Помахивала хвостом лошадь, везя телегу в ночи, всхрапывал конь, привязанный к задку. Хамит лежал на мешке и смотрел в небо.
— Я человек подневольный, — не оборачиваясь, бойко рассказывал Алимжан. — Пригрозили мне — запугали. Вырежем всю семью, говорят. А тебя — меня, значит, — повесим.
— Мне бы удавить тебя, гада, а я тебя слушаю, — с ленивым удивлением сказал Хамит. Алимжан обернулся, улыбнулся:
— Вот и я говорю: там повесят, здесь удавят. А что лучше?
— Лучше — жить по-человечески.
— А как по-человечески?
— Детей растить, землю украшать, работать.
Светлело небо. Светлела степь. Похолодало. Хамит сел в телеге, застегнулся на все пуговицы, поправил фуражку. Дорога пошла под уклон.
— Подъезжаем, — сказал посерьезневший Алимжан.
Совсем рассвело, когда они, попетляв еле заметной среди тесных кустов тропкой, остановились у хорошо замаскированной ямы.
— Вот сюда и выгружаю, — кивнул на яму Алимжан.
— Выгружай, — приказал Хамит.
Работал Алимжан добросовестно, неизвестно для чего показывая Хамиту сноровку и старательность.
— Все! — сказал он, заботливо прикрыв ветками и присыпав сухой травой заполненную яму, разогнулся и посмотрел на Хамита.
— Они скоро приедут? — спросил Хамит.
— Сначала один прискачет, проверит, все ли в порядке. А заберут неизвестно когда. Очень осторожные! — восхитился бандитами Алимжан.
— Для начала мне один и нужен.
— А я тебе больше ни к чему. Поеду, а? — попросился домой Алимжан.
— Сейчас. У тебя веревка есть?
— Есть. Как же в дороге без веревки?
Алимжан порылся в телеге и протянул Хамиту моток. Тот попробовал веревку на прочность, удовлетворился ее крепостью и приказал:
— Ложись.
Помахивала хвостом лошадь, везя телегу в ночи, всхрапывал конь, привязанный к задку. Хамит лежал на мешке и смотрел в небо.
— Я человек подневольный, — не оборачиваясь, бойко рассказывал Алимжан. — Пригрозили мне — запугали. Вырежем всю семью, говорят. А тебя — меня, значит, — повесим.
— Мне бы удавить тебя, гада, а я тебя слушаю, — с ленивым удивлением сказал Хамит. Алимжан обернулся, улыбнулся:
— Вот и я говорю: там повесят, здесь удавят. А что лучше?
— Лучше — жить по-человечески.
— А как по-человечески?
— Детей растить, землю украшать, работать.
Светлело небо. Светлела степь. Похолодало. Хамит сел в телеге, застегнулся на все пуговицы, поправил фуражку. Дорога пошла под уклон.
— Подъезжаем, — сказал посерьезневший Алимжан.
Совсем рассвело, когда они, попетляв еле заметной среди тесных кустов тропкой, остановились у хорошо замаскированной ямы.
— Вот сюда и выгружаю, — кивнул на яму Алимжан.
— Выгружай, — приказал Хамит.
Работал Алимжан добросовестно, неизвестно для чего показывая Хамиту сноровку и старательность.
— Все! — сказал он, заботливо прикрыв ветками и присыпав сухой травой заполненную яму, разогнулся и посмотрел на Хамита.
— Они скоро приедут? — спросил Хамит.
— Сначала один прискачет, проверит, все ли в порядке. А заберут неизвестно когда. Очень осторожные! — восхитился бандитами Алимжан.
— Для начала мне один и нужен.
— А я тебе больше ни к чему. Поеду, а? — попросился домой Алимжан.
— Сейчас. У тебя веревка есть?
— Есть. Как же в дороге без веревки?
Алимжан порылся в телеге и протянул Хамиту моток. Тот попробовал веревку на прочность, удовлетворился ее крепостью и приказал:
— Ложись.