Сюзанна, подумал Марвин, Сюзанна. Если бы ты сейчас была здесь, этот мужчина прислушался бы к тебе.
— Несколько минут, господин Гиллес. Всего несколько минут!
— Нет.
— Пожалуйста! — Марвин подбирал слова. — Я… Я был в Америке. Видел ужасы… Я расскажу вам…
— Нет.
— И все-таки… Если вы и после этого скажете: «мне все равно», — я отнесусь с пониманием. И даже сам отвезу вас в аэропорт. Честное слово.
Филипп Гиллес не смог бы объяснить, почему он сел и сказал:
— Хорошо, будь по-вашему.
За двадцать семь минут Маркус Марвин, страшно торопясь, рассказал об атомной резервации Ханворда и о том, как умер Герхард Ганц. И когда Гиллес, ничего не ответив, пошел к телефону, он преградил ему дорогу:
— У вас совсем нет совести?
— Да бросьте вы со своей совестью, — огрызнулся Гиллес. — Я старый человек. Что я еще могу сделать для этого мира?
Кто-то поднимался по лестнице, раздался громкий голос:
— Привет! Фрау доктор Рот! — в дверях показался таксист Эдмунд Кеезе. — Дверь был открыта. Прошу меня…
Тут он увидел Гиллеса.
— Ну и дела! Вы тот самый господин, который…
Гиллес оттолкнул Марвина, бросился к Кеезе и потащил его к лестнице:
— Положите сюда линзы! Быстрее, быстрее. Пошли!
— Но…
— Вперед!
За спиной Марвин кричал:
— Вы еще пожалеете об этом, очень пожалеете! Никто не должен так себя вести! Знаете, что я однажды сделал? За это я сейчас наказан. Я потерял все. Вас ждет то же самое.
— Со мной уже не произойдет, — ответил Гиллес. — Я уже все потерял.
— Ну и дела! Вы тот самый господин, который…
Гиллес оттолкнул Марвина, бросился к Кеезе и потащил его к лестнице:
— Положите сюда линзы! Быстрее, быстрее. Пошли!
— Но…
— Вперед!
За спиной Марвин кричал:
— Вы еще пожалеете об этом, очень пожалеете! Никто не должен так себя вести! Знаете, что я однажды сделал? За это я сейчас наказан. Я потерял все. Вас ждет то же самое.
— Со мной уже не произойдет, — ответил Гиллес. — Я уже все потерял.
— Что… — начал было таксист Кеезе.
— Ничего не слушать! — ответил Гиллес. Он тащил Кеезе через сад на улицу, к такси.
Чайки, чайки. Огромная стая шумела над домом.
— Прочь отсюда! Прочь, прочь, прочь! — Гиллес толкнул Кеезе к рулю, сел на сиденье рядом с водителем. — Сначала в Бенен-Дикен-Хоф.
— Послушайте, так дело не пойдет, — запротестовал Кеезе.
— Нет, нет, все нормально. Поезжайте.
— Я знаю фрау Рот. Господина не знаю. Что у вас с ним было? Что случилось? Я вызову полицию.
— Нет!
— Да. По рации. Что-то произошло.
— Ничего не произошло.
— Я вам не верю.
Гиллес сунул ему две купюры по сто марок. Тогда Кеезе поверил ему, и машина тронулась. В Бенен-Дикен-Хофе он даже принес из его апартаментов в такси маленький чемодан. Гиллес оплатил счет, заплатил за венок Фриде Леннинг, которой так шла бы улыбка, если бы она улыбалась, и дал ей чаевые.
— Счастливого пути, господин Гиллес. Мы надеялись, что вы прогостите у нас подольше.
— К сожалению, должен уехать. Большой привет господину Ехансену.