— Да! – Радостно пискнула эта малолетняя модница и тут же унеслась, видимо хвалиться всем своим куклам и мишкам, что скоро будет настоящей принцессой.
А я остался в тишине, пытаясь на что-то решиться. О том, что выставка будет, знал, но Данила ясно дал понять, что мне там делать нечего. Значит, приглашения прислал «доброжелатель» и то, что я там увижу, едва ли меня порадует. Хмыкнул, прикинув, что там может быть. Работы Григорьева я просматривал и не раз, пытаясь уловить идею, и смысл заключался в том, что он воспевал женское тело, желательно с минимальным количеством одежды. Эта же мысль и проскальзывала у журналистов, которым посчастливилось получить предварительное интервью. С Оксаной у меня было без изменений. Я теряюсь, не знаю, чего она хочет. Тем более сейчас, она беременна и любой мой необдуманный шаг вызовет нежелательные последствия, которых с меня уже хватит. После разговора с Данилой, всё так же продолжил строчить сообщения, рассказывая об Алисе, кажется, дочь – единственная ниточка, которая нас связывает, а думать так, ох, как не хочется. Но ещё и звонил. Три, четыре раза в день, в разное время, правда, так ничего и не добился. Оксана вежливо игнорирует все мои старания и рвения, а в худшем случае я слушаю бездушный электронный голос, который сообщает, что мой абонент недоступен. Злюсь, разбиваю телефоны, срываюсь на подчинённых, а поделать ничего не могу.
Не смотря на всю нервозность ситуации и моё внутреннее напряжение, неделя до выставки пролетела относительно легко, дом, работа – быт затягивает, и, в то же время, позволяет забыться и отвлечься. Открытие было в четверг, много приглашённых гостей и прессы, были и основные действующие лица. Желая подготовиться морально, прочёл несколько статей и очерков от журналистов, но ни одной работы на всеобщее обозрение выставлено не было, а в комментариях одни общие фразы. Артём Григорьев дал развёрнутое интервью, но выпуск того журнала намечен на понедельник, когда я и сам всё увижу. Об Оксане пара слов.
В Москве был за день до того как. Как всегда зашёл в офис к Смоловым, что-то они мутят, но пока прикопаться не к чему, мои юристы разделяют непонятные опасения и всегда на чеку, но пока проблемы на чисто интуитивном уровне. А уже вечером, стараясь не привлекать к себе внимания, я посетил галерею искусств и ком прочно осел в моём горле. Оксана… моя жена… моя красавица. Моя и больше ничья… сейчас была на обозрении, демонстрируя красоту и секреты своего тела. Я замер у первой же работы, не в силах оторвать взгляд. Только тело, тело, покрытое тонкой, невесомой материей, на скрывающей практически ничего, но, в то же время, отдаляющую от модели, утягивающую её в зону недосягаемости. Тонкие плечи, которые словно дрожат под прицелом множества взглядов, прямые ключицы и ямочка в их соединении, упругие холмики сосков, возвышающихся над телом, выделяясь в тёмных полутонах чёрно-белого фото. Я забыл как дышать, стиснул зубы и некому сейчас было сказать мне «отомри».
— Возбуждает, не так ли? – Едкий шёпот за моей спиной.
— Завидуешь? – Не поворачивая головы слёту ответил я, уже понимая, кто прислал приглашение, и зачем это было сделано.
— Как тебе, Гошка, нравится?
— Моя жена мне всегда нравилась.
Я повернулся, бросил на Карину мимолётный взгляд и тут же пробежался им по залу, оценивая собравшуюся публику, зевак, которые то застывали перед холстами, то отмирали и плелись дальше. Редкие доносящиеся комментарии ценителей искусства, более частые возгласы таких же обывателей, как и я. А Карина злилась, злилась и молчала, ожидая новой порции внимания.
— Ты только пришёл, но скажу так: здесь есть на что посмотреть. Особенно мне нравится работа «Умиротворение», Оксана там особо удачно получилась, кажется, что она живет на этих полотнах, ты как думаешь?
— Я думаю, что ещё многого не видел, но фотограф, безусловно, талантлив.
Без особой радости пришлось подметить мне. Да, он выразил Оксану, её сексуальность, её нежность и женственность – всё то, что не смог в ней раскрыть я сам, что пропускал, игнорировал, считал обыденным и входящим в обязательное дневное расписание.
— Да, Гоша… ты много не видел. – С особым, ядовитым удовольствие, с нескрываемой язвительностью тянула Карина, заглядывая в глаза.
— Что-нибудь ещё?
— Ещё? – Сделала вид, что задумалась, но нет, она знала, что хочет сказать и эта её игра вызывала невольную улыбку. – Да, пожалуй, тебе будет интересно. Я тут хотела прикупить кое-что из работ, ты ведь тоже согласился с талантом, так, знаешь, всё уже продано. Обидно, не так ли? И, кстати, фото с твоей женой в главной роли, пользуются популярностью.
Змея и, чёрт возьми, я ей верю.
— Получай удовольствие, дорогой. – Прошипела мне на ухо и готова была рассмеяться в лицо, но сдержала порыв и просто широко улыбнулась, только от этой улыбки мурашки по коже бегут и не было в ней ничего привлекательного.
Единственное, что могу подметить точно, так это то, что она не просто ревнует меня к Оксане, она её словно ненавидит, только вот непонятно за что. При упоминании о моей жене и глаза у неё азартно загораются, и мышцы на лице напрягаются, вызывая гримасу. Она знает что-то, чего не знаю я?.. В любом случае этот вопрос пока остаётся без ответа, а я продолжил обход галереи. «Восторг», «Вдохновение», «Страсть», «Сумасшествие», «Наслаждение» – работы были настолько живые, настолько реалистичные и без лишних слов говорящие сами за себя, что эти названия можно было и не подсказывать. Мозг и сам выбрасывал нужные эмоции при одном взгляде. А я смотрел как зачарованный и наслаждался, понял, что улыбаюсь, когда мышцы на лице заболели, давно не видел Оксану вот такой… настоящей, свободной, парящей. И ревновал, бешеной, необъяснимой ревностью. Ревновал ко всему: к этим людям, которые сейчас стоят за моей спиной, к этому фотографу, к камере в его руках. Словно сам чувствовал, как Артём ласкал её словами, как прожигал взглядом, ведь нужно быть идиотом, чтобы не заметить, что она не просто модель. В каждой фотографии его эмоции, его желание, его любовь к ней. И даже не зная, кто был в качестве модели, можно чётко разграничить работы на два разных лагеря: с Оксаной и без неё. Я ходил от одной стены к другой и с каждой новой работой чувствовал, как кровь бежит по венам быстрее, как кулаки сжимаются, каким рваным становится моё дыхание. Последней каплей стала фотография, где Оксана разделась, оголила плечи и живот. Единственная работа, на которой она изображена полностью: лежит на диване, закинув ноги на подлокотник, голова откинута назад, глаза закрыты, на губах можно уловить улыбку. Бокал вина в руке, грудь, поднятая на вздохе, ворох ткани, который стекает по бёдрам, раскрывая их и живот… работа одна из последних, возносящая красоту беременной женщины. И сквозь бумагу я чувствую её удовольствие, её спокойствие и хочется кого-нибудь убить, а здравый смысл поддакивает, предлагая застрелиться самому.
Администратора я нашёл в считанные секунды. Милая девушка искренне улыбалась и я постарался, хорошо постарался не выплеснуть на неё своё раздражение.
— Вас заинтересовала какая-то работа? – Участливо начала она, в уме прикидывая, сколько я могу отстегнуть.
— Меня заинтересовали все работы. И я хочу их приобрести. Что скажете по этому поводу?
И тут девушка стушевалась, растерялась и смотрела на меня расширенными от удивления глазами.
— Да! – Радостно пискнула эта малолетняя модница и тут же унеслась, видимо хвалиться всем своим куклам и мишкам, что скоро будет настоящей принцессой.
А я остался в тишине, пытаясь на что-то решиться. О том, что выставка будет, знал, но Данила ясно дал понять, что мне там делать нечего. Значит, приглашения прислал «доброжелатель» и то, что я там увижу, едва ли меня порадует. Хмыкнул, прикинув, что там может быть. Работы Григорьева я просматривал и не раз, пытаясь уловить идею, и смысл заключался в том, что он воспевал женское тело, желательно с минимальным количеством одежды. Эта же мысль и проскальзывала у журналистов, которым посчастливилось получить предварительное интервью. С Оксаной у меня было без изменений. Я теряюсь, не знаю, чего она хочет. Тем более сейчас, она беременна и любой мой необдуманный шаг вызовет нежелательные последствия, которых с меня уже хватит. После разговора с Данилой, всё так же продолжил строчить сообщения, рассказывая об Алисе, кажется, дочь – единственная ниточка, которая нас связывает, а думать так, ох, как не хочется. Но ещё и звонил. Три, четыре раза в день, в разное время, правда, так ничего и не добился. Оксана вежливо игнорирует все мои старания и рвения, а в худшем случае я слушаю бездушный электронный голос, который сообщает, что мой абонент недоступен. Злюсь, разбиваю телефоны, срываюсь на подчинённых, а поделать ничего не могу.
Не смотря на всю нервозность ситуации и моё внутреннее напряжение, неделя до выставки пролетела относительно легко, дом, работа – быт затягивает, и, в то же время, позволяет забыться и отвлечься. Открытие было в четверг, много приглашённых гостей и прессы, были и основные действующие лица. Желая подготовиться морально, прочёл несколько статей и очерков от журналистов, но ни одной работы на всеобщее обозрение выставлено не было, а в комментариях одни общие фразы. Артём Григорьев дал развёрнутое интервью, но выпуск того журнала намечен на понедельник, когда я и сам всё увижу. Об Оксане пара слов.
В Москве был за день до того как. Как всегда зашёл в офис к Смоловым, что-то они мутят, но пока прикопаться не к чему, мои юристы разделяют непонятные опасения и всегда на чеку, но пока проблемы на чисто интуитивном уровне. А уже вечером, стараясь не привлекать к себе внимания, я посетил галерею искусств и ком прочно осел в моём горле. Оксана… моя жена… моя красавица. Моя и больше ничья… сейчас была на обозрении, демонстрируя красоту и секреты своего тела. Я замер у первой же работы, не в силах оторвать взгляд. Только тело, тело, покрытое тонкой, невесомой материей, на скрывающей практически ничего, но, в то же время, отдаляющую от модели, утягивающую её в зону недосягаемости. Тонкие плечи, которые словно дрожат под прицелом множества взглядов, прямые ключицы и ямочка в их соединении, упругие холмики сосков, возвышающихся над телом, выделяясь в тёмных полутонах чёрно-белого фото. Я забыл как дышать, стиснул зубы и некому сейчас было сказать мне «отомри».
— Возбуждает, не так ли? – Едкий шёпот за моей спиной.
— Завидуешь? – Не поворачивая головы слёту ответил я, уже понимая, кто прислал приглашение, и зачем это было сделано.
— Как тебе, Гошка, нравится?
— Моя жена мне всегда нравилась.
Я повернулся, бросил на Карину мимолётный взгляд и тут же пробежался им по залу, оценивая собравшуюся публику, зевак, которые то застывали перед холстами, то отмирали и плелись дальше. Редкие доносящиеся комментарии ценителей искусства, более частые возгласы таких же обывателей, как и я. А Карина злилась, злилась и молчала, ожидая новой порции внимания.
— Ты только пришёл, но скажу так: здесь есть на что посмотреть. Особенно мне нравится работа «Умиротворение», Оксана там особо удачно получилась, кажется, что она живет на этих полотнах, ты как думаешь?
— Я думаю, что ещё многого не видел, но фотограф, безусловно, талантлив.
Без особой радости пришлось подметить мне. Да, он выразил Оксану, её сексуальность, её нежность и женственность – всё то, что не смог в ней раскрыть я сам, что пропускал, игнорировал, считал обыденным и входящим в обязательное дневное расписание.
— Да, Гоша… ты много не видел. – С особым, ядовитым удовольствие, с нескрываемой язвительностью тянула Карина, заглядывая в глаза.
— Что-нибудь ещё?
— Ещё? – Сделала вид, что задумалась, но нет, она знала, что хочет сказать и эта её игра вызывала невольную улыбку. – Да, пожалуй, тебе будет интересно. Я тут хотела прикупить кое-что из работ, ты ведь тоже согласился с талантом, так, знаешь, всё уже продано. Обидно, не так ли? И, кстати, фото с твоей женой в главной роли, пользуются популярностью.
Змея и, чёрт возьми, я ей верю.
— Получай удовольствие, дорогой. – Прошипела мне на ухо и готова была рассмеяться в лицо, но сдержала порыв и просто широко улыбнулась, только от этой улыбки мурашки по коже бегут и не было в ней ничего привлекательного.
Единственное, что могу подметить точно, так это то, что она не просто ревнует меня к Оксане, она её словно ненавидит, только вот непонятно за что. При упоминании о моей жене и глаза у неё азартно загораются, и мышцы на лице напрягаются, вызывая гримасу. Она знает что-то, чего не знаю я?.. В любом случае этот вопрос пока остаётся без ответа, а я продолжил обход галереи. «Восторг», «Вдохновение», «Страсть», «Сумасшествие», «Наслаждение» – работы были настолько живые, настолько реалистичные и без лишних слов говорящие сами за себя, что эти названия можно было и не подсказывать. Мозг и сам выбрасывал нужные эмоции при одном взгляде. А я смотрел как зачарованный и наслаждался, понял, что улыбаюсь, когда мышцы на лице заболели, давно не видел Оксану вот такой… настоящей, свободной, парящей. И ревновал, бешеной, необъяснимой ревностью. Ревновал ко всему: к этим людям, которые сейчас стоят за моей спиной, к этому фотографу, к камере в его руках. Словно сам чувствовал, как Артём ласкал её словами, как прожигал взглядом, ведь нужно быть идиотом, чтобы не заметить, что она не просто модель. В каждой фотографии его эмоции, его желание, его любовь к ней. И даже не зная, кто был в качестве модели, можно чётко разграничить работы на два разных лагеря: с Оксаной и без неё. Я ходил от одной стены к другой и с каждой новой работой чувствовал, как кровь бежит по венам быстрее, как кулаки сжимаются, каким рваным становится моё дыхание. Последней каплей стала фотография, где Оксана разделась, оголила плечи и живот. Единственная работа, на которой она изображена полностью: лежит на диване, закинув ноги на подлокотник, голова откинута назад, глаза закрыты, на губах можно уловить улыбку. Бокал вина в руке, грудь, поднятая на вздохе, ворох ткани, который стекает по бёдрам, раскрывая их и живот… работа одна из последних, возносящая красоту беременной женщины. И сквозь бумагу я чувствую её удовольствие, её спокойствие и хочется кого-нибудь убить, а здравый смысл поддакивает, предлагая застрелиться самому.
Администратора я нашёл в считанные секунды. Милая девушка искренне улыбалась и я постарался, хорошо постарался не выплеснуть на неё своё раздражение.
— Вас заинтересовала какая-то работа? – Участливо начала она, в уме прикидывая, сколько я могу отстегнуть.
— Меня заинтересовали все работы. И я хочу их приобрести. Что скажете по этому поводу?
И тут девушка стушевалась, растерялась и смотрела на меня расширенными от удивления глазами.