— Не откажусь, Николай Трофимович. У вас там конфеток никаких не имеется?
Вместо ответа старший товарищ поставил розетку с кусковым сахаром. Улыбнулся и добавил:
— Вот сахарком балуйся, мы так до войны и после разговлялись, сахаром да сушками. Оригинальный план по Соболеву. Признаться, я мог бы и сам догадаться, но молодцы.
— Уважаемый Николай Трофимович, вы же понимаете, что в заданных обстоятельствах, наше предложение осуществимо только мной или Чистяковым. Во время памятной встречи, я всего лишь добавлю возникшую ситуацию с побегом и предупрежу в подробностях когда и где это произойдёт. Простая задача для вас, надо либо предупредить конвойных, а ещё лучше этапирование в Москву отменить.
Серебряков усмехнулся.
— Разберёмся, как только узнаю дополнения к рассказу о готовящейся диверсии. Да, были в управлении светлые головы, такие крутили комбинации, в будущем и не снилось, но чтобы вот так, фантастично возникла информация на упреждение. Доложу, естественно, наверх, хотя лично считаю, что обязаны разобраться сами. Это удар по самолюбию, пощёчина системе, а спецслужбы такие сюрпризы не любят и жестоко карают бросивших вызов "смельчаков". Вот что, Дима, устал я от этой хрени. Предлагаю перекусить и выпить, но не здесь, а на Войнова. Давай заскочим в магазин и поговорим за жизнь, "старый" малый.
Серебряков рассмеялся и добавил:
— Хотя ты старше меня. Сейчас тебе двадцать два, а мне к шестидесяти, ну не чушь ли в этом извращённом настоящем, откорректированном будущим. Вот, не только ты мастак умные речи толкать.
Мужчины не сговариваясь рассмеялись и собрались на выход из казённых стен Большого дома. После гастронома на улице Чайковского возвращались в приподнятом настроении — вроде разрулили ситуацию с Соболевым. На конспиративной квартире раскидали закуску, последовали первые тосты.
— Дима, тебе там в будущем не скучно?
— Если в философском смысле, то нет, не скучно. Созидательная фаза у людей протекает до последнего дыхания. А по человечески, то скучаю по сегодняшним брежневским временам, которые так легко окрестили периодом застоя. Правда, правда, не то чтобы технический прогресс с его мобильными телефонами, интернетом, космическими туристами и кучей других новаций плохо. Плохо, что потерялось спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Будущие политики врут во всем, душат налогами, инфляция скачет, цены растут. Да, исчез дефицит и появилось новое слово — мониторинг рынка, люди ищут не сам товар, а где его можно приобрести дешевле. Я буханку хлеба сегодня куплю за четырнадцать копеек, а будущем за пятьдесят рублей. Могу говорить об этом без конца. Там хорошо где нас нет!
— Здравствуйте! Меня зовут Ерохин Виктор Сергеевич. Я учился на физмате в Ленинграде, пересекался с вашим сыном на практике, вместе отдыхали в кафе, он тогда дал свой адрес и приглашал в гости. Правда давно не виделись, но вот заглянул с оказией.
Женщина сжалась и жестом пригласила войти. Соболев, конечно понял сложность ситуации, ведь он своим жизнерадостным видом давал знать, что не ведает о семейной трагедии.
— Проходите, Виктор, поставлю чай. Значит общались с Валерочкой? А его ведь больше нет, погиб три года назад — нам сказали, что его сбросили с поезда. А бандитов так и не нашли…
Она сглотнула, было видно как матери трудно говорить. В незнакомом человек она искала сочувствие и хоть какую-нибудь отдушину, чтобы чуть унять неутихающую боль по родному человеку.
— Господи, горе какое! Примите мои соболезнования.
Женщина словно не слыша Соболева продолжала:
— Александ Евгеньевич, скоро придёт, Он тоже физик, доктор наук. Читает лекции в НИИ ядерной физики имени Скобельцына, при МГУ. Теперь вот навещаем по выходным могилку Варелика. Значит знакомы, но не дружили?
Завязался ни к чему не обязывающий разговор, прерванный звонком.
— А вот и папа Валеры.
Хозяйка прошла в прихожую, о чём-то тихо поговорила и вернулась с грузным представительным мужчиной, интеллигентной внешности. На лице лежала тень от потери сына — скорбные морщинки в углу рта, та же печаль в глазах, что у жены. Горе поселилось в памяти родителей навсегда. Он протянул руку.
Соболев внезапно подумал, а ведь будь готов образец, можно отмотать десятилетия и приземлиться летом 1968 года в кабинете генерала Ерохина и предупредить того о грозящей попаданцу Зуеву опасности.
— Не откажусь, Николай Трофимович. У вас там конфеток никаких не имеется?
Вместо ответа старший товарищ поставил розетку с кусковым сахаром. Улыбнулся и добавил:
— Вот сахарком балуйся, мы так до войны и после разговлялись, сахаром да сушками. Оригинальный план по Соболеву. Признаться, я мог бы и сам догадаться, но молодцы.
— Уважаемый Николай Трофимович, вы же понимаете, что в заданных обстоятельствах, наше предложение осуществимо только мной или Чистяковым. Во время памятной встречи, я всего лишь добавлю возникшую ситуацию с побегом и предупрежу в подробностях когда и где это произойдёт. Простая задача для вас, надо либо предупредить конвойных, а ещё лучше этапирование в Москву отменить.
Серебряков усмехнулся.
— Разберёмся, как только узнаю дополнения к рассказу о готовящейся диверсии. Да, были в управлении светлые головы, такие крутили комбинации, в будущем и не снилось, но чтобы вот так, фантастично возникла информация на упреждение. Доложу, естественно, наверх, хотя лично считаю, что обязаны разобраться сами. Это удар по самолюбию, пощёчина системе, а спецслужбы такие сюрпризы не любят и жестоко карают бросивших вызов "смельчаков". Вот что, Дима, устал я от этой хрени. Предлагаю перекусить и выпить, но не здесь, а на Войнова. Давай заскочим в магазин и поговорим за жизнь, "старый" малый.
Серебряков рассмеялся и добавил:
— Хотя ты старше меня. Сейчас тебе двадцать два, а мне к шестидесяти, ну не чушь ли в этом извращённом настоящем, откорректированном будущим. Вот, не только ты мастак умные речи толкать.
Мужчины не сговариваясь рассмеялись и собрались на выход из казённых стен Большого дома. После гастронома на улице Чайковского возвращались в приподнятом настроении — вроде разрулили ситуацию с Соболевым. На конспиративной квартире раскидали закуску, последовали первые тосты.
— Дима, тебе там в будущем не скучно?
— Если в философском смысле, то нет, не скучно. Созидательная фаза у людей протекает до последнего дыхания. А по человечески, то скучаю по сегодняшним брежневским временам, которые так легко окрестили периодом застоя. Правда, правда, не то чтобы технический прогресс с его мобильными телефонами, интернетом, космическими туристами и кучей других новаций плохо. Плохо, что потерялось спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Будущие политики врут во всем, душат налогами, инфляция скачет, цены растут. Да, исчез дефицит и появилось новое слово — мониторинг рынка, люди ищут не сам товар, а где его можно приобрести дешевле. Я буханку хлеба сегодня куплю за четырнадцать копеек, а будущем за пятьдесят рублей. Могу говорить об этом без конца. Там хорошо где нас нет!
— Здравствуйте! Меня зовут Ерохин Виктор Сергеевич. Я учился на физмате в Ленинграде, пересекался с вашим сыном на практике, вместе отдыхали в кафе, он тогда дал свой адрес и приглашал в гости. Правда давно не виделись, но вот заглянул с оказией.
Женщина сжалась и жестом пригласила войти. Соболев, конечно понял сложность ситуации, ведь он своим жизнерадостным видом давал знать, что не ведает о семейной трагедии.
— Проходите, Виктор, поставлю чай. Значит общались с Валерочкой? А его ведь больше нет, погиб три года назад — нам сказали, что его сбросили с поезда. А бандитов так и не нашли…
Она сглотнула, было видно как матери трудно говорить. В незнакомом человек она искала сочувствие и хоть какую-нибудь отдушину, чтобы чуть унять неутихающую боль по родному человеку.
— Господи, горе какое! Примите мои соболезнования.
Женщина словно не слыша Соболева продолжала:
— Александ Евгеньевич, скоро придёт, Он тоже физик, доктор наук. Читает лекции в НИИ ядерной физики имени Скобельцына, при МГУ. Теперь вот навещаем по выходным могилку Варелика. Значит знакомы, но не дружили?
Завязался ни к чему не обязывающий разговор, прерванный звонком.
— А вот и папа Валеры.
Хозяйка прошла в прихожую, о чём-то тихо поговорила и вернулась с грузным представительным мужчиной, интеллигентной внешности. На лице лежала тень от потери сына — скорбные морщинки в углу рта, та же печаль в глазах, что у жены. Горе поселилось в памяти родителей навсегда. Он протянул руку.
Соболев внезапно подумал, а ведь будь готов образец, можно отмотать десятилетия и приземлиться летом 1968 года в кабинете генерала Ерохина и предупредить того о грозящей попаданцу Зуеву опасности.