Помогать нужды уже не было, старейшина Аникей Басов, большой по нелюдовским меркам человек, опорожнился прямо в портки.
— Ну тише-тише, не верещи, — попросил Рух, глумливо посмеиваясь про себя. Знатно пуганул старика, спасибо, не помер. И ведь не хотел пугать, так получилось, слишком долго ждать пришлось. Старикам пока в голову влезешь и дозовешься — наплачешься. А дело-то спешное.
— Ты? — Аникей выпучил глаза.
— Ну я, а ты кого ждал?
— Н-никого. Ну и сволочь ты, Заступа.
— Не лайся.
— Я в штаны напрудил!
— Новые принести? Я мигом, только скажи.
Аникей заохал, держась за промежность. Надрывно вздохнул и спросил:
— Чего тебе?
— Проведать зашел.
— Ага, поверил я. Чего надо?
— Слыхал поди, невесту-то у меня Ванька-постреленок отбил.
— Слыхал, — скорчил рожу Аникей. — Они как приперлись, ахнули все. Такой переполох поднялся, упаси Бог. Думали, пристукнул Ванька тебя.
— Пытался, чутка не хватило.
— А фурия эта, Марья, как с цепи сорвалась, люди поговорить хотели, так она на них кинулась, и пострадамшие есть.
— Горячая девка, — мечтательно причмокнул Рух.
— Мы к тебе, Заступа-батюшка, гонца посылали.
— Испугались?
— Как Бог свят, испужались. Куда мы без Заступы-то? Пропадем.
— Лестно.
— А гонец вернулся, грит, Заступа живой, показаться не показался, но ругательствами такими обложил, что и слышать не доводилось.
— Ты чего всполошился, хер старый? — прошамкала с печки жена, бабка Матрена. Ишь, услыхала, чума. Заноза в заднице, а не старуха, диавол в юбке, Аникеево наказание за грехи.
— До ветру, Матренушка, захотел, — угодливо отозвался Аникей. За годы сумел примириться с бабкиным нравом. Без Матрены Аникею так бы высоко ни в жисть не взлететь. Без приданого и нужных знакомств покойного тестя Григория Полосухина. Всем обязан ей Аникей, оттого и терпел.
— Так иди, чего стонешь?
— Иду, Матренушка, иду! — Аникей заспешил к выходу на сведенных костной хворью ногах. До ветру ему и вправду хотелось. Аж резало низ живота.
— В корыто не напруди! — пригрозила старуха. — Живо бороденку оттяпаю.
Аникей удрученно вздохнул. Гадина старая, как есть сатана. За печкой похрапывала работница Глашка. Помогала по хозяйству дьяволу в юбке: воду таскала, за скотиной следила, мыла полы. Ладная баба, молодая, задницей угол заденет, весь дом задрожит. Сиськи из рубахи вываливаются, сами в руки хотят. И с Аникеем ласковая, «дедушкой» кличет. Эх, щас бы к ней под бочок… Из-за занавески доносилось размеренное дыхание и пахло потным, разгоряченным женским телом.
Аникей с трудом оторвался от щели, вышел в сенцы. Ага, под бочок. Матрена ухватом по темени вдарит, забудешь, чем баба отлична от мужика. Улица встретила прохладой и темнотой. В хлеву шумно возилась свинья. Аникей заспешил через двор, зябко поджимая босые ноги. По-весеннему ледяная земля кусала за пятки. Поджимало так, что не было терпежу. Проклятая баба! Старческие пальцы лихорадочно потеребили завязки подштанников и затянули узел еще крепче. Холера те в бок! Увлекшись, не заметил, как от ворот отделилась черная, зыбкая тень и поплыла прямо к нему. Аникей приплясывал и ругался сквозь зубы, пытаясь сладить с тесьмой. На глаза навернулась слеза. Тень приблизилась, и участливый голос спросил:
— Помочь, Аникей?
Помогать нужды уже не было, старейшина Аникей Басов, большой по нелюдовским меркам человек, опорожнился прямо в портки.
— Ну тише-тише, не верещи, — попросил Рух, глумливо посмеиваясь про себя. Знатно пуганул старика, спасибо, не помер. И ведь не хотел пугать, так получилось, слишком долго ждать пришлось. Старикам пока в голову влезешь и дозовешься — наплачешься. А дело-то спешное.
— Ты? — Аникей выпучил глаза.
— Ну я, а ты кого ждал?
— Н-никого. Ну и сволочь ты, Заступа.
— Не лайся.
— Я в штаны напрудил!
— Новые принести? Я мигом, только скажи.
Аникей заохал, держась за промежность. Надрывно вздохнул и спросил:
— Чего тебе?
— Проведать зашел.
— Ага, поверил я. Чего надо?
— Слыхал поди, невесту-то у меня Ванька-постреленок отбил.
— Слыхал, — скорчил рожу Аникей. — Они как приперлись, ахнули все. Такой переполох поднялся, упаси Бог. Думали, пристукнул Ванька тебя.