Миновав тугаи, мы снова вошли в густой тростник на берегу болота, такой густой, что и пробраться сквозь него немыслимо. Прошлогодняя, позапрошлогодняя и десятилетней давности тростниковая ветошь поднималась едва не на метр от мерзлого песка. Мы тихо, взяв на сворки собак, двигались вдоль опушки зарослей. Тут я увидел дыры в камышовом буреломе.
— Заячьи норы? — спросил я у Нины.
— Кабаньи лазы.
— Кабаньи? Да в нее заяц с трудом пролезет! — говорил я уже без шуток, совсем не желая играть роль гуртоправа. Не доводилось мне охотиться в камышах на кабана И пора было кончать затянувшуюся игру.
— Секачи да чушки что мыши. Лишь бы рыло с пятачком просунуть. А там и голову протиснут. Дыры же эти в тростниковом валежнике словно резиновые. Мы оставим собак здесь, а пойдем на другой край зарослей. Потом я свистну, а собаки погонят кабанов на нас. Не струсишь? — неожиданно спросила Нина. — Говорят, встреча с раненым кабаном… Я бью наповал.
— Я тоже постараюсь, — зло сказал я.
— А куда надо бить, знаешь?
— Скажешь, узнаю.
— Под лопатку, под ухо…
— Когда он ползет из такой дыры, под ухо удобнее, — кивнул я. На деловой совет сердиться ни к чему. Раздражаться тоже лишнее, даже если от боли в ноге хочется выть. И еще — на кабаньей охоте требуется отличное самообладание, предельная выдержка. Кабаны не фазаны, не утки: промазал, не убил наповал, зверь на тебя пойдет и разделает клыками, что басмач клинком.
— Не струхни с перворазу. Ну. да я рядом буду, выручу. Ружье жаканами перезаряди.
Я давно ждал указания и тотчас выполнил его. Однако слишком торопливо, не спросив, какими такими «жаканами» надо заряжать. Сработала охотничья привычка. По-моему, Нина отметила эту мою «неожиданную» осведомленность.
«Что ж, красавица, — сказал я про себя. — После охоты на кабанов придется нам поговорить по душам».
Пройдя километра два — три, мы вышли на открытый песчаный перешеек, спрятались в кустах. Против нас в серой камышовой ветоши чернели кабаньи лазы, расположенные метрах в десяти друг от друга. И солнце хорошо освещало их из-за моей спины.
— Твои два левых… — сказала Нина и подала сигнал собакам. Они подняли лай в болоте. И вскоре мы услышали хархарнье, треск тростника невдалеке перед собой Всего тридцать метров отделяло меня от кабаньих лазов.
Не желая рисковать, я решил стрелять с упора — примостил ложу ружья на рогульку ивовых веток в кусте, что стоял передо мною. И не пожалел.
Одновременно с треском в тростнике из дыры, как из жерла, вылетел секач. Спусковой крючок я нажал почти инстинктивно. Визг смертельно раненного слился со взрывом во второй дыре, из которой выскочила чушка, кабаниха. Тут я не опоздал и на десятую долю секунду, попал точно — под ухо. Убедившись, что пара кабанов убита, я обернулся в сторону Нины. Тут-то мне и выпал случай увидеть ее виртуозность в стрельбе.
Нина стояла шагах в двадцати от меня. Меж редких безлистых ветвей я прекрасно видел ее темно-коричневую куртку из ондатры, серый теплый платок Оба ружья были вскинуты к плечам девушки, а ложи прижаты к щекам. Я знал, что в спортивной стрельбе, например, есть мастера, которые, прицеливаясь, не прищуривают левого глаза, а глядят обоими. Сам умел стрелять из пистолета с обеих рук от пояса да хоть через карманы, не оборачиваясь, на голос, если противник позади; падая с выбитой из-под ног табуретки. Но видеть, как бьют из охотничьих ружей одновременно с обеих рук не приходилось.
Когда я обернулся, Нина сделала один выстрел и уложила кабана. И случилось, что один заслонил другого во время «вылета» из камышовой норы. А из трех дальних от нее уже тоже выскочили секачи, брызжа пеной и отчаянно визжа.
Я растерялся: «Как же Нина справится со всеми? Ведь один-то из трех непременно уйдет. А помочь ей у меня нет возможности! Стрелять жаканом через сучья — бессмыслица! Ударившись о ветку, пуля непременно изменит направление!»
Пока я стоял столбом, Нина почти одновременно ударила из двух стволов по дальним от нее секачам, затем по ближнему, из второй дыры. Я не мог уследить сразу и за кабанами, и за Ниной. А она тем временем молниеносно откинула ружье с левой руки на плечо, одной правой сломила ствол, уперев ложу в бедро, и перезарядила «зауэр».
Кабан находился на грани убойности для жакана. Но Нина успела выстрелить и с очень острого угла попала зверю под лопатку. Секач подпрыгнул и, перевернувшись через голову, шлепнулся на песок.
Миновав тугаи, мы снова вошли в густой тростник на берегу болота, такой густой, что и пробраться сквозь него немыслимо. Прошлогодняя, позапрошлогодняя и десятилетней давности тростниковая ветошь поднималась едва не на метр от мерзлого песка. Мы тихо, взяв на сворки собак, двигались вдоль опушки зарослей. Тут я увидел дыры в камышовом буреломе.
— Заячьи норы? — спросил я у Нины.
— Кабаньи лазы.
— Кабаньи? Да в нее заяц с трудом пролезет! — говорил я уже без шуток, совсем не желая играть роль гуртоправа. Не доводилось мне охотиться в камышах на кабана И пора было кончать затянувшуюся игру.
— Секачи да чушки что мыши. Лишь бы рыло с пятачком просунуть. А там и голову протиснут. Дыры же эти в тростниковом валежнике словно резиновые. Мы оставим собак здесь, а пойдем на другой край зарослей. Потом я свистну, а собаки погонят кабанов на нас. Не струсишь? — неожиданно спросила Нина. — Говорят, встреча с раненым кабаном… Я бью наповал.
— Я тоже постараюсь, — зло сказал я.
— А куда надо бить, знаешь?
— Скажешь, узнаю.
— Под лопатку, под ухо…
— Когда он ползет из такой дыры, под ухо удобнее, — кивнул я. На деловой совет сердиться ни к чему. Раздражаться тоже лишнее, даже если от боли в ноге хочется выть. И еще — на кабаньей охоте требуется отличное самообладание, предельная выдержка. Кабаны не фазаны, не утки: промазал, не убил наповал, зверь на тебя пойдет и разделает клыками, что басмач клинком.
— Не струхни с перворазу. Ну. да я рядом буду, выручу. Ружье жаканами перезаряди.
Я давно ждал указания и тотчас выполнил его. Однако слишком торопливо, не спросив, какими такими «жаканами» надо заряжать. Сработала охотничья привычка. По-моему, Нина отметила эту мою «неожиданную» осведомленность.
«Что ж, красавица, — сказал я про себя. — После охоты на кабанов придется нам поговорить по душам».
Пройдя километра два — три, мы вышли на открытый песчаный перешеек, спрятались в кустах. Против нас в серой камышовой ветоши чернели кабаньи лазы, расположенные метрах в десяти друг от друга. И солнце хорошо освещало их из-за моей спины.
— Твои два левых… — сказала Нина и подала сигнал собакам. Они подняли лай в болоте. И вскоре мы услышали хархарнье, треск тростника невдалеке перед собой Всего тридцать метров отделяло меня от кабаньих лазов.
Не желая рисковать, я решил стрелять с упора — примостил ложу ружья на рогульку ивовых веток в кусте, что стоял передо мною. И не пожалел.
Одновременно с треском в тростнике из дыры, как из жерла, вылетел секач. Спусковой крючок я нажал почти инстинктивно. Визг смертельно раненного слился со взрывом во второй дыре, из которой выскочила чушка, кабаниха. Тут я не опоздал и на десятую долю секунду, попал точно — под ухо. Убедившись, что пара кабанов убита, я обернулся в сторону Нины. Тут-то мне и выпал случай увидеть ее виртуозность в стрельбе.
Нина стояла шагах в двадцати от меня. Меж редких безлистых ветвей я прекрасно видел ее темно-коричневую куртку из ондатры, серый теплый платок Оба ружья были вскинуты к плечам девушки, а ложи прижаты к щекам. Я знал, что в спортивной стрельбе, например, есть мастера, которые, прицеливаясь, не прищуривают левого глаза, а глядят обоими. Сам умел стрелять из пистолета с обеих рук от пояса да хоть через карманы, не оборачиваясь, на голос, если противник позади; падая с выбитой из-под ног табуретки. Но видеть, как бьют из охотничьих ружей одновременно с обеих рук не приходилось.
Когда я обернулся, Нина сделала один выстрел и уложила кабана. И случилось, что один заслонил другого во время «вылета» из камышовой норы. А из трех дальних от нее уже тоже выскочили секачи, брызжа пеной и отчаянно визжа.
Я растерялся: «Как же Нина справится со всеми? Ведь один-то из трех непременно уйдет. А помочь ей у меня нет возможности! Стрелять жаканом через сучья — бессмыслица! Ударившись о ветку, пуля непременно изменит направление!»
Пока я стоял столбом, Нина почти одновременно ударила из двух стволов по дальним от нее секачам, затем по ближнему, из второй дыры. Я не мог уследить сразу и за кабанами, и за Ниной. А она тем временем молниеносно откинула ружье с левой руки на плечо, одной правой сломила ствол, уперев ложу в бедро, и перезарядила «зауэр».
Кабан находился на грани убойности для жакана. Но Нина успела выстрелить и с очень острого угла попала зверю под лопатку. Секач подпрыгнул и, перевернувшись через голову, шлепнулся на песок.