— У вас что-то было?
И Артём замолчал, снова уставившись в стену. Долго молчал, а я его не перебивал. Смешно и глупо: не перебивал его молчание; но именно так и было. Он снова выпил залпом, словно пытаясь побыстрее напиться, выдохнул и покосился в мою сторону с прищуром.
— Знаешь… Нет, – махнул рукой, – ты не поймёшь. Ты не ценишь того, что у тебя есть, что она тебе даёт. Всю себя, всю. И не важно, что не разговаривает, что не подпускает близко. Она думает о тебе, говорит о тебе, беспокоится, а глаза… полные грусти и понимания. Она давно тебя простила, она себя простить не может, что когда-то сказала «да». Ты вообще понимаешь, что она не тебя винит, а себя саму? Винит за то, что старше, за то, что что-то упустила, за то, что ты не её хочешь… ты представляешь вообще, что твориться в её голове?
— Это она тебе так сказала? – Не поверил я и завис. Слышал уже эти слова. Не один раз слышал.
— Нет, блин. Это я сам только что придумал… конечно она! Или ты думаешь, чем мы тут днями занимались? – Опережая мои гнусные мысли, сам ответил на этот вопрос. – Мы разговаривали. Мы общались, смеялись и плакали, да она жила в моей студии несколько недель подряд, только бы домой не возвращаться, где вынуждена думать о тебе, потому что иначе никак. Она любит, но боится подпустить тебя снова, потому что снова сдастся.
— Не так всё. – Закивал я, отрицая. Обвиняла. Меня. Именно меня.
— Да так, так. Она сама себе придумывает причины, ими же и тебя пичкает, и Данилу. Но я-то знаю, что и как. Насквозь её вижу, потому что она не боится мне раскрыться. А знаешь, почему не боится? – Резко развернулся он ко мне, взглядом заставляя спросить «почему».
— Почему?
— Да потому что я ей чужой человек. Не родной. Она не боится сделать мне больно своими словами. Не знаю, о чём она там говорит с Данилой, но со мной Оксана другая, не такая как с ним. А ты спишь и видишь, только бы её в чем-нибудь обвинить. Так нельзя. Её жалеть нужно, оберегать. – Проговорил с нежностью и мне не по себе стало.
— Но ты ведь её хочешь. – Утверждал я, не сводя с него взгляда, а он и не отрицал.
— Хочу. Всегда хотел. Во сне видел. Только не то всё это. Это как несбыточная мечта, к которой мне позволили прикоснуться. И она так и осталась мечтой. А для тебя она всего лишь жена.
— Не всего лишь!
— Да вижу я, что любишь. – Отмахнулся он, усаживая меня на место. – Сразу ей это сказал. Помнишь, как у Данилы на открытии виделись, да? – Я кивнул. Такое сложно забыть. – Ну вот, сказал. Она услышала. Но в её голове сам чёрт ногу сломит, грузиться сама себе, накручивает, нервничает. Вы друг другу не доверяете и в этом вся проблема.
— Я ей верю.
— Да? Зачем тогда эти вопросы? Было, не было?
— Я тебе не верю.
— Да я вроде… Не было ничего. – Выпалил он вдруг и, скривившись, закрыл лицо ладонями. – И быть ничего не могло. Она – это она. А я – это я. И не правильно это, что ты так о ней говоришь. Она твоя жена и доверие или есть, или его нет. Если нет, то нечего и продолжать, разбегайтесь в разные стороны и друг друга не мучьте.
— Я люблю её.
— И я люблю. И Данила любит. – В азарте начал он перечисление. – А ты не думал, что от тебя сейчас вообще мало что зависит?
— Всё время об этом думаю и никак принять не могу.
— Данила мне однажды сказал… Там такой вопрос встал… я Оксану снимать хотел для выставки, сначала с ним поговорил, против такого человека лучше не идти, а за Оксану он любого похоронит. Вот… И разговор зашёл в ту сторону, что, мол, согласится ли Оксана. На что он мне ответил так: Оксана такой человек, которому иногда нельзя давать право выбора. Ты понял, к чему я веду?
— Хочешь сказать, что нужно действовать?
— У вас что-то было?
И Артём замолчал, снова уставившись в стену. Долго молчал, а я его не перебивал. Смешно и глупо: не перебивал его молчание; но именно так и было. Он снова выпил залпом, словно пытаясь побыстрее напиться, выдохнул и покосился в мою сторону с прищуром.
— Знаешь… Нет, – махнул рукой, – ты не поймёшь. Ты не ценишь того, что у тебя есть, что она тебе даёт. Всю себя, всю. И не важно, что не разговаривает, что не подпускает близко. Она думает о тебе, говорит о тебе, беспокоится, а глаза… полные грусти и понимания. Она давно тебя простила, она себя простить не может, что когда-то сказала «да». Ты вообще понимаешь, что она не тебя винит, а себя саму? Винит за то, что старше, за то, что что-то упустила, за то, что ты не её хочешь… ты представляешь вообще, что твориться в её голове?
— Это она тебе так сказала? – Не поверил я и завис. Слышал уже эти слова. Не один раз слышал.
— Нет, блин. Это я сам только что придумал… конечно она! Или ты думаешь, чем мы тут днями занимались? – Опережая мои гнусные мысли, сам ответил на этот вопрос. – Мы разговаривали. Мы общались, смеялись и плакали, да она жила в моей студии несколько недель подряд, только бы домой не возвращаться, где вынуждена думать о тебе, потому что иначе никак. Она любит, но боится подпустить тебя снова, потому что снова сдастся.
— Не так всё. – Закивал я, отрицая. Обвиняла. Меня. Именно меня.
— Да так, так. Она сама себе придумывает причины, ими же и тебя пичкает, и Данилу. Но я-то знаю, что и как. Насквозь её вижу, потому что она не боится мне раскрыться. А знаешь, почему не боится? – Резко развернулся он ко мне, взглядом заставляя спросить «почему».
— Почему?
— Да потому что я ей чужой человек. Не родной. Она не боится сделать мне больно своими словами. Не знаю, о чём она там говорит с Данилой, но со мной Оксана другая, не такая как с ним. А ты спишь и видишь, только бы её в чем-нибудь обвинить. Так нельзя. Её жалеть нужно, оберегать. – Проговорил с нежностью и мне не по себе стало.
— Но ты ведь её хочешь. – Утверждал я, не сводя с него взгляда, а он и не отрицал.
— Хочу. Всегда хотел. Во сне видел. Только не то всё это. Это как несбыточная мечта, к которой мне позволили прикоснуться. И она так и осталась мечтой. А для тебя она всего лишь жена.
— Не всего лишь!
— Да вижу я, что любишь. – Отмахнулся он, усаживая меня на место. – Сразу ей это сказал. Помнишь, как у Данилы на открытии виделись, да? – Я кивнул. Такое сложно забыть. – Ну вот, сказал. Она услышала. Но в её голове сам чёрт ногу сломит, грузиться сама себе, накручивает, нервничает. Вы друг другу не доверяете и в этом вся проблема.
— Я ей верю.
— Да? Зачем тогда эти вопросы? Было, не было?
— Я тебе не верю.
— Да я вроде… Не было ничего. – Выпалил он вдруг и, скривившись, закрыл лицо ладонями. – И быть ничего не могло. Она – это она. А я – это я. И не правильно это, что ты так о ней говоришь. Она твоя жена и доверие или есть, или его нет. Если нет, то нечего и продолжать, разбегайтесь в разные стороны и друг друга не мучьте.
— Я люблю её.
— И я люблю. И Данила любит. – В азарте начал он перечисление. – А ты не думал, что от тебя сейчас вообще мало что зависит?
— Всё время об этом думаю и никак принять не могу.
— Данила мне однажды сказал… Там такой вопрос встал… я Оксану снимать хотел для выставки, сначала с ним поговорил, против такого человека лучше не идти, а за Оксану он любого похоронит. Вот… И разговор зашёл в ту сторону, что, мол, согласится ли Оксана. На что он мне ответил так: Оксана такой человек, которому иногда нельзя давать право выбора. Ты понял, к чему я веду?
— Хочешь сказать, что нужно действовать?