— А как же другие рабы, Лоргар? — Кор Фаэрон указал за борт, в ночную тьму. — Не только невольники из этого каравана, но и те, что принадлежат сотне торговцев, тысяче купцов? Те, что миллионами живут в городах? Ты возьмешь их труды на себя? Кто будет ухаживать за детьми? Кто будет укладывать камни, возводя монументы Сил? Кто будет раздувать топки, полировать кафедры, переписывать тексты? Ты займешься всем этим?
Паренек мотнул головой и опустил плечи, не глядя на пастыря. Порка продолжалась, вопли избиваемых слуг звучали все громче; подходила очередь Найро, но он по-прежнему не мог отвести взгляд от этой пары.
— Нет. Нет, мой господин, — пробормотал Лоргар.
— Нет, — повторил он, остановившись менее чем на расстоянии руки от него. — Значит, ты станешь решать, кого освободят от работы, а кто продолжит гнуть спину. Ты, смертный, будешь определять судьбу невольников.
— Я… — Мальчик не нашел, что возразить, и у него задрожали губы. Он беспомощно, виновато уставился на Найро.
Кто-то бесцеремонно схватил раба за плечо. Подняв глаза, тот увидел Карад из Братства Стрельцов. Во взгляде женщины не было подобной жалости; она подняла слугу с палубы и потащила к Аксате, ждавшему с кнутом в руках. Найро умоляюще посмотрел на Лоргара, но паренек, посуровев лицом, обернулся к Кору Фаэрону.
— Мои глубочайшие извинения, господин, — поклонился он.
Найро прижали к планширю, и первое хлесткое касание плети отозвалось жаркой болью у него в плечах.
Пока продолжалось наказание, пастырь оглядел шеренгу слуг с истерзанными, окровавленными спинами и снова повернулся к ученику. Кор Фаэрон радовался, что сумел сдержать гнев: не стоило забывать, что Лоргар, невзирая на рост и интеллект, по-прежнему ребенок, который при всех дарах, полученных от Сил, во многих смыслах остается невинным и несведущим. Он просто заблуждался, а не бунтовал против господина.
Впрочем, само сочувствие к невольникам было не менее греховным, чем деяние мальчика. Испытывать жалость к ним значило осуждать Силы. Если кто-нибудь сочтет, что другой человек не заслуживает назначенного ему удела, за этим обязательно последуют иные сомнения — сомнения, могущие привести к открытому неповиновению божествам и Истине. Кор Фаэрон понимал, что здесь нужна осторожность, иначе послушник забудет, что рабы заслуживают страданий, и начнет видеть в них невинных жертв.
— Лоргар, подойди ко мне, — отрывисто произнес он, поманив ученика пальцем.
Паренек зашагал к нему по палубе. Во взгляде ученика не было ни хитрости, ни настороженности.
— Да, мой господин?
— Невольники наказаны за пренебрежение работой, но проступок совершили не только они.
— Нет, мой господин. — Мальчик стыдливо опустил голову, и его безволосый череп отразил желтое сияние висячих ламп передвижной церкви. — Они согрешили из-за меня.
— Лоргар, ты от рождения наделен остроумием и обаянием, поэтому люди прислушиваются к каждому твоему слову. Это большая ответственность.
— Да, мой господин.
Кор Фаэрон немного помолчал, тщательно подбирая слова и оглядывая паренька. Ему не хотелось даже представлять, что Лоргар будет использовать свои пробуждающиеся способности для чего-либо, кроме продвижения замыслов повелителя. Но тема была деликатной, поскольку, прямо отвергнув моральное право ученика на несогласие с ним, пастырь рисковал получить обратный результат. Сейчас, казалось, Лоргару даже не приходило на ум, что он может идти против наставника.
— Ты должен поклясться мне, дать обет именем Сил.
— Обет, мой господин?
— Да, присяга, заверенная свыше и связанная с твоей душой. Пообещай Силам, что станешь защитником Истины и во всем будешь полагаться на Нее и Слово. Поклянись своей бессмертной душой, что посвятишь всего себя трудам на благо Сил и их дела.
— Клянусь, мой господин.
— В такое я не верю, — отрезал Найро. — Сейчас он просто дитя, и его, как любое дитя, можно обучить — независимо от того, какую судьбу уготовили ему свыше. Он способен принести нам избавление, освободить рабов.
— Я согласна и на нечто более скромное, — заметила Маска. — Пусть Лоргар сделает нашу жизнь чуть легче, и я буду…
Взглянув на передвижную церковь, невольница осеклась и отошла в сторону, к другим приборам. Обернувшись через плечо, Найро увидел на палубе Кора Фаэрона, омытого отраженным серебристым светом звезд. Пастырь взирал на эмпиреи с непривычной для него улыбкой.
Поймав на себе тревожный взгляд Бафэ, вожак успокаивающе подмигнул ему и устремился к кораблю-часовне — выполнять пожелания господина.
1 7 2
Странствие каравана продолжалось. В некоторых аспектах жизнь путников изменилась, в других сохранялся статус-кво. На протяжении светлого времени суток Верные пересекали дюны великой пустыни, прокладывая курс согласно астромантическим наблюдениям предыдущих хладомрака и полночья. Кор Фаэрон, советуясь со звездами и «Книгой неземных писаний», прозревал Волю Сил. Но, если раньше его приверженцы искали в глуши другие караваны, направлявшиеся к лагерям Отвергнутых, оазисам или вади, теперь хозяин мобильной церкви объявил, что им необходимо скрываться от пытливых глаз тех, кто желает задушить Истину.
Пастырь возглавлял рабов и новообращенных в литургиях и святых обрядах — перед завтраком, в начале каждой яви-подъема и до обеда, означавшего наступление яви-главной. Также прихожане, защищенные молельными платками от солнца или мороза, собирались на краткие службы в последние часы перед дремочью или во время, отведенное для сна.
Немало времени Кор Фаэрон проводил с Лоргаром, читая ему священные тома и внушая собственные идеи. После побоев мальчик усвоил урок и не только запоминал содержимое трактатов, но и вникал в смысл текста.
Он всеми силами старался воздерживаться от вопросов, но его пытливость не знала границ, и дотошность порой брала верх над послушанием. Иногда пастырь удовлетворял любопытство Лоргара, если тема беседы нравилась ему; в других случаях Кор Фаэрон звал Аксату, и капитан отсчитывал ребенку пару плетей, чтобы тот не тратил драгоценного времени господина.
Как и утверждали Отвергнутые, мальчик рос исключительно быстро: казалось, каждый утрень лучи восходящего солнца падают на заметно более высокого и широкого в плечах паренька. Несмотря на юность Лоргара, под его кожей начинали бугриться мускулы, и люди считали, что однажды он превзойдет телесной мощью Аксату.
Его жажда знаний не ослабевала: ребенок поглощал все, что рассказывал ему наставник, подобно бескрайним пескам Белых равнин, впитывающим дожди до последней капли. Мальчик схватывал все на лету и истово стремился не только разобраться в старинных книгах, но и узнать больше о Былой Эпохе: Пророках, древней Колхиде, ее караванах и торговых путях. Впрочем, сильнее всего Лоргара манили легенды о великих городах.
Именно в этой области Найро со товарищи могли дать ему лучшее образование, чем Кор Фаэрон. Готовя еду, распуская или счаливая канаты, начищая и полируя, орудуя молотками и пилами, невольники беседовали с ребенком: рассказывали ему былины или изустные предания пустынных кланов, иногда пели песни своих племен. Все они общались на водной речи, предписанном языке каравана, но у каждого раба имелись свой диалект и нескладные присловья. Мальчик с легкостью перенял их и очень хотел похвастаться проповеднику, однако Найро отговорил его. Необходимость хитрить удручала Лоргара, но, не желая вновь подвергнуться побоям, он держал язык за зубами и демонстрировал лингвистические таланты только в обществе слуг.
Иногда Найро замечал ребенка возле люков или у основания мачты с наблюдательной площадкой — несомненно, тот внимательно прислушивался к речам стражников. Разумеется, в самые краткие сроки мальчик выучил поразительное количество проклятий и бранных слов из трех дюжин различных земель и городов. Новообращенных это развеселило до такой степени, что они тоже начали тайно делиться с Лоргаром своими историями, тогда как возмущенный господин безотлагательно распек его и наказал очередной поркой.
1 7 3
Минуло сорок явь-подъемов и дремочей. Мальчик почти дорос до плеча Найро, став при этом более крупным и мускулистым, чем немолодой раб. Кор Фаэрон часто вступал с послушником в концептуальные дебаты — испытывал его, забрасывая вопросами и выражая сомнения, обычные для неверующих. Тем самым пастырь убеждался, что Лоргар сможет ответить как на любые обвинения в богохульстве и ереси, так и на конкретные аргументы против его религии. В свободное время паренек шутил с невольниками и новообращенными, выдумывая на основе их рассказов хитроумные басни, где из зерен правды вырастали захватывающие приключения в божественных краях эмпиреев.
Найро все так же трудился, не разгибая спины, но само присутствие Лоргара частично облегчало душевную боль слуги. Один вид молящегося мальчика напоминал рабу, что надежда вернулась. Любой предсвет приносил с собой обещания перемен.
Хотя караван старательно избегал встреч с купцами и номадами, запасы пищи неумолимо сокращались, и Верным пришлось возвратиться на более многолюдные маршруты в пустыне. Так, на шестой хладомрак после обнаружения Лоргара проповедник обратился к посланникам небес с мольбой об указании пути. Истолковав движения светил, господин велел отправляться в Ад-Дразону, близлежащий оазис.
Они легли на новый курс, рассчитанный согласно наблюдениям. Ожидалось, что цели караван достигнет к яви-главной следующего утреня.
Команда готовила пустые бочки для воды, торопясь успеть до ледяных ветров полночья — в это время долго работать на воздухе было невозможно. В мерцающем свете люменов Найро и другие невольники возились с блоками и веревками у главного люка.
Вдруг кто-то отстранил раба, крепко взяв его за плечо. Заняв место учителя, Лоргар поднял груз одной рукой и открепил трос другой, после чего с легкостью поставил бочонок на пару-тройку таких же, поднятых ранее. Вернувшись к люку, паренек спустил канат обратно в проем и спрыгнул в полутьму, где Маска со товарищи ворочали тяжелые деревянные цилиндры, цепляя их на лебедку. Очевидно, послушник обладал зоркостью крыс, обитающих в грузовом трюме, поскольку ловко перетащил бочки к люку — по две за один раз. Подтянувшись, он снова вылез на верхнюю палубу и велел слугам внизу подвешивать сосуды на блок.
Лоргар продолжал неустанно трудиться с размеренностью метронома; на его золотой коже почти не выступал пот. Не прошло и часа, как все бочонки уже стояли у фальшборта.
— Что дальше? — спросил мальчик у Найро с оживлением, вызванным не только физическими упражнениями, но и осязаемым результатом выполненной им задачи. — Правда, здорово иногда заняться чем-нибудь практическим? Это освобождает разум для возвышенных дум. Например, пока я составлял последнюю дюжину бочек, мне пришло в голову, что данный процесс является метафорой наших духовных усилий. Как бы напряженно мы ни работали, добиться поставленной цели нам удается только вместе; как сосуды должны стоять упорядоченно, так и в мыслях и молитвах недопустим разнобой. Истина не только в том, что у каждого человека есть предназначение. Помимо людей, все вещи в мире подвластны порядку, определенному свыше, и их надлежит расставить согласно божественному плану.