— Надек! — говорит Бухара. — А я придумала!
И они опять у решетки ворот. Только теперь с ними Жирафа и еще трое пионеров, это сестра Бухары Гулька, четвероклассница, и двое мальчиков из ее класса. Все в галстуках, с подарками, со свернутым в трубочку приветствием, с цветами — букетом астр.
И вот они в палате у лейтенанта, и Гулька читает стихи: «Уж небо осенью дышало…»
А лейтенант потом им рассказывает:
— Я маленьким еще всегда военным хотел быть. У меня дед, Иван Антоныч, деда Ваня, генерал. Представляете? Сейчас, конечно, уже на пенсии, а тогда он еще служил, и я, конечно, каждое лето — у деда Вани в гарнизоне, далеко, в Средней Азии, — песок, граница, змеи да вараны.
— Кто? — переспросила Гулька.
— Ну, ящерицы такие древние, крупные… — Лейтенант рассмеялся. — У деда Вани с утра первая фраза: «Ну, гражданин Советского Союза Сергей Николаевич Орловский, кто у вас дед?» Я должен был вскочить по стойке «смирно»: «Генерал, товарищ генерал!» — «А вы кем будете?» — «Маршалом, товарищ генерал!» Я как от деда вернусь, только в войну играю, мать плачет, отец нервничает, пальцами хрустит, — боже, боже! Они у меня типичная интеллигенция, оба в университете преподают. А один раз я в шутку — уже лет четырнадцать мне было — приемчики им разные показывал, — что с ними было. Бандит растет! А уже в десятом классе сказал: иду в армию, больше ничего! И тут нам всерьез ссориться пришлось: они хотели, чтобы я был физик, историк, писатель — не знаю кто.
— А вы? — спросила Бухара.
— А я, естественно, хотел быть маршалом. Или Александром Македонским!
И тут в палату вошла Тоня и стала, слушая.
— У нас, Орловских, военная косточка, как дед говорит. И я все равно останусь в армии. — Это лейтенант сказал уже Тоне.
— Это там посмотрят, — отозвалась она. — А что у нас тут за делегация?
— Шефы! — сказала Бухара, а Надька отвернулась в окно.
— Вижу, какие шефы! — сказала Тоня и поглядела на Надьку.
И опять Надька стоит у ворот госпиталя, теперь одна, под мелким дождем. И опять ей кажется: вот он идет к проходной, движется прямо к ней… И пропустила момент, проглядела, когда к ней на самом деле вышли вместе лейтенант и Тоня под зонтиком.
— Лариса! — позвал лейтенант. — Смотри, Тонь!.. Привет! Ты чего тут?
— Вас жду, — сказала Надька хмуро.
— Да? Интересно! — Лейтенанту было весело. — Тогда пошли с нами!.. А, Тонь? Пусть она и побудет. Ты как?
Тоня посмотрела на Надьку испытующе. Надька готова была сквозь землю провалиться, нахамить, убежать, но ничего такого не делала, стояла покорно, как овца. Вот проклятье!
— Пускай, — сказала Тоня снисходительно и пошла вперед.
А лейтенант подмигнул Надьке.
Что все это значит, Надьке еще предстояло узнать.
— Надек! — говорит Бухара. — А я придумала!
И они опять у решетки ворот. Только теперь с ними Жирафа и еще трое пионеров, это сестра Бухары Гулька, четвероклассница, и двое мальчиков из ее класса. Все в галстуках, с подарками, со свернутым в трубочку приветствием, с цветами — букетом астр.
И вот они в палате у лейтенанта, и Гулька читает стихи: «Уж небо осенью дышало…»
А лейтенант потом им рассказывает:
— Я маленьким еще всегда военным хотел быть. У меня дед, Иван Антоныч, деда Ваня, генерал. Представляете? Сейчас, конечно, уже на пенсии, а тогда он еще служил, и я, конечно, каждое лето — у деда Вани в гарнизоне, далеко, в Средней Азии, — песок, граница, змеи да вараны.
— Кто? — переспросила Гулька.
— Ну, ящерицы такие древние, крупные… — Лейтенант рассмеялся. — У деда Вани с утра первая фраза: «Ну, гражданин Советского Союза Сергей Николаевич Орловский, кто у вас дед?» Я должен был вскочить по стойке «смирно»: «Генерал, товарищ генерал!» — «А вы кем будете?» — «Маршалом, товарищ генерал!» Я как от деда вернусь, только в войну играю, мать плачет, отец нервничает, пальцами хрустит, — боже, боже! Они у меня типичная интеллигенция, оба в университете преподают. А один раз я в шутку — уже лет четырнадцать мне было — приемчики им разные показывал, — что с ними было. Бандит растет! А уже в десятом классе сказал: иду в армию, больше ничего! И тут нам всерьез ссориться пришлось: они хотели, чтобы я был физик, историк, писатель — не знаю кто.
— А вы? — спросила Бухара.
— А я, естественно, хотел быть маршалом. Или Александром Македонским!
И тут в палату вошла Тоня и стала, слушая.
— У нас, Орловских, военная косточка, как дед говорит. И я все равно останусь в армии. — Это лейтенант сказал уже Тоне.
— Это там посмотрят, — отозвалась она. — А что у нас тут за делегация?
— Шефы! — сказала Бухара, а Надька отвернулась в окно.
— Вижу, какие шефы! — сказала Тоня и поглядела на Надьку.
И опять Надька стоит у ворот госпиталя, теперь одна, под мелким дождем. И опять ей кажется: вот он идет к проходной, движется прямо к ней… И пропустила момент, проглядела, когда к ней на самом деле вышли вместе лейтенант и Тоня под зонтиком.
— Лариса! — позвал лейтенант. — Смотри, Тонь!.. Привет! Ты чего тут?
— Вас жду, — сказала Надька хмуро.
— Да? Интересно! — Лейтенанту было весело. — Тогда пошли с нами!.. А, Тонь? Пусть она и побудет. Ты как?
Тоня посмотрела на Надьку испытующе. Надька готова была сквозь землю провалиться, нахамить, убежать, но ничего такого не делала, стояла покорно, как овца. Вот проклятье!
— Пускай, — сказала Тоня снисходительно и пошла вперед.
А лейтенант подмигнул Надьке.
Что все это значит, Надьке еще предстояло узнать.