— Келлендвар, не думай, что если пользуешься моим расположением, то я готов закрывать глаза на отношение Келленкира. Я не потерплю дерзость, тем более когда победа почти наша. Держи его под контролем. Я не буду повторять для него наш план.
— Две недели в полном вакууме подпортили ему настроение, — ответил Келлендвар. — Да и меня после такого радость не переполняет.
— Возможно, тебе стоит напомнить ему, что захватить тот корабль — это единственный способ выбраться со станции.
Келленкир пренебрежительно заворчал:
— «Победа почти наша»? Какого же высокого мнения о тебе лорд Крукеш. И какого высокого мнения ты сам о себе.
— Скоро мы атакуем открыто, Келленкир, — заверил Скрайвок, — и установим в карманной империи Жил-лимана правление ужаса, а сами станем князьями всех обозримых миров, но сделаем это, не рискуя немедленной гибелью! Мы должны отнять у них маяк. А для этого надо взять Сотинскую орбитальную платформу. Но первый шаг на пути к победе — это захват того корабля. И мы его захватим, понятно тебе? Ты — воин, достойный самых жутких эпитетов, Келленкир, и мою ненависть к тебе вдвое перевешивает уважение к твоим талантам. Но хитрости тебе недостает. Не подвергай больше мои планы сомнению.
Скрайвок демонстративно подошел к колонне в центре зала — удивительной антенне, которую Ультрамарины использовали, чтобы усиливать свои вокс-сигналы до уровня, при котором они пробивались через рев шторма. Его офицер связи Галливар был отчасти перфекционистом и все эти дни стоически провел перед пультом в ожидании приказа, соединив кабелем свой массивный коммуникатор на модифицированных доспехах и ядро связи. Перед ним стоял зеленый фосфорный экран. На нем по дрожащему полю двигалась мигающая точка, направляясь к относительно четкому пятну-станции в центре. Для обеих точек были выведены потоки идентифицирующих данных.
— «Нравственность», эсминец класса «Яд». Идеальная цель, — сказал Скрайвок. — Удача действительно на нашей стороне. Беренон, что скрывает будущее?
Легионер сидел вдали от остальных, склонив голову. На его наплечнике выделялся рогатый череп старого библиариума. Жутких трофеев, украшавших доспехи товарищей, на его броне не было.
Он поднял голову медленно, словно на нее давила невероятная тяжесть.
— Возмущения в эмпиреях давят на меня. Я вижу мгновения, не больше. Я не могу дать тебе однозначного ответа, милорд.
— Что ты видишь? Расскажи.
— Я вижу секунды побед и века поражений, — устало ответил Беренон. — За победой всегда следует поражение.
— Все это знают. Смерть ждет всех, и от нее не уйти. Но скажи, победим ли мы сегодня, брат? — спросил Гендор, стараясь быть терпеливым с меланхоличным Береноном.
Он мог его понять. Большинство Повелителей Ночи мучил не только врожденный цинизм, но и кошмары. С момента вступления в ряды легионеров их время от времени посещали видения мрачного будущего, и это было не просто наследием тяжелой жизни, а даром их проклятого примарха. Беренон был псайкером, а потому страдал от зловещих видений сильнее прочих. В легионе Повелителей Ночи Никейский эдикт исполняли выборочно: в каждом экспедиционном флоте все зависело от прихоти командующего. Повелитель Скрайвока, регент Джукереш Сильный, принял эдикт, но Джукереш был мертв, а указы Императора для легиона давно ничего не значили. Скрайвок заставил Беренона вернуться к прежней роли.
— Мы победим сегодня, магистр когтя, но в конце этого пути нас ждет лишь разгром, — сказал он.
— Ха! Эта шарада абсолютно бессмысленна! Лучше б ты оставил меня на борту «Никтона», брат, — фыркнул Келленкир.
— Замолчи, Келленкир. То ты жаждешь действия, то нет! — огрызнулся Скрайвок. — Если б мы оставили тебя там, убивать жалких служителей «Никтона», ты сейчас тоже был бы мертв.
Келленкир с надменным и грозным видом приблизился к Скрайвоку и ткнул закованным в металл пальцем в нагрудник своего повелителя.
— Мне все равно. Понял? Я хочу драться и убивать. Жизнь полна страданий, и только в смерти ждет покой. И я буду преподавать этот урок всем, пока мне не придет конец. Боль откроет им глаза. Они всегда молят о смерти перед тем, как я закончу. Больше нет ничего.
Последние слова он произнес с таким отчаянием, что брат подошел к нему и положил руку на предплечье. Келленкир сбросил ее.
— Ты закончил? — спросил Скрайвок. Келленкир зарычал и отступил. — Отлично. Келленкир, Келлендвар, займите позиции. Если хорошо исполните свои роли, возможностей для резни будет предостаточно.
— Келлендвар, не думай, что если пользуешься моим расположением, то я готов закрывать глаза на отношение Келленкира. Я не потерплю дерзость, тем более когда победа почти наша. Держи его под контролем. Я не буду повторять для него наш план.
— Две недели в полном вакууме подпортили ему настроение, — ответил Келлендвар. — Да и меня после такого радость не переполняет.
— Возможно, тебе стоит напомнить ему, что захватить тот корабль — это единственный способ выбраться со станции.
Келленкир пренебрежительно заворчал:
— «Победа почти наша»? Какого же высокого мнения о тебе лорд Крукеш. И какого высокого мнения ты сам о себе.
— Скоро мы атакуем открыто, Келленкир, — заверил Скрайвок, — и установим в карманной империи Жил-лимана правление ужаса, а сами станем князьями всех обозримых миров, но сделаем это, не рискуя немедленной гибелью! Мы должны отнять у них маяк. А для этого надо взять Сотинскую орбитальную платформу. Но первый шаг на пути к победе — это захват того корабля. И мы его захватим, понятно тебе? Ты — воин, достойный самых жутких эпитетов, Келленкир, и мою ненависть к тебе вдвое перевешивает уважение к твоим талантам. Но хитрости тебе недостает. Не подвергай больше мои планы сомнению.
Скрайвок демонстративно подошел к колонне в центре зала — удивительной антенне, которую Ультрамарины использовали, чтобы усиливать свои вокс-сигналы до уровня, при котором они пробивались через рев шторма. Его офицер связи Галливар был отчасти перфекционистом и все эти дни стоически провел перед пультом в ожидании приказа, соединив кабелем свой массивный коммуникатор на модифицированных доспехах и ядро связи. Перед ним стоял зеленый фосфорный экран. На нем по дрожащему полю двигалась мигающая точка, направляясь к относительно четкому пятну-станции в центре. Для обеих точек были выведены потоки идентифицирующих данных.
— «Нравственность», эсминец класса «Яд». Идеальная цель, — сказал Скрайвок. — Удача действительно на нашей стороне. Беренон, что скрывает будущее?
Легионер сидел вдали от остальных, склонив голову. На его наплечнике выделялся рогатый череп старого библиариума. Жутких трофеев, украшавших доспехи товарищей, на его броне не было.
Он поднял голову медленно, словно на нее давила невероятная тяжесть.
— Возмущения в эмпиреях давят на меня. Я вижу мгновения, не больше. Я не могу дать тебе однозначного ответа, милорд.
— Что ты видишь? Расскажи.
— Я вижу секунды побед и века поражений, — устало ответил Беренон. — За победой всегда следует поражение.
— Все это знают. Смерть ждет всех, и от нее не уйти. Но скажи, победим ли мы сегодня, брат? — спросил Гендор, стараясь быть терпеливым с меланхоличным Береноном.
Он мог его понять. Большинство Повелителей Ночи мучил не только врожденный цинизм, но и кошмары. С момента вступления в ряды легионеров их время от времени посещали видения мрачного будущего, и это было не просто наследием тяжелой жизни, а даром их проклятого примарха. Беренон был псайкером, а потому страдал от зловещих видений сильнее прочих. В легионе Повелителей Ночи Никейский эдикт исполняли выборочно: в каждом экспедиционном флоте все зависело от прихоти командующего. Повелитель Скрайвока, регент Джукереш Сильный, принял эдикт, но Джукереш был мертв, а указы Императора для легиона давно ничего не значили. Скрайвок заставил Беренона вернуться к прежней роли.
— Мы победим сегодня, магистр когтя, но в конце этого пути нас ждет лишь разгром, — сказал он.
— Ха! Эта шарада абсолютно бессмысленна! Лучше б ты оставил меня на борту «Никтона», брат, — фыркнул Келленкир.
— Замолчи, Келленкир. То ты жаждешь действия, то нет! — огрызнулся Скрайвок. — Если б мы оставили тебя там, убивать жалких служителей «Никтона», ты сейчас тоже был бы мертв.
Келленкир с надменным и грозным видом приблизился к Скрайвоку и ткнул закованным в металл пальцем в нагрудник своего повелителя.
— Мне все равно. Понял? Я хочу драться и убивать. Жизнь полна страданий, и только в смерти ждет покой. И я буду преподавать этот урок всем, пока мне не придет конец. Боль откроет им глаза. Они всегда молят о смерти перед тем, как я закончу. Больше нет ничего.
Последние слова он произнес с таким отчаянием, что брат подошел к нему и положил руку на предплечье. Келленкир сбросил ее.
— Ты закончил? — спросил Скрайвок. Келленкир зарычал и отступил. — Отлично. Келленкир, Келлендвар, займите позиции. Если хорошо исполните свои роли, возможностей для резни будет предостаточно.