Тот отправился выполнять просьбу.
— Все в «скорую», бегом.
Наша команда не стала медлить, мгновенно исчезла в машине. Я сел за руль. Глянул в зеркало заднего вида. Борис успел зацепить отцовскую машину, но служители порядка уже стояли напротив его окошка и что-то спрашивали. Я завел машину. Она как-то странно завелась, будто дорогой автомобиль. Где-то в недрах слабо слышался приятный звук работы двигателя, но никакой вибрации не было.
— Извините, но мы спешим как раз на работу. — Крикнул я в открытое окно.
Один из людей форме уже шел ко мне. Я закрыл окно и поехал, глядя в зеркало на реакцию служителей. Они опешили, отбежали. Один попытался остановить машины руками, другой махал папкой, теряя вылетающую из нее бумагу. Сразу за поворотом мы пересекли невидимую границу миров и выехали к речке.
Борис выбрался из машины и принялся громко смеяться, сложившись пополам.
— Ой, не могу, ой, кино и немцы!
— Что случилось, дядь Борь? — Спросил его выбравшийся на свежий воздух Вениамин.
— Они спросили меня, кем и где я работаю. Я сказал, что водителем скорой помощи в третьей городской больнице. А они…, а они меня спрашивают, а что такое больница, а я говорю, где лечат, аппендиксы вырезают, гланды, геморрой. Смотрю, они не догоняют, а я такой в шутку спрашиваю, а вы что, не болеете? А они такие серьезно — нееет, болезни, говорят, это производные капиталистического образа жизни, и такие бу-бу-бу, как по методичке, о том, как они все счастливы, и как надо трудиться, чтобы всем одинаково хорошо жилось.
— А что смешного-то, дядь Борь?
— Да врут они. — Борис утер слезы рукавом.
— А если нет?
— Нет. — Водитель «скорой» задумался. — Может, вернемся, узнаем.
— Сами вернетесь, когда время придет. — Пообещал я им. — Не стоит желать того, к чему еще не готов.
— Куда ни глянь, одни философы. — Борис не хотел меня слушать. — Как машина? Открой капот, гляну, что они там навертели.
— Нормально. Едет.
Борис сам открыл капот, завел двигатель, во время запуска удивленно поднял бровь. Подошел к моторному отсеку и долго вглядывался в его нутро.
— Я не пойму, мотор стоит, а шум идет. Вон, смотри, ремень не крутится.
— Тебе же сказали, что там движитель на флюонах. — Напомнил ему Петр.
— Вот коммуняки. — Произнес Борис ехидно.
Непонятно было, то ли ему понравилась переделка, то ли нет. Я снял трос с отцовской копейки. При всем при том, что машина осталась той же, ощущения даже от посадки за рулем были иными. Я подергал рычагом, понажимал педали, наконец, завел ее. Ощущение, что я нахожусь в автомобиле, который готовили для продажи арабскому шейху, только усилились. Я включил вентиляцию и поставил рычажок охлаждения на минимум. Из круглых дефлекторов бесшумно подул прохладный воздух, явно охлажденный кондиционером. Батя теперь не узнает машину.
— Я поеду, отгоню машину отцу. Ждите меня.
Один из людей форме уже шел ко мне. Я закрыл окно и поехал, глядя в зеркало на реакцию служителей. Они опешили, отбежали. Один попытался остановить машины руками, другой махал папкой, теряя вылетающую из нее бумагу. Сразу за поворотом мы пересекли невидимую границу миров и выехали к речке.
Борис выбрался из машины и принялся громко смеяться, сложившись пополам.
— Ой, не могу, ой, кино и немцы!
— Что случилось, дядь Борь? — Спросил его выбравшийся на свежий воздух Вениамин.
— Они спросили меня, кем и где я работаю. Я сказал, что водителем скорой помощи в третьей городской больнице. А они…, а они меня спрашивают, а что такое больница, а я говорю, где лечат, аппендиксы вырезают, гланды, геморрой. Смотрю, они не догоняют, а я такой в шутку спрашиваю, а вы что, не болеете? А они такие серьезно — нееет, болезни, говорят, это производные капиталистического образа жизни, и такие бу-бу-бу, как по методичке, о том, как они все счастливы, и как надо трудиться, чтобы всем одинаково хорошо жилось.
— А что смешного-то, дядь Борь?
— Да врут они. — Борис утер слезы рукавом.
— А если нет?
— Нет. — Водитель «скорой» задумался. — Может, вернемся, узнаем.
— Сами вернетесь, когда время придет. — Пообещал я им. — Не стоит желать того, к чему еще не готов.
— Куда ни глянь, одни философы. — Борис не хотел меня слушать. — Как машина? Открой капот, гляну, что они там навертели.
— Нормально. Едет.
Борис сам открыл капот, завел двигатель, во время запуска удивленно поднял бровь. Подошел к моторному отсеку и долго вглядывался в его нутро.
— Я не пойму, мотор стоит, а шум идет. Вон, смотри, ремень не крутится.
— Тебе же сказали, что там движитель на флюонах. — Напомнил ему Петр.
— Вот коммуняки. — Произнес Борис ехидно.
Непонятно было, то ли ему понравилась переделка, то ли нет. Я снял трос с отцовской копейки. При всем при том, что машина осталась той же, ощущения даже от посадки за рулем были иными. Я подергал рычагом, понажимал педали, наконец, завел ее. Ощущение, что я нахожусь в автомобиле, который готовили для продажи арабскому шейху, только усилились. Я включил вентиляцию и поставил рычажок охлаждения на минимум. Из круглых дефлекторов бесшумно подул прохладный воздух, явно охлажденный кондиционером. Батя теперь не узнает машину.
— Я поеду, отгоню машину отцу. Ждите меня.
— Нас не возьмешь? — Поинтересовалась Ляля.
— Не возьму, куда я вас белым днем спрячу. Хватит с бати и одного шока. — Я стукнул по дверке автомобиля.
— Езжай. Если мама твоя опять будет беляши жарить, захвати мне. — Попросила Ляля.
— Хорошо.