— А что, разве не права я? Вон, ей дозволено золото на себе носить, точно свободной — не отобрали, — взвилась та.
На сей раз ее никто останавливать не стал. Ингеборг, крепкая как для рабыни девица, встала и подошла к Асвейг, пока та пыталась привести свою лежанку в порядок перед сном. Замерла за спиной, громко и рассерженно дыша. И, чуть выждав, рванула за плечо.
— Может, поделишься с нами? Мы все тут судьбой обиженные!
Асвейг резко развернулась, сбрасывая ее руку, схватила за платье на груди и оттолкнула от себя, что было силы. Амулет мгновенно стал горячим, где-то в стороне пронесся едва слышный шепот. Рабыня хотела было вновь броситься с кулаками, но увидела на ее лице что-то, что заставило отступить.
— Тебе лучше не знать, что будет, если я его сниму, — процедила Асвейг, делая шаг к ней. — И еще одно слово обо мне и Ингольве…
Она вдруг резко охолонула, понимая, что в пылу гнева может наболтать лишнего. Ответные нападки не добавят ей любви остальных женщин. Вряд ли они встанут на сторону новоприбывшей, зная, что только особой милостью конунга ее не отправили в другое поместье.
— Вы что расшумелись? — в приоткрытую дверь заглянул надзиратель. — Быстро все замолчали!
Брути снова ушел. Ингеборг скривила губы и вернулась на свою лежанку, отвернулась, положив руку под голову. И слабо верилось в то, что она так просто забудет о их стычке. Как бы пакостить не начала.
Когда потревоженные рабыни перестали ворочаться, Асвейг тоже уснула. Но глубокой ночью она едва успела проснуться от тихих шагов, как на голову ей накинули пыльную тряпку, и несколько пар рук сковали запястья с локтями, заломив за спину. Ее сдернули с лежанки и потащили прочь из дома. Под ногами расползлась сырая мешанина. Подол быстро намок от грязи. Асвейг хотела кричать, но даже вдохнуть толком не могла. Несколько раз ее больно ткнули в бока то ли кулаками, то ли даже коленями — не разобрать. Видно, рабыни не боялись наказаний хозяев. Да и вряд ли собирались бить сильно: скорее, просто проучить. А там попробуй докажи, кто именно напал — не видно ничего. Знать, не в первый раз уже темную кому-то устраивают. Наученные.
И все было бы ничего: стерпеть можно — если бы чья-то рука не нашарила на шее Асвейг амулет, желая сорвать его. Она пнула наобум — девица слишком громко вскрикнула, разрушив тишину спящего двора, и выругалась уже тише. Несколько ударов сильно впечатались под ребра. А цепочка снова натянулась — вот-вот порвется.
— Эй вы! — раздался издалека мужской голос. Девицы притихли. — Вы что удумали, курицы?
Асвейг узнала Гагара. Рванулась из хватки тонких, но цепких пальцев.
— Шел бы подобру-поздорову, — посоветовали ему.
А что? Коль их много, так одного мужчину одолеют, пожалуй. Но тот не послушал. Зачавкали его шаги по влажной земле. Рабыни начали тихо переговариваться, решая, что делать. Асвейг снова потащили куда-то, но медленно, потому что она пыталась помешать каждому шагу. И вдруг все замерло. Одна из женщин охнула, и рук, держащих Асвейг, стало меньше. С головы слетела наконец тряпка, от которой пылью или сухой грязью уже забились нос и рот.
Позади Гагара, бледного и помятого — знать, удары Сигфаста Ноздря нынче пришлись в нужные места — шел сам Ингольв. Тоже всклокоченный со сна, неподпоясанный и злой, как растравленный зверь.
— И с каких же денег вы, рабыни, будете платить мне за порчу моей собственности? Коль собой станете расплачиваться, за нее одну вас всех не хватит.
Женщины расступились. Асвейг принялась растирать руки — да бесполезно. Завтра будут все в синяках.
— Простите, мы не знали… — начала пискляво оправдываться Ингеборг.
— Быть вам битыми, — холодно оскалился Ингольв. — За то, что ей навредить хотели. И за вранье. А теперь кыш все отсюда!
Девиц упрашивать не пришлось. Вмиг никого вокруг не стало. Ингольв проводил рабынь взглядом, а после посмотрел на Гагара, который стоял за его плечом, чуть скособочившись и держась за бок.
— Тебя хотел забрать ярл Сигфаст? — Трелль молча кивнул. — Останешься здесь. И будешь за ней приглядывать. А то это горе и до зимы не доживет.
Ни разу больше не взглянув на Асвейг, Ингольв пошел к себе. Зло пнул попавший под ногу камень. А она, вдруг ослабев, опустилась на колени.
— А что, разве не права я? Вон, ей дозволено золото на себе носить, точно свободной — не отобрали, — взвилась та.
На сей раз ее никто останавливать не стал. Ингеборг, крепкая как для рабыни девица, встала и подошла к Асвейг, пока та пыталась привести свою лежанку в порядок перед сном. Замерла за спиной, громко и рассерженно дыша. И, чуть выждав, рванула за плечо.
— Может, поделишься с нами? Мы все тут судьбой обиженные!
Асвейг резко развернулась, сбрасывая ее руку, схватила за платье на груди и оттолкнула от себя, что было силы. Амулет мгновенно стал горячим, где-то в стороне пронесся едва слышный шепот. Рабыня хотела было вновь броситься с кулаками, но увидела на ее лице что-то, что заставило отступить.
— Тебе лучше не знать, что будет, если я его сниму, — процедила Асвейг, делая шаг к ней. — И еще одно слово обо мне и Ингольве…
Она вдруг резко охолонула, понимая, что в пылу гнева может наболтать лишнего. Ответные нападки не добавят ей любви остальных женщин. Вряд ли они встанут на сторону новоприбывшей, зная, что только особой милостью конунга ее не отправили в другое поместье.
— Вы что расшумелись? — в приоткрытую дверь заглянул надзиратель. — Быстро все замолчали!
Брути снова ушел. Ингеборг скривила губы и вернулась на свою лежанку, отвернулась, положив руку под голову. И слабо верилось в то, что она так просто забудет о их стычке. Как бы пакостить не начала.
Когда потревоженные рабыни перестали ворочаться, Асвейг тоже уснула. Но глубокой ночью она едва успела проснуться от тихих шагов, как на голову ей накинули пыльную тряпку, и несколько пар рук сковали запястья с локтями, заломив за спину. Ее сдернули с лежанки и потащили прочь из дома. Под ногами расползлась сырая мешанина. Подол быстро намок от грязи. Асвейг хотела кричать, но даже вдохнуть толком не могла. Несколько раз ее больно ткнули в бока то ли кулаками, то ли даже коленями — не разобрать. Видно, рабыни не боялись наказаний хозяев. Да и вряд ли собирались бить сильно: скорее, просто проучить. А там попробуй докажи, кто именно напал — не видно ничего. Знать, не в первый раз уже темную кому-то устраивают. Наученные.
И все было бы ничего: стерпеть можно — если бы чья-то рука не нашарила на шее Асвейг амулет, желая сорвать его. Она пнула наобум — девица слишком громко вскрикнула, разрушив тишину спящего двора, и выругалась уже тише. Несколько ударов сильно впечатались под ребра. А цепочка снова натянулась — вот-вот порвется.
— Эй вы! — раздался издалека мужской голос. Девицы притихли. — Вы что удумали, курицы?
Асвейг узнала Гагара. Рванулась из хватки тонких, но цепких пальцев.
— Шел бы подобру-поздорову, — посоветовали ему.
А что? Коль их много, так одного мужчину одолеют, пожалуй. Но тот не послушал. Зачавкали его шаги по влажной земле. Рабыни начали тихо переговариваться, решая, что делать. Асвейг снова потащили куда-то, но медленно, потому что она пыталась помешать каждому шагу. И вдруг все замерло. Одна из женщин охнула, и рук, держащих Асвейг, стало меньше. С головы слетела наконец тряпка, от которой пылью или сухой грязью уже забились нос и рот.
Позади Гагара, бледного и помятого — знать, удары Сигфаста Ноздря нынче пришлись в нужные места — шел сам Ингольв. Тоже всклокоченный со сна, неподпоясанный и злой, как растравленный зверь.
— И с каких же денег вы, рабыни, будете платить мне за порчу моей собственности? Коль собой станете расплачиваться, за нее одну вас всех не хватит.
Женщины расступились. Асвейг принялась растирать руки — да бесполезно. Завтра будут все в синяках.
— Простите, мы не знали… — начала пискляво оправдываться Ингеборг.
— Быть вам битыми, — холодно оскалился Ингольв. — За то, что ей навредить хотели. И за вранье. А теперь кыш все отсюда!
Девиц упрашивать не пришлось. Вмиг никого вокруг не стало. Ингольв проводил рабынь взглядом, а после посмотрел на Гагара, который стоял за его плечом, чуть скособочившись и держась за бок.
— Тебя хотел забрать ярл Сигфаст? — Трелль молча кивнул. — Останешься здесь. И будешь за ней приглядывать. А то это горе и до зимы не доживет.
Ни разу больше не взглянув на Асвейг, Ингольв пошел к себе. Зло пнул попавший под ногу камень. А она, вдруг ослабев, опустилась на колени.