пётр вороватого Алексашку, то может и обойдётся, чего тогда волноваться?
Сталин несколько раз уточнял у посла. Переводчик переводил, а затем я шептал на ухо усатому, что переводчик на самом деле наплёл. По роже посла было видно, что он не понимает игру, которую затеяли вокруг его персоны.