- Ну конечно, я так и думал, – хихикнул собеседник, но потом, видимо, решил выдать Совет Настоящего Отца молодому отпрыску. – Смотри, сам не поймай... что-нибудь... на свою удочку.
- Пап, я медик, если что, – напомнил я. – Практические работы всегда в перчатках… резиновых.
- Ну тогда я за тебя совершенно спокоен, – с хохотом уверили меня с того конца линии.
Ладно, здесь соломки подстелил, теперь второй стог.
- Да? – голос с того конца трубки был таким хриплым, что я вздрогнул и вместо заготовленного приветствия с внутренним содроганием спросил “ты как?”
- Живая… вроде, – Инга прокашлялась.
- Вроде?!
- Ну, кажется без синяков обошлось, – ещё более неуверенно призналась девушка.
- Тебя надо спасать? – без обиняков поинтересовался я. Если что – запас по времени у меня ещё есть – в конце концов “день открытых дверей” в Карасу Тенгу именно что “день”.
- Что? А, нет. Я дома. Всё в порядке. Просто подралась.
- С Настей? – я припомнил, что девушки уезжали вместе.
- С Настей, – подтвердила мои худшие опасения одногруппница.
- Б…! – проклятье, надо было самому рассадить их по разным такси!
- А, не. Ты не так понял, – поняла мои мысли по одному экспрессивному слову девушка. – Мы вместе подрались. Отп… побили охранника из ночного клуба.
- Что?! – мне показалось, что я ослышался.
- А чё он такой? Ну, в плохом смысле слова.
- И вы напинали охраннику? – представить хрупкую невысокую красавицу, фанатку сложных причесок и идеального макияжа, лезущую на двухметрового “шкафчика”, каких обычно берут в вышибалы, моё воображение напрочь отказывалось.
- Ага. А потом еще и от ментов сбежали, – добила меня Инга.
- … – слов не было. – Ну… всё хорошо, что хорошо кончается, да?
- Ага, – одногруппница на том конце трубки помолчала, и вдруг выдала: – Спасибо тебе, Дима.
- За что? – уж думал, после таких откровений меня ничем не удивить, но красотка смогла.
- За день рождения. И… за то, что раньше. За поддержку. Мы, вроде, теперь помирились… как-то, – уже другим голосом призналась собеседница. – Не как раньше, но… Может, так и лучше. И это благодаря тебе.
- Мне? День рождения Ленкин был, – напомнил я.
- Без тебя мы просто не собрались бы, – отмахнулась Инга. – Ты вообще для нас, если вспомнить, очень много чего сделал. Для нас всех.
- Мелочи… – я даже не знал, как отреагировать на такую внезапную похвалу.
- Не мелочи, – я почти увидел, как одногруппница упрямо качает головой… и хватается за виски – потому что нельзя безнаказанно столько пить и куролесить. Хотя, видимо, иногда по-другому никак. – Не думай, что только я оценила, Настя тоже. И Алёна. Даже Макс.
- Вот уж кто точно нет, – фыркнул я. Слышала бы она, что Сумских вчера нёс… впрочем, я тоже наговорил ему от души.
- Оценил, оценил. Ещё увидишь, что я права, – слишком уверенно для человека, который вчера перебрал, заявила Инга, а потом и вовсе меня огорошила: – Ты – хороший человек.
- Да? – Вот уж не ожидал подобного признания.
- Да. Знаешь, как отличить хорошего человека от плохого? – спросила меня собеседница, и тут же сама ответила: – Хороший человек, когда кому-то помогает, исправляет то, что до этого было плохо.
- А плохой? – машинально переспросил я, пытаясь переварить услышанное.
- А плохой только себе хорошо сделать может, да и то не всегда, – как само собой разумеющееся сообщила красавица.
- Ясно, – меня не так просто смутить, но Инге очень даже удалось. – Я тебе чего позвонил… меня, наверное, в понедельник не будет. И во вторник, может быть…
- Не волнуйся, мы тебя отмажем, – пообещала девушка. – Узнаю, когда перезачёт, если во вторник не сможешь. Удачи!
- Вот она мне точно пригодится, спасибо, – я положил трубку. Подумал, и выключил телефон совсем – не ровен час позвонить мать, прознавшая про “дачу” – а третий разговор по душам я уже не потяну. “Хороший человек”, надо же…
В Посад я добрался уже затемно: двадцать четвёртое декабря – один из самых коротких дней в году, только-только зимнее солнцестояние было. Пришлось немного задержаться в здании маленького железнодорожного “вокзала” города – карточку, студняк, выключенный телефон и даже кошелёк я оставил в камере хранения, оплаченной на неделю. Лучше переплачу, чем… ну, понятно.
Ключ от камеры хранения разукомплектовал с биркой – нечего подсказки оставлять, если что – и по-отдельности закатал внутрь снежных шаров, которые сморозил магией юки-онны до каменной твердости. Одну сферу насмерть прилепил ниже уровня снега к чьему-то приметному забору рядом с калиткой, вторую – таким же макаром к фонарному столбу. Снег тщательно разровнял. Может и зря столько лишних телодвижений – но лучше подстраховаться, чем налажать.
Погода испортилась, поднялся ветер и теперь порывами гнал стылую поземку, заставляя всех, кроме меня, кутаться в куртки и мерзляво ёжиться. Люди спешили по своим делам, стараясь как можно быстрее убраться с улицы и оказаться в тепле, мало обращая внимание на окружающих. Ну, так даже лучше. Низина перед Лаврой сверкала в лучах фонарей нетронутой снежной целиной. Только по центру темнела тонкая нитка пешеходной дорожки. М-да, а людей-то не так уж и мало... пожалуй, в часовне придётся поторчать, прежде чем я дождусь “окна”.
Всё оказалось ещё хуже: в строении над родником шёл молебен с освящением воды. Видно, процедура была достаточно кулуарной, или, может, заказной – а то, пожалуй, в “святое место” набились бы все проходящие мимо старушки. И так на этот “эвент” некоторые заявились с тележками и санками по три-четыре двадцатилитровые канистры. И как только потащат-то? Придётся подождать...
Ведущий службу монах* никуда не торопился – действо вёл размеренно и с достоинством, я даже через некоторое время проникся. Тепло, свечи дают удивительно мягкий, успокаивающий свет, а церковнославянские песнопения в устах батюшки звучат хоть торжественно и строго, но на удивление понятно. Словно я их на современном русском слыш… Что? Ми?! МИРЕН!!!
[*Правильно говорить иеромонах – то есть иерей (в простонародье – “батюшка”) в монашеском статусе. Обычный монах не обладает полномочиями (и как правило навыками) для отправления богослужений, даже таких утилитарных, как молебен.]
Если бы я так заорал вслух – у всех присутствующих в небольшой часовне уши заложило бы. В ментальном диапазоне я еле разобрал ответ. Впрочем, с каждой секундой канал связи постепенно возвращался к своей обычной пропускной способности.
- Дима?
- Я тут! – наверное, столь чистой и незамутненной радости я не испытывал еще никогда.