– Нет, спасибо, отец Уэлан. Мне нужно отвести солдат в казармы.
– Что же это, интересно, за армия, в которой десять взрослых парней не могут пройти и полумили самостоятельно?
– Сожалею, но таков приказ, отец мой.
– И еще одно маленькое дельце, капитан, – список людей. Их светлость хотел бы иметь список всех посещающих церковь католиков. Я, кажется, уже говорил вам об этом в прошлое воскресенье.
– Очень хорошо, что вы проявляете такую заботу о нас. По-моему, поскольку у нас нет католического капеллана, вам нужно получить милостивое согласие военного министерства. Так ведь, отец Уэлан?
– Хорошо, капитан. Но разве у меня самого нет законного права?
– Я не капитан, отец мой. Напишите-ка вы лучше об этом начальнику штаба.
– А как мне различать ваших офицеров, если я не военный и совсем не разбираюсь в этом?
– Просто напишите: «Начальнику штаба. Королевский корпус алебардистов». Письмо дойдет, будьте уверены.
– Ну ладно. Раз вы не можете, значит, не можете, как я понимаю. Бог с вами, капитан, – сказал священник раздраженно и повернулся к ожидавшей его, но не замеченной им ранее женщине. – Ну, дорогая, какие заботы тебя одолевают?
На обратном пути они прошли мимо приходской церкви – величественной и вычурной башни, возвышающейся над припавшей к земле старинной постройкой из кремневой гальки и серого камня, с низкими орнаментальными арками и небольшими выступами. Церковь находилась на заботливо ухоженном кладбище позади многолетних тисовых деревьев. Внутри церкви с подбалочников свешивались похожие на паутину знамена алебардийского корпуса. Гай хорошо знал их. Он часто останавливался здесь по субботам, когда ходил в город за еженедельными газетами. Из-под таких же сводов когда-то отправился в свое незавершенное странствование Роджер де Уэйброук, надев на свою мадам пояс целомудрия.
Когда Гай возвратился в офицерское собрание, женская половина алебардистов, имевшая несравненно большую, чем леди Уэйброук, свободу передвижения, заняла почти весь холл для гостей. Гай был теперь знаком с большинством дам и в течение получаса помогал заказывать херес, подавал пепельницы и подносил огонь для сигарет. Один стажирующийся офицер из его группы, атлетически сложенный молодой человек по фамилии Ленард, пришел в это утро со своей женой. По внешнему виду женщины можно было безошибочно сказать, что она ожидала ребенка. Гай знал Ленарда совсем мало, ибо тот ночевал в городе и там же проводил все вечера, но, по мнению Гая, Ленард весьма подходил для службы в корпусе алебардистов. Эпторп выглядел как и всякий опытный солдат, но Ленард, казалось, был специально создан для этого рода войск. В мирное время он работал в страховой конторе и каждую зимнюю субботу, положив в свой старый кожаный саквояж спортивное облачение, ездил во второй половине дня на отдаленные футбольные поля, где играл за свой клуб полузащитником.
В своей первой приветственной речи капитан-комендант намекнул, что после войны некоторым из стажирующихся офицеров, возможно, присвоят постоянный воинский чин. Гай представлял себе Ленарда через двенадцать лет таким же волосатым, любезным и разговорчивым, как майор Тиккеридж. Но такое представление он имел лишь до того момента, как познакомился с женой Ленарда.
Чета Ленардов сидела с Сарам-Смитом, обсуждая денежные проблемы.
– Я просто вынужден сейчас быть здесь, – поведал им Сарам-Смит. – Прошлый уик-энд я отправился в город, и это стоило мне больше пятерки. Когда я работал, то тратил такую сумму, не задумываясь. А теперь, в армии, приходится считать каждый пенс.
– А это правда, мистер Краучбек, что после рождества вас всех переведут куда-то? – спросила миссис Ленард.
– Думаю, что правда.
– Куда же это годится? Не успеешь обосноваться на одном месте, как уже нужно переезжать куда-то еще. Я не вижу в этом никакого смысла.
– Чего уж от меня не дождутся, – продолжал Сарам-Смит, – так это того, чтобы я купил планшет. Или этот проклятый устав…
– Говорят, что мы должны будем платить за полевую форму одежды, когда нам выдадут ее. По-моему, это уж чересчур, – сказал Ленард.
– Быть офицером совсем невыгодно, – гнул свое Сарам-Смит. – Тебя то и дело заставляют покупать вещи, совершенно тебе не нужные. Военное министерство так усердно заботится о рядовых чинах, что у него совсем не остается времени для бедных офицеров. Во вчерашний счет за обед мне вписали три шиллинга под графой «концерт». Я спросил, за что должен платить эти деньги, и мне ответили, что это моя доля в оплате угощения артистов из ассоциации зрелищного обслуживания. А между тем я ни на концерте, ни тем более на угощении не был.
– Конечно. Вы этих артистов не звали сюда и вовсе не намеревались угощать их, правда ведь? – спросил Ленард.
– А ты помнишь вчерашний разговор со мной?
– Конечно, помню. Что за странный вопрос, старина?! Я не очень-то разговорчив, как тебе хорошо известно, но иногда люблю поболтать с достойным собеседником. Но сегодня я неважно себя чувствую. На площадке для гольфа было ужасно холодно и сыро, а я, когда простужусь, всегда страдаю от этого проклятого «бечуанского живота». Послушай, старина, не достанешь ли ты мне бумагу и конверт? Лучше сообщить капитан-коменданту заблаговременно. – Он выпил лекарство. – Будь добр поставить это куда-нибудь так, чтобы я мог дотянуться.
Гай взял медицинскую коробочку, в которой при ближайшем рассмотрении оказались только пузырьки с наклейкой «яд», поставил ее на стол и принес Эпторпу бумагу.
– Как ты думаешь, если начать со слов: «Сэр, я имею честь…»?
– Нет.
– Просто: «Дорогой полковник Грин»?
– Или: «Дорогая миссис Грин».
– Вот так, пожалуй, правильно. Такое начало будет самым подходящим. Молодец, старина. Конечно же, надо начать со слов: «Дорогая миссис Грин».
Одной из характерных традиций алебардистов было устойчивое религиозное содружество. Католицизм и сектантство в регулярной армии были почти неизвестны. Остающиеся на сверхсрочную службу готовились к конфирмации капелланами в ходе первоначального обучения. Приходская церковь в городе являлась и полковой церковью. На воскресные заутрени для алебардистов резервировалась вся задняя часть нефа, и они маршировали из казармы в церковь под звуки своего оркестра. После церковной службы гарнизонные леди – сиречь жены, вдовы и дочери, которых в городе было хоть отбавляй, газоны которых подстригались алебардистами и добротные куски говядины для которых незаконно поставлялись из казарменных складов, – сходились с молитвенниками в руках в офицерское собрание для часового отдыха и сплетен. Нигде во всей Англии воскресные дни не были так полно и так откровенно похожи на воскресные дни викторианской эпохи, как в военном городке алебардистов.
Как единственному офицеру-католику, Гаю поручили шефство над всеми другими католиками. Их было двенадцать человек, все военнообязанные ополченцы. Он осматривал их на плацу и строем отводил к мессе в небольшую церквушку на окраинной улице. Священник – недавний выпускник католической семинарии в Мэйнуте – не проявлял никакого энтузиазма ни к делу союзников, ни к английской армии, которую он рассматривал всего лишь как причину и источник безнравственности в городе.
После мессы, пока солдаты ожидали на улице построения для обратного марша, священник остановил Гая у ворот.
– Не хотите ли, капитан, вернуться в церковь и подбодриться немного? Добрая душа подарила мне бутылку виски, надо бы открыть ее.
– Нет, спасибо, отец Уэлан. Мне нужно отвести солдат в казармы.
– Что же это, интересно, за армия, в которой десять взрослых парней не могут пройти и полумили самостоятельно?
– Сожалею, но таков приказ, отец мой.
– И еще одно маленькое дельце, капитан, – список людей. Их светлость хотел бы иметь список всех посещающих церковь католиков. Я, кажется, уже говорил вам об этом в прошлое воскресенье.
– Очень хорошо, что вы проявляете такую заботу о нас. По-моему, поскольку у нас нет католического капеллана, вам нужно получить милостивое согласие военного министерства. Так ведь, отец Уэлан?
– Хорошо, капитан. Но разве у меня самого нет законного права?
– Я не капитан, отец мой. Напишите-ка вы лучше об этом начальнику штаба.
– А как мне различать ваших офицеров, если я не военный и совсем не разбираюсь в этом?
– Просто напишите: «Начальнику штаба. Королевский корпус алебардистов». Письмо дойдет, будьте уверены.
– Ну ладно. Раз вы не можете, значит, не можете, как я понимаю. Бог с вами, капитан, – сказал священник раздраженно и повернулся к ожидавшей его, но не замеченной им ранее женщине. – Ну, дорогая, какие заботы тебя одолевают?