— Отдай тетрадь.
У Эммы создалось впечатление, что там за дверью Моська лает на слона, шкуру которого ничем не прошибешь. Меж тем, парень продолжал:
— Нет, хватит. Никаких дневников, никаких излияний, никакого погружения в прошлое! — каждую произнесенную Марком фразу сопровождал звук рвущейся бумаги. — Она мертва, отец! Черт возьми, она умерла двадцать лет назад! Отпусти её!
Звук удара, грохот, кажется, упала лампа. Эмма едва успела отскочить от двери и прижаться к стене. Даниил Громов вихрем вылетел из библиотеки и, не заметив девушку, пошел на кухню. Она же тихо, словно боясь наступить на осколки, которых рядом с дверью быть не могло, вошла в библиотеку. На полу валялась настольная лампа, осколки бокала и Марк, окруженный мятыми обрывками бумаги в клетку. Он невидящими глазами смотрел в пустоту и прижимал ладонь к лицу.
— О боже, Марк! — Эмма подбежала к нему и опустилась на колени рядом. — Дай я посмотрю…
Она попыталась убрать его руку от лица, чтобы понять, как сильно ему досталось. Её грубо оттолкнули, от болезненного падения спасла мягкая обивка кресла.
— Уйди, — рыкнул все еще бледный парень. Эмма успела заметить проявляющийся на скуле синяк.
— Надо срочно приложить холодное, — пробормотала она и вышла из библиотеки. А какие были варианты? Её не хотят видеть и впервые в жизни так грубо отталкивают. Эмма просто хотела помочь.
По кухне гулял сквозняк, вытяжка работала на полную мощность, но все эти ухищрения не справлялись с горьковатым запахом сигаретного дыма. Эмма чихнула, вырвав босса из размышлений. Он сидел в том кресле, где меньше часа назад спала девушка, и курил.
— Доброе утро, Эмма. Извините за эту семейную сцену, вы не должны были её услышать.
— У вас есть лед или замороженные продукты? К лицу Марка нужно приложить холодное, — произнесла девушка, избегая смотреть в глаза отцу, который только что ударил своего сына. Да, Марк не был подарком, но бить. С одной стороны, она могла понять. С другой — была в шоке от срыва вечно спокойного и уравновешенного босса.
— Возьмите в морозилке все, что посчитаете нужным, — он затянулся и выпусти из легких облако дыма.
Девушка достала из морозилки пакет с замороженными овощами и кусок мяса. Идеальный вариант. На пороге кухни её остановил голос Даниила Сергеевича:
— Эмма, когда Марк придет в себя, уезжайте. По дороге обязательно покажите его врачу, у меня тяжелая рука.
Она невольно скользнула взглядом по его «тяжелой руке». Костяшки покраснели и, судя по тому, что сигарету он держал в левой руке, правая болела. Недолго думая, Эмма подошла к нему и положила на больную руку пакет с замороженными овощами.
— Я знаю, вам так же больно, как и ему, — произнесла она и вышла из кухни, оставив мужчину один на один с удивлением, сигаретным дымом и стремительно таящими овощами.
В такси садились молча. Даниил Сергеевич не вышел, чтобы их проводить, да Марк и не ждал. Он, кажется, вообще ничего уже не ждал. Эмме он едва сказал пару слов, пытаясь отказаться от визита ко врачу. Она настояла и парень не стал возражать, просто молча подчинился. Кажется, все еще был в прострации. Ехали вместе на заднем сидении и смотрели в разные стороны.
— Подожди минуту, — Марк очнулся, когда они выходили из больницы. Врач сказал, что все в порядке и скоро пройдет. Эмма вздохнула с облегчением. Из-за чего она так переживает? Из-за здоровья Марка или из-за мук совести, которые увидела несколько часов назад в глазах Даниила?
— Да? — девушка остановилась, так и не дойдя до такси.
— Надо поговорить, — он положил руку ей на плечо, слегка его сжав. — Отпусти такси.
Горячее полуденное солнце едва пробивалось сквозь плотную листву деревьев. В небольшом сквере при больнице было прохладно и совсем не чувствовался раскаленный городской воздух. В больнице начинался обед, поэтому прогуливающихся пациентов они не встретили, зато на лавочках сидело несколько компаний врачей. Они что-то громко обсуждали и не обращали никакого внимания на размеренно прогуливающуюся пару. Молчание все длилось и длилось. Разговор начали одновременно:
— Ты хотел…
— Отдай тетрадь.
У Эммы создалось впечатление, что там за дверью Моська лает на слона, шкуру которого ничем не прошибешь. Меж тем, парень продолжал:
— Нет, хватит. Никаких дневников, никаких излияний, никакого погружения в прошлое! — каждую произнесенную Марком фразу сопровождал звук рвущейся бумаги. — Она мертва, отец! Черт возьми, она умерла двадцать лет назад! Отпусти её!
Звук удара, грохот, кажется, упала лампа. Эмма едва успела отскочить от двери и прижаться к стене. Даниил Громов вихрем вылетел из библиотеки и, не заметив девушку, пошел на кухню. Она же тихо, словно боясь наступить на осколки, которых рядом с дверью быть не могло, вошла в библиотеку. На полу валялась настольная лампа, осколки бокала и Марк, окруженный мятыми обрывками бумаги в клетку. Он невидящими глазами смотрел в пустоту и прижимал ладонь к лицу.
— О боже, Марк! — Эмма подбежала к нему и опустилась на колени рядом. — Дай я посмотрю…
Она попыталась убрать его руку от лица, чтобы понять, как сильно ему досталось. Её грубо оттолкнули, от болезненного падения спасла мягкая обивка кресла.
— Уйди, — рыкнул все еще бледный парень. Эмма успела заметить проявляющийся на скуле синяк.
— Надо срочно приложить холодное, — пробормотала она и вышла из библиотеки. А какие были варианты? Её не хотят видеть и впервые в жизни так грубо отталкивают. Эмма просто хотела помочь.
По кухне гулял сквозняк, вытяжка работала на полную мощность, но все эти ухищрения не справлялись с горьковатым запахом сигаретного дыма. Эмма чихнула, вырвав босса из размышлений. Он сидел в том кресле, где меньше часа назад спала девушка, и курил.
— Доброе утро, Эмма. Извините за эту семейную сцену, вы не должны были её услышать.
— У вас есть лед или замороженные продукты? К лицу Марка нужно приложить холодное, — произнесла девушка, избегая смотреть в глаза отцу, который только что ударил своего сына. Да, Марк не был подарком, но бить. С одной стороны, она могла понять. С другой — была в шоке от срыва вечно спокойного и уравновешенного босса.
— Возьмите в морозилке все, что посчитаете нужным, — он затянулся и выпусти из легких облако дыма.
Девушка достала из морозилки пакет с замороженными овощами и кусок мяса. Идеальный вариант. На пороге кухни её остановил голос Даниила Сергеевича:
— Эмма, когда Марк придет в себя, уезжайте. По дороге обязательно покажите его врачу, у меня тяжелая рука.
Она невольно скользнула взглядом по его «тяжелой руке». Костяшки покраснели и, судя по тому, что сигарету он держал в левой руке, правая болела. Недолго думая, Эмма подошла к нему и положила на больную руку пакет с замороженными овощами.
— Я знаю, вам так же больно, как и ему, — произнесла она и вышла из кухни, оставив мужчину один на один с удивлением, сигаретным дымом и стремительно таящими овощами.
В такси садились молча. Даниил Сергеевич не вышел, чтобы их проводить, да Марк и не ждал. Он, кажется, вообще ничего уже не ждал. Эмме он едва сказал пару слов, пытаясь отказаться от визита ко врачу. Она настояла и парень не стал возражать, просто молча подчинился. Кажется, все еще был в прострации. Ехали вместе на заднем сидении и смотрели в разные стороны.
— Подожди минуту, — Марк очнулся, когда они выходили из больницы. Врач сказал, что все в порядке и скоро пройдет. Эмма вздохнула с облегчением. Из-за чего она так переживает? Из-за здоровья Марка или из-за мук совести, которые увидела несколько часов назад в глазах Даниила?
— Да? — девушка остановилась, так и не дойдя до такси.
— Надо поговорить, — он положил руку ей на плечо, слегка его сжав. — Отпусти такси.
Горячее полуденное солнце едва пробивалось сквозь плотную листву деревьев. В небольшом сквере при больнице было прохладно и совсем не чувствовался раскаленный городской воздух. В больнице начинался обед, поэтому прогуливающихся пациентов они не встретили, зато на лавочках сидело несколько компаний врачей. Они что-то громко обсуждали и не обращали никакого внимания на размеренно прогуливающуюся пару. Молчание все длилось и длилось. Разговор начали одновременно:
— Ты хотел…