Бал-Шем отвечает:
— Езжай!
Василь не переспрашивает, втыкает кнут в сено в углу саней, привязывает вожжи к передку и — как гаркнет на лошадушек! Лошадки, отдохнувшие за время метели, резво вскидывают ноги, вздымают снежную пыль, и мы, будто в сияющей дымке, несемся по улице, через рынок, за город, в заснеженные просторы, и разносится окрест «И пусть дарует тебе»…
Завершили «И пусть дарует тебе» — въезжаем в лес. Тогда-то лес на все пятнадцать миль тянулся… Шлях широкий, гладкий как скатерть. Затянули «Элийогу»… Напев все громче и, ясно видно, до того нравится звездным небесам, что даже звездочки пританцовывают. Старые ели — справа и слева — вздрагивают как во сне и осыпают нас снежинками, ну точь-в-точь как молодоженов — хмелем. Иногда вспорхнет разбуженная ворона, метнется прочь с криками и нет ее… Иногда проснется целая стая маленьких птичек, и фью, фью, фью — подхватывают напев, подпевают… И вот заканчивается «Элийогу», а вместе с ним и лес, снова простор, и видна вдали деревня, а перед ней большой дом — та самая корчма. Узнаём корчму и деревню, значит от города уже пятнадцать миль! Но об этом речи нет. Все уже привыкли к «скачкам дороги» во время прогулок.
— Стой! — велит Бал-Шем.
Останавливаемся.
— Здесь, — говорит он, — подождем немного.
Подождем так подождем. Кто-то спрыгивает с саней — ноги размять.
Вдруг слышим: топот копыт по снегу все ближе и ближе. Смотрим: конь, запряженный в санки. Ближе — видим: двое в санях. Меховая шапка и платок. Хотят они мимо проехать — Бал-Шем их останавливает.
— Послушай, парень! — говорит, но без гнева, даже с улыбкой. — Как же это парень с девицей ночью одни катаются?
Парень всматривается, кто это его спрашивает. И, похоже, видит — кто. А может, по голосу понял: не простой смертный.
— Мы жених и невеста, ребе!
— Это я знаю… Но до хупы и кидушин…
— Хозяин прогнал нас, ребе, в чем были. Повезло еще, что сосед-крестьянин сжалился над нами, одолжил коня, сани и тулупы, и посоветовал ехать в Меджибож к ребе, к Бал-Шему… Он мне поможет…
— А Бал-Шем, — отвечают ему все с улыбкой, — к тебе приехал…
Тот ушам и глазам своим не верит.
— Поезжай назад! — говорит Бал-Шем.
— Он прибьет нас… Он сказал…
— Поезжай, тебе говорят!
Поворачивает он и едет обратно. Большие сани — следом… Кто прохаживался, залезают обратно или идут остаток пути пешком…
Не успевают маленькие сани подъехать к корчме, выбегает арендатор с жердью…
Окликают его из больших саней. Видит арендатор толпу, и кричит сердито:
Бал-Шем отвечает:
— Езжай!
Василь не переспрашивает, втыкает кнут в сено в углу саней, привязывает вожжи к передку и — как гаркнет на лошадушек! Лошадки, отдохнувшие за время метели, резво вскидывают ноги, вздымают снежную пыль, и мы, будто в сияющей дымке, несемся по улице, через рынок, за город, в заснеженные просторы, и разносится окрест «И пусть дарует тебе»…
Завершили «И пусть дарует тебе» — въезжаем в лес. Тогда-то лес на все пятнадцать миль тянулся… Шлях широкий, гладкий как скатерть. Затянули «Элийогу»… Напев все громче и, ясно видно, до того нравится звездным небесам, что даже звездочки пританцовывают. Старые ели — справа и слева — вздрагивают как во сне и осыпают нас снежинками, ну точь-в-точь как молодоженов — хмелем. Иногда вспорхнет разбуженная ворона, метнется прочь с криками и нет ее… Иногда проснется целая стая маленьких птичек, и фью, фью, фью — подхватывают напев, подпевают… И вот заканчивается «Элийогу», а вместе с ним и лес, снова простор, и видна вдали деревня, а перед ней большой дом — та самая корчма. Узнаём корчму и деревню, значит от города уже пятнадцать миль! Но об этом речи нет. Все уже привыкли к «скачкам дороги» во время прогулок.
— Стой! — велит Бал-Шем.
Останавливаемся.
— Здесь, — говорит он, — подождем немного.
Подождем так подождем. Кто-то спрыгивает с саней — ноги размять.
Вдруг слышим: топот копыт по снегу все ближе и ближе. Смотрим: конь, запряженный в санки. Ближе — видим: двое в санях. Меховая шапка и платок. Хотят они мимо проехать — Бал-Шем их останавливает.
— Послушай, парень! — говорит, но без гнева, даже с улыбкой. — Как же это парень с девицей ночью одни катаются?
Парень всматривается, кто это его спрашивает. И, похоже, видит — кто. А может, по голосу понял: не простой смертный.
— Мы жених и невеста, ребе!
— Это я знаю… Но до хупы и кидушин…
— Хозяин прогнал нас, ребе, в чем были. Повезло еще, что сосед-крестьянин сжалился над нами, одолжил коня, сани и тулупы, и посоветовал ехать в Меджибож к ребе, к Бал-Шему… Он мне поможет…
— А Бал-Шем, — отвечают ему все с улыбкой, — к тебе приехал…
Тот ушам и глазам своим не верит.
— Поезжай назад! — говорит Бал-Шем.
— Он прибьет нас… Он сказал…
— Поезжай, тебе говорят!
Поворачивает он и едет обратно. Большие сани — следом… Кто прохаживался, залезают обратно или идут остаток пути пешком…
Не успевают маленькие сани подъехать к корчме, выбегает арендатор с жердью…
Окликают его из больших саней. Видит арендатор толпу, и кричит сердито: