Андрей. Да так, хуже чего не бывает; и обманывали нас и грабили — это с нами за нашу глупость случалось, а такой обиды и во сне не снилось, и врагу не пожелаем. Что я для вас сделал — об этом я говорить не стану, потому что вы за попрек сочтете, но я вам душу, душу отдал-с… Понимаете ли, душу отдал…
Елена. Ах, тише, пожалуйста.
Андрей. Да что мне тише? Я у себя дома. Я со всем трепетом просил руки вашей, вы изволили согласиться; какие же мысли вы тогда в голове держали? Опять же в церкви вы очень веселым духом объявили ваше желание. Значит: стоя-то под венцом, обещаясь перед богом быть мне женой, вы задумывали из меня, на потеху своим приятелям, сделать шута…
Елена. Какой вздор вы говорите!
Андрей. Не вздор, а все так точно-с. Ваши приятели меня поздравляют, счастливцем зовут, а вы на их слова подсмеиваетесь. Разве я не вижу? Эх!
Елена. К чему этот разговор?
Андрей. А вот к чему-с: целый месяц я делал для вашего удовольствия все, что вам было угодно; дела свои бросил и чуть не молился на вас; но только из этого хорошего ничего для меня не вышло, окромя стыда и конфуза… Но я имею свою гордость — довольно дурака-то корчить! Я теперь займусь своим купеческим делом, а вы живите как знаете, я вам мешать не буду. Уж на вашу половину я проситься больше не стану, а если вы, паче чаяния, почувствуете ко мне расположение, так милости просим ко мне, на мою-с.
Елена. Вы нынче не в духе…
Андрей. Нет, я довольно равнодушен, а если меня что за сердце возьмет, так я с вами не так заговорю, да не дай бог нам с вами этого дождаться!
Елена, с удивлением взглянув на Андрея, уходит в дверь направо.
Андрей, потом Настасья Петровна.
Андрей (подумав). Думай не думай, а дело — дрянь. Пойти счетами заняться. (Идет к двери налево.)
Настасья Петровна выходит ему навстречу.
Маменька!.. (Целует мать.) Ну, слава богу, насилу-то вы собрались!
Настасья Петровна. Слышала твой голос, да боялась войти: думала, с кем чужим разговариваешь. С самим, Андрюша, приехала, с самим; все хворал, да вот собрался, с тобой об делах потолковать хочет.
Андрей. Ну, уж обрадовали, маменька! Чайку не угодно ли?
Настасья Петровна. Мы давно с машины-то; Уж два раза напилась от скуки, ожидамши вас.
Андрей. Да присядьте, потолкуем.
Настасья Петровна. Ох, нет, нет! (Садясь) Разве на минутку… Ведь гроза надо мной: украдкой Андрюша, к вам взошла-то; а то не велел: строго-настрого приказывал, чтоб не смела. Теперь отдохнуть лег — так я сюда: сердце-то уж очень рвалось. (Встает и обнимает Андрея.) Дай же мне хоть посмотреть на тебя хорошенько!
Андрей. Все такой же, маменька.
Настасья Петровна. Ох, Андрюша, нет, и следа твоей прежней красоты не осталось! Что ты это, Андрюша, как худ-то стал, голубчик?
Андрей. Что вы, маменька? Так вам показалось!
Андрей. Да так, хуже чего не бывает; и обманывали нас и грабили — это с нами за нашу глупость случалось, а такой обиды и во сне не снилось, и врагу не пожелаем. Что я для вас сделал — об этом я говорить не стану, потому что вы за попрек сочтете, но я вам душу, душу отдал-с… Понимаете ли, душу отдал…
Елена. Ах, тише, пожалуйста.
Андрей. Да что мне тише? Я у себя дома. Я со всем трепетом просил руки вашей, вы изволили согласиться; какие же мысли вы тогда в голове держали? Опять же в церкви вы очень веселым духом объявили ваше желание. Значит: стоя-то под венцом, обещаясь перед богом быть мне женой, вы задумывали из меня, на потеху своим приятелям, сделать шута…
Елена. Какой вздор вы говорите!
Андрей. Не вздор, а все так точно-с. Ваши приятели меня поздравляют, счастливцем зовут, а вы на их слова подсмеиваетесь. Разве я не вижу? Эх!
Елена. К чему этот разговор?
Андрей. А вот к чему-с: целый месяц я делал для вашего удовольствия все, что вам было угодно; дела свои бросил и чуть не молился на вас; но только из этого хорошего ничего для меня не вышло, окромя стыда и конфуза… Но я имею свою гордость — довольно дурака-то корчить! Я теперь займусь своим купеческим делом, а вы живите как знаете, я вам мешать не буду. Уж на вашу половину я проситься больше не стану, а если вы, паче чаяния, почувствуете ко мне расположение, так милости просим ко мне, на мою-с.
Елена. Вы нынче не в духе…
Андрей. Нет, я довольно равнодушен, а если меня что за сердце возьмет, так я с вами не так заговорю, да не дай бог нам с вами этого дождаться!
Елена, с удивлением взглянув на Андрея, уходит в дверь направо.
Андрей, потом Настасья Петровна.
Андрей (подумав). Думай не думай, а дело — дрянь. Пойти счетами заняться. (Идет к двери налево.)
Настасья Петровна выходит ему навстречу.
Маменька!.. (Целует мать.) Ну, слава богу, насилу-то вы собрались!
Настасья Петровна. Слышала твой голос, да боялась войти: думала, с кем чужим разговариваешь. С самим, Андрюша, приехала, с самим; все хворал, да вот собрался, с тобой об делах потолковать хочет.
Андрей. Ну, уж обрадовали, маменька! Чайку не угодно ли?
Настасья Петровна. Мы давно с машины-то; Уж два раза напилась от скуки, ожидамши вас.
Андрей. Да присядьте, потолкуем.
Настасья Петровна. Ох, нет, нет! (Садясь) Разве на минутку… Ведь гроза надо мной: украдкой Андрюша, к вам взошла-то; а то не велел: строго-настрого приказывал, чтоб не смела. Теперь отдохнуть лег — так я сюда: сердце-то уж очень рвалось. (Встает и обнимает Андрея.) Дай же мне хоть посмотреть на тебя хорошенько!
Андрей. Все такой же, маменька.
Настасья Петровна. Ох, Андрюша, нет, и следа твоей прежней красоты не осталось! Что ты это, Андрюша, как худ-то стал, голубчик?
Андрей. Что вы, маменька? Так вам показалось!