Лицо вышедшей из часовни было иссиня-черным, левую щеку покрывал ряд уродливых шрамов, сочащихся кровью и гноем. Вместо глаз — черные дыры, в которых клубится кромешная тьма. Демоническая женщина медленно улыбнулась, обнажив черные зубы и чекист почувствовал, как его шаровары вдруг стали мокрыми и теплыми. Ребенок оторвался от груди и поднял голову, сверкнув ярко-желтыми глазами. Истошный плач вырвался из распахнутого младенческого ротика с острыми как игры зубами.
Один из бойцов предостерегающе вскрикнул и чекист, нашел в себе силы, на миг обернуться и увидеть, как одна за другой могилы на кладбище оседают и проваливаются, выбрасывая клубы черного дыма. Мерзкий могильный смрад разнесся над землей, воздух вокруг наполнился стонами, проклятиями, откуда-то раздался заунывный вой. Женщина на ступенях часовни запрокинула голову и из распахнутого рта вырвался раскатистый смех, слившийся с плачем ребенка. Советский каратель вскинул винтовку, но сделать второго выстрела не успел — черная мгла окутала его с головой и он еще успел издать короткий крик, прежде чем осесть на землю смердящей грудой разложившейся плоти.
Жители Белза так и не смогли объяснить, что произошло в тот страшный день, начавшийся вторжением из-за границы, а закончившийся какой-то невообразимой жутью. Известно лишь, что боевки украинских националистов удержались в городской ратуше, после того как штурм вдруг резко пошел на спад, а потом и вовсе прекратился. И никто не мог объяснить, как погибли вооруженные головорезы, заполонившие город — в польской форме и с польскими документами, но, по единодушным показаниям всех свидетелей — отдававшие приказы и ругавшиеся исключительно на русском. А о том, что творилось дальше местные жители, наглухо запершиеся в домах и молившиеся у домашних икон, не хотели говорить вовсе. Словно ожили самые древние и страшные легенды старой Руси, когда по улицам городов шелестя крыльями, цокая копытами, скрежеща зубами, смеясь, плача и богохульствуя, бродили жуткие бесформенные тени. Но издаваемые ими звуки не могли заглушить предсмертные крики и отчаянные, сбивчивые молитвы — перед лицом страшной, сверхъестественной угрозы недавние безбожники вспомнили о вере предков.
Впрочем, это им тоже не помогло.
— Поздравляю Челита, — худощавый блондин с длинным хищным носом, распахнул большую папку, — признаюсь честно, не ожидал, что ты так хорошо сработаешь. Все-таки раньше тебе приходилось действовать в совсем других условиях.
— Я старалась, — слабо улыбнулась сидевшая напротив мулатка, — не хотелось провалить свое первое задание в Европе.
— Ха, — сидевший напротив мужчина рассмеялся высоким, неприятным смехом, — ну у тебя получилось. Провокация удалась на славу — большевики и впрямь поверили, что Бандера приедет на два дня раньше, чем планировалось на самом деле. Мы смогли вынудить их раскрыться в этом налете — да еще и так откровенно. Теперь мы точно знаем, где у нас дыры на границе, полностью ликвидирована большевистская агентура.
— А что говорят в России? — поинтересовалась Челита.
— Там все отрицают, — усмехнулся немец, — говорят, что поляки. Мы пока сделали вид, что поверили, хотя свидетельств, что это были большевики — более чем достаточно…
— Честно говоря, мне до сих пор не вериться вот в это, — нацист достал из папки лист и положил его отдельно, — я знаю, что у тебя на родине верят в это мумбо-юмбо, но тут Европа, а не Гаити, — в голосе немца мелькнули нотки пренебрежения. — С другой стороны в этой истории много странного — что я, как профессионал, не могу не брать во внимание.
— Мне нечего добавить к уже сказанному, — пожала плечами Челита, — но я говорю правду.
— Правда, — немец снова рассмеялся, — недешевая вещь в наше время. Если это так, то твои наработки могут принести немалую пользу Рейху — при должном контроле, разумеется.
На лице Челиты не дрогнул ни один мускул, но внутри она рассмеялась этой самоуверенности. То, что вызвало она в лесном пограничье, нашло новую обитель — и даже шаманка не была готова сказать, во что оно может превратиться, когда наберет силу. Мулатка сильно сомневалась, что немцы смогут удержать ЭТО в узде.
— Впрочем, наверное, в Европе такие вещи и впрямь ни к чему, — немец захлопнул папку и встал из-за стола, — зачем давать лишние козыри вражеской пропаганде. Есть иные места, где все это будет более уместным.
Челита вопросительно посмотрела на немца.
— Африка, — улыбнулся тот, — фюрер договорился с Пэтэном о возвращении бывших германских колоний на Черном Континенте. В том числе и Протектората Дагомея — тебя же многое связывает с этой страной, верно?
— Не так уж многое, — слабо улыбнулась Челита, — разве что то, что один померанский барон, в свое время, делая карьеру в Германской Западной Африке, завязал интрижку с дагомейской принцессой. Позже от этой связи родился сын. Барон не признал его официально, но дал ему хорошее образование, позволившее бастарду устроится на работу в германское консульство на Гаити.
— Самое место, — кивнул немец, — мулатам не место в Европе. И без того хватает «рейнландских бастардов».
Челита скрипнула зубами от такого неприкрытого хамства, но смолчала.
— В Дагомее нужны новые кадры, — продолжал немец, — и тебе там найдется занятие.
Челита, прищурившись, смотрела как немец меряет шагами кабинет — высокий, атлетично сложенный, с удлиненным «арийским» черепом. Идеально «нордическую» мужественность портили лишь чрезмерно широкие бедра. В сочетании с длинными, по-паучьи тонкими руками, эта неприятная в мужчинах женоподобность делала собеседника мулатки ещё более зловещим. Бесчувственная, расчетливая, рафинировано-бесчеловечная Тварь, заставляющая вспомнить о Пауке Ананси или Женщине-Пауке, ритуальные песни о которой пришли в вуду из темных культов таино.
— Разве в Дагомее мы не воюем с англичанами? — спросила девушка.
Лицо вышедшей из часовни было иссиня-черным, левую щеку покрывал ряд уродливых шрамов, сочащихся кровью и гноем. Вместо глаз — черные дыры, в которых клубится кромешная тьма. Демоническая женщина медленно улыбнулась, обнажив черные зубы и чекист почувствовал, как его шаровары вдруг стали мокрыми и теплыми. Ребенок оторвался от груди и поднял голову, сверкнув ярко-желтыми глазами. Истошный плач вырвался из распахнутого младенческого ротика с острыми как игры зубами.
Один из бойцов предостерегающе вскрикнул и чекист, нашел в себе силы, на миг обернуться и увидеть, как одна за другой могилы на кладбище оседают и проваливаются, выбрасывая клубы черного дыма. Мерзкий могильный смрад разнесся над землей, воздух вокруг наполнился стонами, проклятиями, откуда-то раздался заунывный вой. Женщина на ступенях часовни запрокинула голову и из распахнутого рта вырвался раскатистый смех, слившийся с плачем ребенка. Советский каратель вскинул винтовку, но сделать второго выстрела не успел — черная мгла окутала его с головой и он еще успел издать короткий крик, прежде чем осесть на землю смердящей грудой разложившейся плоти.
Жители Белза так и не смогли объяснить, что произошло в тот страшный день, начавшийся вторжением из-за границы, а закончившийся какой-то невообразимой жутью. Известно лишь, что боевки украинских националистов удержались в городской ратуше, после того как штурм вдруг резко пошел на спад, а потом и вовсе прекратился. И никто не мог объяснить, как погибли вооруженные головорезы, заполонившие город — в польской форме и с польскими документами, но, по единодушным показаниям всех свидетелей — отдававшие приказы и ругавшиеся исключительно на русском. А о том, что творилось дальше местные жители, наглухо запершиеся в домах и молившиеся у домашних икон, не хотели говорить вовсе. Словно ожили самые древние и страшные легенды старой Руси, когда по улицам городов шелестя крыльями, цокая копытами, скрежеща зубами, смеясь, плача и богохульствуя, бродили жуткие бесформенные тени. Но издаваемые ими звуки не могли заглушить предсмертные крики и отчаянные, сбивчивые молитвы — перед лицом страшной, сверхъестественной угрозы недавние безбожники вспомнили о вере предков.
Впрочем, это им тоже не помогло.
— Поздравляю Челита, — худощавый блондин с длинным хищным носом, распахнул большую папку, — признаюсь честно, не ожидал, что ты так хорошо сработаешь. Все-таки раньше тебе приходилось действовать в совсем других условиях.
— Я старалась, — слабо улыбнулась сидевшая напротив мулатка, — не хотелось провалить свое первое задание в Европе.
— Ха, — сидевший напротив мужчина рассмеялся высоким, неприятным смехом, — ну у тебя получилось. Провокация удалась на славу — большевики и впрямь поверили, что Бандера приедет на два дня раньше, чем планировалось на самом деле. Мы смогли вынудить их раскрыться в этом налете — да еще и так откровенно. Теперь мы точно знаем, где у нас дыры на границе, полностью ликвидирована большевистская агентура.
— А что говорят в России? — поинтересовалась Челита.
— Там все отрицают, — усмехнулся немец, — говорят, что поляки. Мы пока сделали вид, что поверили, хотя свидетельств, что это были большевики — более чем достаточно…
— Честно говоря, мне до сих пор не вериться вот в это, — нацист достал из папки лист и положил его отдельно, — я знаю, что у тебя на родине верят в это мумбо-юмбо, но тут Европа, а не Гаити, — в голосе немца мелькнули нотки пренебрежения. — С другой стороны в этой истории много странного — что я, как профессионал, не могу не брать во внимание.
— Мне нечего добавить к уже сказанному, — пожала плечами Челита, — но я говорю правду.
— Правда, — немец снова рассмеялся, — недешевая вещь в наше время. Если это так, то твои наработки могут принести немалую пользу Рейху — при должном контроле, разумеется.
На лице Челиты не дрогнул ни один мускул, но внутри она рассмеялась этой самоуверенности. То, что вызвало она в лесном пограничье, нашло новую обитель — и даже шаманка не была готова сказать, во что оно может превратиться, когда наберет силу. Мулатка сильно сомневалась, что немцы смогут удержать ЭТО в узде.
— Впрочем, наверное, в Европе такие вещи и впрямь ни к чему, — немец захлопнул папку и встал из-за стола, — зачем давать лишние козыри вражеской пропаганде. Есть иные места, где все это будет более уместным.
Челита вопросительно посмотрела на немца.
— Африка, — улыбнулся тот, — фюрер договорился с Пэтэном о возвращении бывших германских колоний на Черном Континенте. В том числе и Протектората Дагомея — тебя же многое связывает с этой страной, верно?
— Не так уж многое, — слабо улыбнулась Челита, — разве что то, что один померанский барон, в свое время, делая карьеру в Германской Западной Африке, завязал интрижку с дагомейской принцессой. Позже от этой связи родился сын. Барон не признал его официально, но дал ему хорошее образование, позволившее бастарду устроится на работу в германское консульство на Гаити.
— Самое место, — кивнул немец, — мулатам не место в Европе. И без того хватает «рейнландских бастардов».
Челита скрипнула зубами от такого неприкрытого хамства, но смолчала.
— В Дагомее нужны новые кадры, — продолжал немец, — и тебе там найдется занятие.
Челита, прищурившись, смотрела как немец меряет шагами кабинет — высокий, атлетично сложенный, с удлиненным «арийским» черепом. Идеально «нордическую» мужественность портили лишь чрезмерно широкие бедра. В сочетании с длинными, по-паучьи тонкими руками, эта неприятная в мужчинах женоподобность делала собеседника мулатки ещё более зловещим. Бесчувственная, расчетливая, рафинировано-бесчеловечная Тварь, заставляющая вспомнить о Пауке Ананси или Женщине-Пауке, ритуальные песни о которой пришли в вуду из темных культов таино.
— Разве в Дагомее мы не воюем с англичанами? — спросила девушка.