Но я этого не заметил. Я никогда не увидел того, ради чего пришел. Потому что все время смотрел на стропила во второй комнате. Длинные коричневые балки над головой на фоне крыши подвала, увешанные большими крюками. Огромные стальные крюки, на которых висели какие-то штуки! Белые болтающиеся штуки! Человеческие скелеты!
Скелеты, слегка колеблемые сквозняком, тянувшим из открытой двери. Человеческие скелеты, настолько свежие, что висели целиком на сухожилиях. Свежие скелеты, подвешенные на крюках к длинным коричневым стропилам. На полу виднелась кровь и лоскуты плоти, а на алтаре все еще лежало что-то эдакое. Крюк был свободен, но существо лежало на алтаре перед черной статуей дьявола.
Я вспомнил, как Брайан Друм упомянул о тайных обрядах, все еще проводимых его семьей. Я подумал о его не гостеприимности по отношению к посетителям и о том, что он не позволил мне войти в подвал. Подумал о дальних подвалах, расположенных внизу; если это сердце дома, то что может скрываться в его душе?
Потом я оглянулся на танцующие скелеты, которые топтались по воздуху костлявыми ногами и размахивали блестящими руками, насмешливо улыбаясь мне. Они висели на стропилах Дома Друмов, и он охранял их, как хранят тайну.
Дом Друмов пребывал со мной в подвале, наблюдал за мной, ожидая моей реакции. Я не осмеливался показать этого. Просто стоял, чувствуя, как вокруг меня колеблется сила, исходящая от окровавленных стен, сила, вырывающаяся из диковинных узоров, вырезанных на камнях. Сила, поднимающаяся из-под пола, из потаенных глубин. Потом я ощутил на себе чей-то взгляд. В дверях стоял Брайан Друм.
Бэнкс вскочил на ноги. Его глаза были широко раскрыты. Он заново переживал эту сцену.
— Я бросил свечу и попал её горящим концом прямо ему в лицо. Затем схватил с алтаря таз и швырнул в голову Друма. Он упал. Я бросился на него, отчаянно вцепившись в горло. Я должен был атаковать первым, потому что, когда он стоял в дверях, я заметил в его руке нож для резки и разделывания мяса. И я вспомнил, о той окровавленной штуке, все еще лежавшей на алтаре. Вот почему я первым бросился на хозяина дома и теперь боролся с ним на каменном полу, пытаясь вырвать нож.
Но мне трудно было тягаться с Друмом. Он был великаном, легко поднял меня и потащил к центру комнаты, к свободному крюку, который блестел в ряду скелетов. Стальной наконечник торчал наружу, и я знал, что он собирается повесить меня на нем. Я цеплялся руками за руку с ножом, когда Друм заставил меня пройти вдоль ухмыляющейся шеренги безглазых наблюдателей. Он поднял меня так высоко, что моя голова оказалась на одном уровне с его безумно искаженным лицом.
Потом мои руки нашли его запястье. Отчаяние придало мне сил. Я отвел его вывернутую руку назад и вверх. Нож вошел Друму в живот одним мощным ударом. Инерция развернула его, и он упал. Его собственная шея зацепилась за стальной крюк, свисавший со стропил. Когда огромные руки отпустили меня, я снова и снова вонзал нож — кровь хлынула из его жилистого горла.
Умирая там, на крюке, он пробормотал: «Проклятие моего дома легло на тебя». Я слышал проклятие сквозь красный туман безумия. Тогда это не произвело на меня особого впечатления. Вместо этого меня терзал ужас нашей борьбы и его смерти; страх, который заставил меня взбежать по ступеням, не оборачиваясь, пробраться сквозь темноту в кабинет и поджечь дом.
Да, я сжег Дом Друмов, как в старину сжигали ведьм или колдунов. Я сжег Дом Друмов, чтобы огонь мог очистить и поглотить зло, набросившееся на меня, когда я выбежал из пылающего дома. Клянусь, пламя чуть не поглотило меня на бегу, хотя оно едва только разгорелось. Клянусь, дверь чуть не расплющила меня, словно превратившись в живое существо, пытающееся схватить жертву.
Только когда я стоял у подножия холма и смотрел на красное зарево, мне вспомнились слова Брайана. «Проклятие моего дома на тебе». Я думал о них, когда дверь исчезла в алом пламени, а когда зеваки отошли на более безопасное расстояние, я все еще оставался на том же месте, не обращая внимания на опасность, пока не увидел, как стены этого проклятого особняка рассыпались в пылающий пепел, и зловещее место было разрушено навсегда. Потом я на какое-то время обрел покой.
Но теперь… доктор… меня преследует нечто.
Уилл Бэнкс перешел на шепот:
— Я сразу же уехал из Эдинбурга, бросив исследования. Конечно, мне пришлось это сделать. К счастью, меня не привлекли к ответственности, но нервы были сильно расшатаны. Я был на грани настоящего психоза. Мне посоветовали путешествовать, чтобы восстановить здоровье, силы и укрепить свой разум. Поэтому я стал путешествовать.
Впервые я увидел его в Англии. Неделю проводил с друзьями в Манчестере; у них был загородный дом недалеко от промышленного города. Как-то днем мы катались по поместью верхом, и я отстал, чтобы дать отдых лошади. Солнце уже клонилось к закату, когда я завернул за угол и увидел холм. Небо над ним было красным.
Сначала я увидел холм. А потом на нем что-то выросло. Вы читали о привидениях, доктор? О том, как они проявляют себя с эктоплазмой? Говорят, что это похоже на то, как картинка проступает при проявке фотографии. Оно проявляется, постепенно обретая форму и наполняясь цветом.
Именно это и проделал дом! Дом Друмов! По мере того как я узнавал отвратительную крышу, выглядывавшую из-за склона холма, от его очертаний медленно расплывались волнистые линии. Глаза-окна покраснели от косых солнечных лучей и смотрели прямо на меня. «Входи, Уилл Бэнкс», словно приглашали они. Я смотрел целую минуту, моргая и всем сердцем надеясь, что видение исчезнет. Но этого не произошло.
Тогда я пришпорил коня и, не оглядываясь, поскакал по дороге до конца.
— Кто жил на холме? — спросил я.
Бэнкс остановился, посмотрел на меня. Еще до того, как он заговорил, я понял.
— Никто, — ответил он.
Друм встал и подошел к стене, и я заметил, как его пальцы нежно поглаживают древнее дерево. Это была не ласка знатока, держащего в руках редкий гобелен, и не ласка хозяина, поглаживающего собаку. Это была нежность любовника — мягкое поглаживающее движение понимания и скрытого желания.
— Этот старый дом и я понимаем друг друга, — буркнул Друм, и в его улыбке не было веселья. — Мы заботимся друг о друге, хотя сегодня мы одни. Дом защищает меня, пока я храню его секреты.
Он нежно погладил деревянную панель.
Бэнкс снова помолчал, тяжело сглотнул и продолжил:
— К этому времени во мне проснулось отвращение. Либо я сошел с ума, либо Брайан Друм. Мне была необходима информация, а потом нужно было выбраться оттуда. Я понял это, потому что не хочу больше видеть этот дом. Я не хотел даже думать об этом снова. И это не являлось хорошо известной боязнью замкнутых мест — это не была клаустрофобия, доктор. Я просто не мог выносить это место, вернее, неестественные мысли, которые оно вызывало. Но упрямство еще жило внутри меня. Я не хотел уходить без информации, за которой явился.
Я все испортил из-за беспричинной паники, охватившей меня, поднявшейся в сердце, когда Друм зажег свечи в сумеречной комнате и наполнил дом живыми тенями. Я спросил его почти напрямую, могу ли я посетить подвалы. Объяснил ему почему, рассказал о том, как изучал некоторые символы на стенах. Он стоял у канделябра на стене и зажигал восковую свечу. Когда та вспыхнула, в его глазах отразилась такая же вспышка.
— Нет, Уилл Бэнкс, — сказал он. — Вы не можете видеть подвалы Дома Друмов.
— Только это мне нужно и ничего больше.
Все, что я получил — быстрый взгляд и категорический отказ. Он не давал никаких объяснений, не намекал на тайны, которые я не имел права знать, не угрожал мне, если я буду настаивать. Нет, Брайан Друм ничего этого не делал. Но дом … дом! Дом намекал. Дом угрожал. Тени, казалось, сгустились на стенах, и на меня навалилась давящая тяжесть, охватила неосязаемыми щупальцами, давящими душу. Я не могу выразить это иначе, как в столь мелодраматической манере — дом ненавидел меня.
Я молчал и больше ни о чем не спрашивал. Брайан Друм подергал себя за черную бороду. Его улыбка означала, что инцидент исчерпан.
— Вам пора уходить, — сказал он. — А перед этим выпейте со мной.
Он вышел из комнаты, чтобы приготовить напитки. В этот момент меня охватил безумный порыв. И все же у этого импульса были причины. В конце концов, я приехал в Эдинбург только ради этого. Много лет я учился, и вот ключ, в котором я отчаянно нуждался. Это был единственный шанс получить нужную мне информацию, и, если надписи были именно такими, как мне хотелось, я мог записать их в блокнот в одно мгновение. Такова была первая причина.
Со второй оказалось сложнее. Дом угрожал мне. Как мышь в лапах у кошки, я знал, что меня ждет, но не мог усидеть на месте. Мне пришлось выворачиваться, извиваться. Лишившись общества Друма, даже на мгновение, я ощутил панику, как беспомощная мышь, на которую набросилась кошка. Я чувствовал, будто чьи-то глаза смотрели на меня, словно пронзали невидимыми когтями, торчащими со всех сторон. Я не мог оставаться в этой комнате, я должен был двигаться. Конечно, я мог бы последовать за Брайаном Друмом, но меня влекло совсем другое.
Я решил спуститься в подвал. Тихо поднялся на цыпочки и пошел по коридору. Было темно. Не поймите меня неправильно. Там не было привидений. Это был не такой особняк, какие описывают в бульварном чтиве с паутиной, летучими мышами и зловещим скрипом. Было просто темно, и эта темнота была древней. Уже триста лет это место не видело света, и его тишину не нарушал смех. Это была тьма, которая должна была быть мертвой, но она жила. И это угнетало и пугало в тысячу раз больше, чем вид призрака.
Я обнаружил, что дрожу, когда нашел дверь подвала с лестницей внизу. Свеча, которую я сунул в карман перед уходом из кабинета, оказалась у меня в руках, мокрая от пота. Я зажег ее и спустился по лестнице. Итак, я покинул голову дома и вошел в его сердце.
Буду краток. Подвал был огромен, там имелось много комнат, но без следов пыли. Не буду дальше описывать подробности. Просто там находилось святилище с длинными стенами, покрытыми символами, которые я искал, и алтарь, который, несомненно, был одним из камней друидов, о которых говорил Брайан.
Но я этого не заметил. Я никогда не увидел того, ради чего пришел. Потому что все время смотрел на стропила во второй комнате. Длинные коричневые балки над головой на фоне крыши подвала, увешанные большими крюками. Огромные стальные крюки, на которых висели какие-то штуки! Белые болтающиеся штуки! Человеческие скелеты!
Скелеты, слегка колеблемые сквозняком, тянувшим из открытой двери. Человеческие скелеты, настолько свежие, что висели целиком на сухожилиях. Свежие скелеты, подвешенные на крюках к длинным коричневым стропилам. На полу виднелась кровь и лоскуты плоти, а на алтаре все еще лежало что-то эдакое. Крюк был свободен, но существо лежало на алтаре перед черной статуей дьявола.
Я вспомнил, как Брайан Друм упомянул о тайных обрядах, все еще проводимых его семьей. Я подумал о его не гостеприимности по отношению к посетителям и о том, что он не позволил мне войти в подвал. Подумал о дальних подвалах, расположенных внизу; если это сердце дома, то что может скрываться в его душе?
Потом я оглянулся на танцующие скелеты, которые топтались по воздуху костлявыми ногами и размахивали блестящими руками, насмешливо улыбаясь мне. Они висели на стропилах Дома Друмов, и он охранял их, как хранят тайну.
Дом Друмов пребывал со мной в подвале, наблюдал за мной, ожидая моей реакции. Я не осмеливался показать этого. Просто стоял, чувствуя, как вокруг меня колеблется сила, исходящая от окровавленных стен, сила, вырывающаяся из диковинных узоров, вырезанных на камнях. Сила, поднимающаяся из-под пола, из потаенных глубин. Потом я ощутил на себе чей-то взгляд. В дверях стоял Брайан Друм.
Бэнкс вскочил на ноги. Его глаза были широко раскрыты. Он заново переживал эту сцену.