Мы добровольно спустились в темную нору в земле, перекрытую тростником. Завалились прямо на пол, на камышовую подстилку. Аксакал еще долго о чем-то говорил, опустив за нами дверь, сплетенную из прутьев. Чабаны выбирали меж собой наиболее толкового человека, чтоб тот привел уполномоченного как можно скорее. Они все-таки опасались, посчитав нас за бандитов, сдавшихся в надежде на скорую выручку.
Помянули чабаны про нападение на табун в Бурылбайтальской рабочей дивизии. Настроение женщин оставалось воинственным: они требовали гнать нас в Гуляевку, а не держать здесь.
Аксакал успокоил их:
— Документы у них есть. Под подозрение может попасть и добрый человек. Время такое. Отведем, да ошибемся, — добавил аксакал, — смеяться будет над нами, чабанами, вся Гуляевка.
Упоминание о насмешках охладило воинственность женщин.
Кто-то остался снаружи, у входа в земляную нору. Некоторое время слышались шаги нашей охраны. Потом мы уснули и проспали до вечера, когда у землянки вновь послышались громкие голоса:
— Где они?
— Здесь.
— Вы их обыскали?
— Нет.
— Они вооружены?
— Не знаем…
— Ладно. Открывайте дверь.
Аксакал поднял камышовую плетенку, откинулось на ременных петлях сооружение, громко именуемое дверью. На краю норы появился щегольски одетый старший лейтенант в форме внутренних войск. За ним — чабаны с посохами.
— Документы!
Мы протянули справки гуртоправа и бухгалтера колхоза.
— Это все? — старший лейтенант вздернул кокетливо подбритую бровь.
— Все, — смиренно сказал я.
— Вы задержаны!
Уполномоченный обернулся к чабанам.
— Отведите их в Гуляевку, в милицию. Мне надо в Коктерекский район заглянуть. Я потом выясню, кто они такие в действительности…
Путешествовать под конвоем в Гуляевку нам не хотелось: время дорого. Кстати, оказаться объектом внимания большого села совсем не входило в наши замыслы. Мало ли с кем и когда из коренного населения нам предстоит встретиться где-то в пустыне, а память на лица у людей отменная.
Мы добровольно спустились в темную нору в земле, перекрытую тростником. Завалились прямо на пол, на камышовую подстилку. Аксакал еще долго о чем-то говорил, опустив за нами дверь, сплетенную из прутьев. Чабаны выбирали меж собой наиболее толкового человека, чтоб тот привел уполномоченного как можно скорее. Они все-таки опасались, посчитав нас за бандитов, сдавшихся в надежде на скорую выручку.
Помянули чабаны про нападение на табун в Бурылбайтальской рабочей дивизии. Настроение женщин оставалось воинственным: они требовали гнать нас в Гуляевку, а не держать здесь.
Аксакал успокоил их:
— Документы у них есть. Под подозрение может попасть и добрый человек. Время такое. Отведем, да ошибемся, — добавил аксакал, — смеяться будет над нами, чабанами, вся Гуляевка.
Упоминание о насмешках охладило воинственность женщин.
Кто-то остался снаружи, у входа в земляную нору. Некоторое время слышались шаги нашей охраны. Потом мы уснули и проспали до вечера, когда у землянки вновь послышались громкие голоса:
— Где они?
— Здесь.
— Вы их обыскали?
— Нет.
— Они вооружены?
— Не знаем…
— Ладно. Открывайте дверь.
Аксакал поднял камышовую плетенку, откинулось на ременных петлях сооружение, громко именуемое дверью. На краю норы появился щегольски одетый старший лейтенант в форме внутренних войск. За ним — чабаны с посохами.
— Документы!
Мы протянули справки гуртоправа и бухгалтера колхоза.
— Это все? — старший лейтенант вздернул кокетливо подбритую бровь.
— Все, — смиренно сказал я.
— Вы задержаны!
Уполномоченный обернулся к чабанам.
— Отведите их в Гуляевку, в милицию. Мне надо в Коктерекский район заглянуть. Я потом выясню, кто они такие в действительности…
Путешествовать под конвоем в Гуляевку нам не хотелось: время дорого. Кстати, оказаться объектом внимания большого села совсем не входило в наши замыслы. Мало ли с кем и когда из коренного населения нам предстоит встретиться где-то в пустыне, а память на лица у людей отменная.