«Учет» везде на первом этаже — рядом со входом. Наверно, чтобы лишний раз коммунисты по этажам не шлялись — не мешали плодотворной работе. Ну и чтобы соответственно не услышали и не увидели чего лишнего. Сейчас любой школьник знает про «информацию правящую миром», а тогда или сейчас… Блин! С этим переносом точно «крыша», если не уехала, то сильно накренилась… — путаю «тогда» и «сейчас».
А… так вот, партаппарат интуитивно строился как частично более информированный, чем обычный уровень газета-радио-ТВ. Соответственно выше уровень — больше информации. Причастные к зачитыванию «закрытых писем ЦК» — гордились собой, как в Москве «абреки» «травматиком». Это давало ощущение сопричастности к властителям тайных знаний. Социальная метка своего времени. Помню, как я отцу на кухне их пересказывал, когда учился, и оба гордились — он мной, а я — собой.
Этих мыслей мне хватило как раз на дорогу по тканой дорожке до таблички «Сектор учета» и обитой железом двери (аналог нынешних стальных).
Как и ожидалось, после вежливого стука раздалось.
— Заходите!
За дверью обитала средних лет «дама». Одетая и причесанная строго, но изящно. Вся такая манерная. Стопроцентно жена какого-нибудь ответработника среднего или высшего звена. По ней даже в позднесоветские времена можно было изучать психотип — «дворянка». Ещё про неё я «уже» знал — наличие каллиграфического почерка. А как вы хотели? Партбилеты выписываются — не талоны на повидло. Бросив на неё взгляд, я отметил отсутствие на строгом темном костюме наград. Тайком выдохнул. Было опасение, что нарвусь на фронтовичку и начнется поиск пересечений.
Номера войсковой части, хоть и выученные наизусть — малоинформативны. Мне бы сейчас хоть с фронтами определится. Амнезия — амнезией, но для успешной акклиматизации — скудновато будет. Одна надежда — залезть через военкомат в личное дело, а там по чужим документам пробить нормальные наименования частей. Подразделения уже не так страшно. Главное — не нарваться на однополчан, а может и наоборот. Здесь уж как карта ляжет.
Молча, положил на стойку партбилет и сверху офицерскую книжку. Вот сейчас будет мне «весело». По правилам, учетная карточка будет идти спецсвязью по запросу. А куда делать запрос — город нужен. — Здравствуйте!
Вместо ответа отдаю честь и наклоняю голову. Ещё раз скользко. Манера поведения воспитанного офицера, а кто и как Сережа по жизни — х/з. Ладно, вариантов нет, надеюсь в связи с тем, что меня здесь никто не знает и прокатит. Несколько озадаченная моим молчанием, учетчица взялась изучать партбилет. А я внезапно озаренный, полез в вещмешок — за выпиской со спасительным диагнозом: «Временная амнезия».
Да-а… на фронте было бы проще. Помню в незабвенные девяностые… в период огаживания всех и вся, меня неприятно поразили чьи-то воспоминания: «На женских должностях в политотделах (машинистки, учетчицы) служили симпатичные девочки восемнадцати лет, которых регулярно отправляли в тыл на «лечение». Надо понимать, что с контрацепцией в это время было весьма и весьма хреново. С одной стороны обидно за ловко устроившихся партгадов, а с другой… — повезло сопливым девчонкам. Хоть и с дитем, но жить будут.
Так вот тем девочкам можно было навешать любой лапши на уши. Тут этот вариант не прокатит. «Тетка», сидящая здесь — это «монстр»! Монстр учета. Молодым не понять. Тут СЕЙЧАС чуть сфальшивишь… и махом ознакомишься с методами «Смерша». Блин! Вот ведь тоже вопрос, найти вывеску и прочитать — кто тут сейчас НКВД или МГБ. Разницы никакой, но — звоночек.
Дама тем временем изучила «парт-офицерские книжки» и теперь с очень заинтересованным видом изучала «Выписку». Это как же вовремя меня осенило. — Говорить можете? — прозвучал довольно приятный голос и даже вроде как с нотками участия.
— П-п-ло-о-хо! — озвучил я основную версию: «Там — помню, здесь… — не помню!» — спасибо незабвенному Доценту Леонову.
— Ну как же это вы так? Привыкли в армии, что в тылу у вас все свои. Вот и не бережётесь!
«Ага, я значит и не первый! Уже что-то».
Я принял виновато-покаянный вид и потупил глаза. Надо срочно в ней пробудить материнский инстинкт. Прокатит — обеспечу себе «агента влияния» Эти дамы знают много по должности. А через мужей — друзей — знакомых… и ещё чуть-чуть. И если захотят «пошефствовать» подскажут «к кому, куда и как». Мне таким шансом пренебрегать совсем нельзя.
— Запрос на учетную карточку в Шверин я отправлю сама.
Я еле справился со свалившимся счастьем. Нет со Счастьем — с большой буквы… Шверин!!! Север Германии. Какой же фронт там наступал? Конева или Жукова? Но это проще по разговорам фронтовиков выяснить и быстрее. Но какова дама… А?! Я ж говорю — «монстр»! По номеру полевой почты — вычислить адрес политотдела?! — Вы о работе ещё не думали?
Я интенсивно покрутил головой. И опять принял виноватый вид. Типа — «ну виноват… вот не подумал».
— Да, понятно. Вы же сразу со школы в армию. Реальную жизнь не знаете… Знаете что… Идите-ка вы сразу в отдел кадров, к Юрию Николаевичу. Он тоже фронтовик. Родственная вам душа. Он поможет. Думаю и вы, будете ему нужны. С кадрами, несмотря на демобилизацию у нас пока сложно. Члены партии, да ещё фронтовики, — она кинула на меня весьма оценивающий взгляд, — чуть не вес золота.
Я принял понимающий и гордый её доверием вид.
Такие как я, нужны только для черновой тяжелой работы. На теплые места наверняка конкурс «лап». Хотя черт с ними, с лапами! Мне не светит. Да и вообще мне не по нутру вся эта гонка благополучия. В своем времени наелся. Противно, в общем.
Вот такие пироги с котятами. Совсем всё тут по-другому. Вот уж не думал — не гадал, что «вживую» с кином столкнусь.
Иду по дороге ситуации разные кручу. Да вопросы всяческие сам себе задаю. У меня есть аттестат — вещевой и продуктовый. Большой такой лист газетной бумаги. Только вот как пользоваться им — я не очень. Вот так и сгорают разведчики. На незнании всем очевидных деталей. И ведь не спросишь ни у кого. А я — да. Чувствовал себя отчасти разведчиком. «Штирлицем», черт побери! Во-о, обычный анекдот по-пьяни расскажешь или в разговоре его упомянешь — и все. Несколько настороженно я себя чувствовал. Запасливый парень — Серёга, мало того, что ножичек очень грамотный припрятал в вещмешке, так он ещё и пистолет там держал. Знаменитый «Вальтер». Walther P.38К. — со странным клеймом «cyq». Трофей с фронта надо думать. Только странный какой-то. Короткий. Как с обгрызенным дулом. Очень удобно под одеждой прятать. Магазин не на восемь, как обычно, а на тринадцать патронов. Два магазина. И патроны ТТ-шные. В них. Интересная машинка. Я не то что не видел, я никогда про такие и не слышал.
Интересно кого Серёга «раскулачил»? Очень хорошая машинка. Явно какого-то чина. И не армейского. А может, сменял не глядя? Хотя вряд ли. Разведчик как-никак. И запасливый.
В «сидоре» четыре банки консервов — настоящее богатство по нынешним временам. С простыми белыми этикетками и надписью «Свиная тушонка». Знаменитый «Второй фронт». Впервые вживую увидел. Кормят в больнице скверно, но держусь пока. Хотя есть охота. Постоянно. Галеты какие-то были. Съел. Хотя на вкус — как картон. Очень простого хлебушка хочется. Вволю. А нету.
Из больницы отправился я прямиком в райком ВКП(б). Пешочком, по утреннему холодку. По дороге иду. По сторонам поглядываю. Новым, молодым и здоровым телом — наслаждаюсь. Чувствую себя реально так разведчиком. Странное какое-то чувство. И походка у меня другая. Кошачья какая-то — мягкая. И голова по-другому вертится. Автоматически отмечаю возможные огневые точки. Да куда нырнуть и укрыться — в случае чего… Серегино наследство. Теперь уже мое. Наше. Вот это — уже вбито в подкорку. Полностью на рефлексах.
Иду. Речь свою будущую репетирую. Вслух. Тренироваться надо. Да думаю, как и чего кому соврать половчее. Про память. Контуженный я. Много тут, таких как я. За войну население города увеличилось в два раза. С шестидесяти до ста двадцати тысяч. Одних госпиталей здесь — шесть. Вот так-то. Эвакуированных полно и ворья соответственно тоже. И немцы пленные есть. Эти тоже строят. Ну а мне — как коммунисту, непременно на учет надо встать. Не был бы в партии и не знал бы про это. Вот на такой «мелочи» моментально бы и спалился. Райком стоял на своем месте. Желтое здание с белыми колоннами. И памятник вождю присутствовал. И милиционер на входе. Все как положено. — Вы куда товарищ? — меня тут же остановил и спрашивает пожилой дядька-милиционер.
— В «Отдел учета», товарищ, — отвечаю ему. И партбилет предъявляю. — Вот. В райкоме главный документ — партбилет, и неважно кто ты — министр или уборщица. Тут все равны. Некоторые по-умолчанию — равнее. Но тут это пока не так заметно.
Ни привычной рамки металлодетектора, ни тебе дебильной «подозрительности».
Только привычно-усталые глаза милиционера на входе. Меня не то, что не обыскали. У меня даже вещмешок не проверили. Во раздолье-то для террористов. Жаль они об этом не знают. Война ведь недавно кончилась. Бдеть должны вроде как в оба. А тут? Народ и власть выходит пока едины. Хотя мешок-то мой можно и проверить — нет там ничего. Перестраховался я.
Глава 6
Стоило ли объявлять войну дворцам ради того, чтобы застроить мир хижинами?
Владимир Туровский.
«Учет» везде на первом этаже — рядом со входом. Наверно, чтобы лишний раз коммунисты по этажам не шлялись — не мешали плодотворной работе. Ну и чтобы соответственно не услышали и не увидели чего лишнего. Сейчас любой школьник знает про «информацию правящую миром», а тогда или сейчас… Блин! С этим переносом точно «крыша», если не уехала, то сильно накренилась… — путаю «тогда» и «сейчас».
А… так вот, партаппарат интуитивно строился как частично более информированный, чем обычный уровень газета-радио-ТВ. Соответственно выше уровень — больше информации. Причастные к зачитыванию «закрытых писем ЦК» — гордились собой, как в Москве «абреки» «травматиком». Это давало ощущение сопричастности к властителям тайных знаний. Социальная метка своего времени. Помню, как я отцу на кухне их пересказывал, когда учился, и оба гордились — он мной, а я — собой.
Этих мыслей мне хватило как раз на дорогу по тканой дорожке до таблички «Сектор учета» и обитой железом двери (аналог нынешних стальных).
Как и ожидалось, после вежливого стука раздалось.
— Заходите!
За дверью обитала средних лет «дама». Одетая и причесанная строго, но изящно. Вся такая манерная. Стопроцентно жена какого-нибудь ответработника среднего или высшего звена. По ней даже в позднесоветские времена можно было изучать психотип — «дворянка». Ещё про неё я «уже» знал — наличие каллиграфического почерка. А как вы хотели? Партбилеты выписываются — не талоны на повидло. Бросив на неё взгляд, я отметил отсутствие на строгом темном костюме наград. Тайком выдохнул. Было опасение, что нарвусь на фронтовичку и начнется поиск пересечений.
Номера войсковой части, хоть и выученные наизусть — малоинформативны. Мне бы сейчас хоть с фронтами определится. Амнезия — амнезией, но для успешной акклиматизации — скудновато будет. Одна надежда — залезть через военкомат в личное дело, а там по чужим документам пробить нормальные наименования частей. Подразделения уже не так страшно. Главное — не нарваться на однополчан, а может и наоборот. Здесь уж как карта ляжет.
Молча, положил на стойку партбилет и сверху офицерскую книжку. Вот сейчас будет мне «весело». По правилам, учетная карточка будет идти спецсвязью по запросу. А куда делать запрос — город нужен. — Здравствуйте!
Вместо ответа отдаю честь и наклоняю голову. Ещё раз скользко. Манера поведения воспитанного офицера, а кто и как Сережа по жизни — х/з. Ладно, вариантов нет, надеюсь в связи с тем, что меня здесь никто не знает и прокатит. Несколько озадаченная моим молчанием, учетчица взялась изучать партбилет. А я внезапно озаренный, полез в вещмешок — за выпиской со спасительным диагнозом: «Временная амнезия».
Да-а… на фронте было бы проще. Помню в незабвенные девяностые… в период огаживания всех и вся, меня неприятно поразили чьи-то воспоминания: «На женских должностях в политотделах (машинистки, учетчицы) служили симпатичные девочки восемнадцати лет, которых регулярно отправляли в тыл на «лечение». Надо понимать, что с контрацепцией в это время было весьма и весьма хреново. С одной стороны обидно за ловко устроившихся партгадов, а с другой… — повезло сопливым девчонкам. Хоть и с дитем, но жить будут.