Прохожие недовольно качали головами либо делали вид, что не видят. Я уныло стоял рядом. Челесту рвало.
Поднесенная к носу бутыль, которую подружка в одиночку уговорила почти на две трети, все расставила по местам. «Лучшее из домашнего», «Не вино, а сказка». Это оказался коньяк. Хороший домашний коньяк. «Попробуешь, потом еще придешь…»
Не приду. Даже в желании удружить предупреждать надо, иначе вот такое случиться может. И на работу туда больше не приду, иначе живым уже не выйду. Пусть те люди, что хотели со мной о чем-то поговорить, строят планы без моего участия.
Визитка «за хозяина» отправилась в речные воды.
Что-то Челеста долго телится.
— У тебя все в порядке?
У нее все было в порядке. Тело висело на парапете, руки и ноги безвольно болтались. Она спала.
— Горе ты мое. А ну, поднимайся. Пойдем!
Слова были бесполезны. Подействовали только пара хлестких пощечин, и то не до конца. Поднятый организм отказывался держаться вертикально, нужно было поддерживать, а иногда подхватывать полностью. Неподалеку сверкала рекламой международная сеть бесплатных туалетов, прикрывавшаяся продажей гамбургеров. Втолкнуть подружку в дверь с женским значком я не рискнул: вдруг заснет или, того хуже, начнет буянить?
Пришлось вторгнуться в отделение для мужчин.
— Простите…
Затолкав кучерявую головку под кран умывальника, я включил ледяную воду. Мужики, которые в это время использовали расположенные по соседству писсуары, понятливо кивали: дескать, молодо-зелено, пить не умеют, а берутся.
— Нон токками! Змэттила!*
*(Не трогай меня! Прекрати!)
Едва подопечный организм стал оказывать сопротивление, я потащил его обратно.
— Теперь твое дело дойти. Мы умотали далеко, до корабля несколько километров. Главное, продержись!
Не продержалась. Последние метры я нес девушку, затем пришлось ждать, пока исчезнут любопытные и сердобольные прохожие. И вообще любые прохожие в пределах видимости, кто мог бы обратить внимание на наглый переход встречной парочки в другое измерение (или как бы они там это назвали) и поднять ненужный шум.
Наверное, корабль смог бы привести Челесту в порядок. Едва люк за нами затянулся, я уложил бедовое создание на кровать и задумчиво потеребил медальон. Потеребил-потеребил, да оттеребил в сторону, от греха подальше. Не тот случай.
— Но… Перке…* — пробормотала Челеста. — Бэво сопра ун долорэ… Анкора уна вольта… Мольти вэ нэ анно ке ворэбберо….
*(Нет… Почему… Утопить горе в вине… Еще раз… Многие хотели бы….)
Теперь она ворочалась, будто ее кололи со всех сторон. Платье, которым так дорожила, собралось на талии. Я было отвернулся… А с какой стати? Если девушка надевает такое, то понимает, что в определенных условиях все окажется на виду. И если затем сама допускает эти условия…
Даже пот прошиб от сделанного вывода. Если догадка верна, то случившееся — прямой намек?
Прохожие недовольно качали головами либо делали вид, что не видят. Я уныло стоял рядом. Челесту рвало.
Поднесенная к носу бутыль, которую подружка в одиночку уговорила почти на две трети, все расставила по местам. «Лучшее из домашнего», «Не вино, а сказка». Это оказался коньяк. Хороший домашний коньяк. «Попробуешь, потом еще придешь…»
Не приду. Даже в желании удружить предупреждать надо, иначе вот такое случиться может. И на работу туда больше не приду, иначе живым уже не выйду. Пусть те люди, что хотели со мной о чем-то поговорить, строят планы без моего участия.
Визитка «за хозяина» отправилась в речные воды.
Что-то Челеста долго телится.
— У тебя все в порядке?
У нее все было в порядке. Тело висело на парапете, руки и ноги безвольно болтались. Она спала.
— Горе ты мое. А ну, поднимайся. Пойдем!
Слова были бесполезны. Подействовали только пара хлестких пощечин, и то не до конца. Поднятый организм отказывался держаться вертикально, нужно было поддерживать, а иногда подхватывать полностью. Неподалеку сверкала рекламой международная сеть бесплатных туалетов, прикрывавшаяся продажей гамбургеров. Втолкнуть подружку в дверь с женским значком я не рискнул: вдруг заснет или, того хуже, начнет буянить?
Пришлось вторгнуться в отделение для мужчин.
— Простите…
Затолкав кучерявую головку под кран умывальника, я включил ледяную воду. Мужики, которые в это время использовали расположенные по соседству писсуары, понятливо кивали: дескать, молодо-зелено, пить не умеют, а берутся.
— Нон токками! Змэттила!*
*(Не трогай меня! Прекрати!)
Едва подопечный организм стал оказывать сопротивление, я потащил его обратно.
— Теперь твое дело дойти. Мы умотали далеко, до корабля несколько километров. Главное, продержись!
Не продержалась. Последние метры я нес девушку, затем пришлось ждать, пока исчезнут любопытные и сердобольные прохожие. И вообще любые прохожие в пределах видимости, кто мог бы обратить внимание на наглый переход встречной парочки в другое измерение (или как бы они там это назвали) и поднять ненужный шум.
Наверное, корабль смог бы привести Челесту в порядок. Едва люк за нами затянулся, я уложил бедовое создание на кровать и задумчиво потеребил медальон. Потеребил-потеребил, да оттеребил в сторону, от греха подальше. Не тот случай.
— Но… Перке…* — пробормотала Челеста. — Бэво сопра ун долорэ… Анкора уна вольта… Мольти вэ нэ анно ке ворэбберо….
*(Нет… Почему… Утопить горе в вине… Еще раз… Многие хотели бы….)
Теперь она ворочалась, будто ее кололи со всех сторон. Платье, которым так дорожила, собралось на талии. Я было отвернулся… А с какой стати? Если девушка надевает такое, то понимает, что в определенных условиях все окажется на виду. И если затем сама допускает эти условия…
Даже пот прошиб от сделанного вывода. Если догадка верна, то случившееся — прямой намек?