Мир вывернулся наизнанку.
Аварийная кнопка в наруче Азкаэллона сработала, и статуя Императора в передней взорвалась, выбив двери наружу и уничтожив сангвинарных гвардейцев, кричавших перед ней. Обломки и части тел покатились по мрамору. Ударная волна отбросила Сангвиния назад, в собственный трон.
Стена тронного зала рухнула в сторону улицы, обвалив и часть потолка. Пол покрылся кровью и известковой пылью. Отдельные кирпичи с грохотом покатились за стену крепости, в сторону города.
Кёрз был цел. По случайности ли или по расчету, но он оказался в месте, не затронутом взрывом, и теперь стоял у обрушенной стены с искалеченным Азкаэллоном в руках, позволяя холодному ветру трепать его вонючий плащ.
Их взгляды встретились, и между примархами пробежала вспышка понимания. Тоска и злость Кёрза хлынули в Сангвиния с такой силой, что Ангел упал на колени перед троном.
— Как я мог знать?! — выдохнул он. — Конрад!
Рука Азкаэллона заканчивалась у локтя, но обрубок уже покрылся плотным сгустком ларрамановых клеток. Для легионера такая рана была тяжелой, но не смертельной. Азкаэллон шевельнулся и вскрикнул, когда Кёрз поднял его над головой.
— Не надо, — почти взмолился Сангвиний.
— Если ты так считаешь, то мой визит был напрасен, — тихо, почти нежно сказал Кёрз. А затем он опять изменился, прошипев: — Все возвращается к началу!
И он резким движением выбросил Азкаэллона за парапет.
Сила инерции подняла Азкаэллона высоко в воздух. На мгновение он, казалось, завис над огнями Магна Макрагга Цивитаса, а потом рухнул вниз, пропав из вида.
Но Сангвиний уже раскинул крылья и бросался в темноту и дождь за высоким парапетом, чтобы поймать дорогого сына. Изо всех сил изгибая маховые перья, он устремился вниз.
Он поймал Азкаэллона за ногу в считанных метрах от крыш самых высоких зданий и под большим углом спланировал к стремительно приближающейся земле, сменив направление так быстро, что даже мышцы примарха заныли. Подняв Азкаэллона к груди, он облетел крепость по кругу.
К тому моменту, как он вернулся в тронный зал, Кёрз уже исчез.
Боль была любимым оружием в арсенале Повелителей Ночи, и они не поскупились, когда пришло время применять ее к Барабасу Дантиоху. Поняв, что с него с живого нельзя снять броню, они умело взялись за нейронный интерфейс и атаковали его нервную систему через порты, соединяющие ее с доспехами.
Дантиоху было грустно смотреть, как дары Императора используются в столь гнусных целях. Пытки бывших братьев не причиняли столько боли, сколько причинял факт их падения. Они всегда были жестоким легионом, но Дантиох мог понять их методы и нужды. К тому же он не мог винить за то, какими их сделали. Характер им дал Император — точно так же, как дал специализацию его собственного легиона.
Они не могли выбирать свою сущность, поступки свои они могли контролировать, но не стали этого делать.
В седьмой раз за этот день Дантиоха подтащили к деревянному стулу в центре регулировочной платформы и приказали опуститься на колени перед Крукешем Бледным. Он подчинился, превозмогая муку, только шевельнулся немного, чтобы уменьшить нагрузку на больные суставы, но враги помешали ему, надавив руками на плечи.
Императорская наблюдательная башня пала. Повелители Ночи высаживались на утес, не встречая сопротивления. В главной локации «Альфа» сновали воины в полуночно-синем. Несколько их технодесантников копались в машинах Механикум. У дальней стены апотекарий и технодесантник наклонились над мертвым магосом Карантином, держа в руках большие инфо-планшеты, которые соединялись проводами с обнаженным черепом Карантина. Они копировали данные из его инфоядра. Даже смерть не могла спасти от жестоких допросов Повелителей Ночи.
Они захватили семерых воинов из гарнизона Полукса и сняли с них броню. Из-под интерфейсных портов шла кровь, красноречиво рассказывая о небрежности Повелителей Ночи. Шестерых раздели догола и привязали к Х-образным крестам, расставленным по всему залу, но пока не калечили. Седьмой лежал на полу, связанный по ногам и рукам толстыми, врезающимися в кожу цепями, а один легионер держал ногу у него на шее, прижимая голову к полу.
— Эта машина… Ты готов рассказать мне, как он работает? — раздраженно спросил Крукеш.
Барабас молчал, как камень. Каждая клетка тела болела, но боль не была чем-то незнакомым. После Шаденхольда без мучений не проходило ни дня, так что ему будет от пары пыток? Дышать было тяжелее, чем обычно, но он держался и с удовлетворением отметил, как злит Крукеша его молчание.
Мир вывернулся наизнанку.
Аварийная кнопка в наруче Азкаэллона сработала, и статуя Императора в передней взорвалась, выбив двери наружу и уничтожив сангвинарных гвардейцев, кричавших перед ней. Обломки и части тел покатились по мрамору. Ударная волна отбросила Сангвиния назад, в собственный трон.
Стена тронного зала рухнула в сторону улицы, обвалив и часть потолка. Пол покрылся кровью и известковой пылью. Отдельные кирпичи с грохотом покатились за стену крепости, в сторону города.
Кёрз был цел. По случайности ли или по расчету, но он оказался в месте, не затронутом взрывом, и теперь стоял у обрушенной стены с искалеченным Азкаэллоном в руках, позволяя холодному ветру трепать его вонючий плащ.
Их взгляды встретились, и между примархами пробежала вспышка понимания. Тоска и злость Кёрза хлынули в Сангвиния с такой силой, что Ангел упал на колени перед троном.
— Как я мог знать?! — выдохнул он. — Конрад!
Рука Азкаэллона заканчивалась у локтя, но обрубок уже покрылся плотным сгустком ларрамановых клеток. Для легионера такая рана была тяжелой, но не смертельной. Азкаэллон шевельнулся и вскрикнул, когда Кёрз поднял его над головой.
— Не надо, — почти взмолился Сангвиний.
— Если ты так считаешь, то мой визит был напрасен, — тихо, почти нежно сказал Кёрз. А затем он опять изменился, прошипев: — Все возвращается к началу!
И он резким движением выбросил Азкаэллона за парапет.
Сила инерции подняла Азкаэллона высоко в воздух. На мгновение он, казалось, завис над огнями Магна Макрагга Цивитаса, а потом рухнул вниз, пропав из вида.
Но Сангвиний уже раскинул крылья и бросался в темноту и дождь за высоким парапетом, чтобы поймать дорогого сына. Изо всех сил изгибая маховые перья, он устремился вниз.
Он поймал Азкаэллона за ногу в считанных метрах от крыш самых высоких зданий и под большим углом спланировал к стремительно приближающейся земле, сменив направление так быстро, что даже мышцы примарха заныли. Подняв Азкаэллона к груди, он облетел крепость по кругу.
К тому моменту, как он вернулся в тронный зал, Кёрз уже исчез.
Боль была любимым оружием в арсенале Повелителей Ночи, и они не поскупились, когда пришло время применять ее к Барабасу Дантиоху. Поняв, что с него с живого нельзя снять броню, они умело взялись за нейронный интерфейс и атаковали его нервную систему через порты, соединяющие ее с доспехами.
Дантиоху было грустно смотреть, как дары Императора используются в столь гнусных целях. Пытки бывших братьев не причиняли столько боли, сколько причинял факт их падения. Они всегда были жестоким легионом, но Дантиох мог понять их методы и нужды. К тому же он не мог винить за то, какими их сделали. Характер им дал Император — точно так же, как дал специализацию его собственного легиона.
Они не могли выбирать свою сущность, поступки свои они могли контролировать, но не стали этого делать.
В седьмой раз за этот день Дантиоха подтащили к деревянному стулу в центре регулировочной платформы и приказали опуститься на колени перед Крукешем Бледным. Он подчинился, превозмогая муку, только шевельнулся немного, чтобы уменьшить нагрузку на больные суставы, но враги помешали ему, надавив руками на плечи.
Императорская наблюдательная башня пала. Повелители Ночи высаживались на утес, не встречая сопротивления. В главной локации «Альфа» сновали воины в полуночно-синем. Несколько их технодесантников копались в машинах Механикум. У дальней стены апотекарий и технодесантник наклонились над мертвым магосом Карантином, держа в руках большие инфо-планшеты, которые соединялись проводами с обнаженным черепом Карантина. Они копировали данные из его инфоядра. Даже смерть не могла спасти от жестоких допросов Повелителей Ночи.
Они захватили семерых воинов из гарнизона Полукса и сняли с них броню. Из-под интерфейсных портов шла кровь, красноречиво рассказывая о небрежности Повелителей Ночи. Шестерых раздели догола и привязали к Х-образным крестам, расставленным по всему залу, но пока не калечили. Седьмой лежал на полу, связанный по ногам и рукам толстыми, врезающимися в кожу цепями, а один легионер держал ногу у него на шее, прижимая голову к полу.
— Эта машина… Ты готов рассказать мне, как он работает? — раздраженно спросил Крукеш.
Барабас молчал, как камень. Каждая клетка тела болела, но боль не была чем-то незнакомым. После Шаденхольда без мучений не проходило ни дня, так что ему будет от пары пыток? Дышать было тяжелее, чем обычно, но он держался и с удовлетворением отметил, как злит Крукеша его молчание.