Они отправились в парк и взяли напрокат велосипеды. После нескольких утомительных кругов, вспотевшая и раскрасневшаяся, она остановилась возле уютно устроившейся в кустах лавочки. «День отца и дочери значит. Следовало бы помнить, как дочь относится к физическим нагрузкам, папа». Прислонив велосипед, плюхнулась на лавку. Ноги ныли, в голове постукивало. Ленц подкатил следом. Он не слезал с железного коня, разглядывая её какое-то время, а потом произнёс неуверенно:
— Он не специально. Просто…отец не обращает внимания на детали.
Катарина открыла рот и подумала: «Читаешь мысли засранец?». Он побагровел лицом, а испуганный взгляд напомнил ей себя в прошлом. Такой же жалкой и затравленной Катарина была когда-то. А то, что он, возможно, читает мысли, ничуть не настораживало, в другом мире успела повидать предостаточно. Она не удивилась бы даже, если бы он превратился в кого-то другого прямо у неё на глазах. В памяти всплыл ночной инцидент, и она машинально погладила руку в том месте, где отдавал синевой захват. От него не ускользнул жест.
— Это твой парень сделал? — хлопал он глазами.
— Не твоё дело, — грубо отрезала она, не желая оправдываться.
Отец нагнал их, отправились в кафе. Изнурительная прогулка была закончена, и это не могло не радовать. Чашечка крепкого кофе обязательно приведёт в чувства. По дороге она мысленно произнесла заклинание, подпитав энергией «параллельной»: «Заклинаю и повелеваю! Мысли защити мои! Не прочесть отныне их!». Энергия разлилась по телу, наполняя каждую клетку. Катарина обожала это пьянящее чувство. Теперь он не сможет прочесть её, как раскрытую книгу. Единственное, что не давало забыться, противное слово, вылетавшее ночью у него изо рта. «Обязательно нужно будет с этим разобраться». Достигли кафе. Официантка приняла заказ и убежала. Посетителей было полно, шум голосов заглушал иные звуки. Ленц украдкой поглядывал, пальцы снова подрагивали. У отца зазвонил телефон, и он, извинившись, покинул их ненадолго. Ей принесли дымящийся на прохладном ветру напиток. Парнишка заказал капучино и усиленно сдувал с него пенку. Он периодически щурился, будто на солнечный свет, вены на шее вздувались. Она усмехнулась нарочито громко, отхлебывая из кружки.
— Можешь не тужиться. Со мной этот номер не пройдёт. — Он поднял глаза и раскраснелся.
— Не понимаю о чём ты, — еле слышно бубнил.
— Всё ты понимаешь засранец! Если не будешь строить святошу, смогу помочь. Ну, или продолжай в том же духе, и мучайся от припадков! — она была жестока и знала, что ударяет в больное место, не жалея об этом. Он раздражал с момента знакомства.
— Ты расскажешь отцу? — надулся и втянул шею.
— Ему не зачем забивать голову пустяками.
— Я чувствую что-то с тех пор, как ты приехала. Оно сильное. Прямо с ног сбивает. Кто ты такая? — прошептал, оглядываясь по сторонам.
— Об этом потом. Завтра мы с Мартином возвращаемся домой. У нас нет времени, чтобы всё, как следует, выяснить. Ты должен отправиться с нами, — она и сама поразилась желанию забрать его с собой. — Скажем отцу, что едем отдыхать. На острова, например. И попросим отпустить. Уедем, а там видно будет, — скорее рассуждала вслух, чем обращалась к нему, но он всё же утвердительно кивнул.
Организм вёл себя странно последние несколько месяцев, и единственным, правильным решением, казалось, принять помощь. Отец вернулся, и остаток дня провели за прогулкой по магазинам, утомившей всех, кроме Катарины. Как только появилась возможность, сообщила Мартину о планах. Он был крайне удивлён, но не стал расспрашивать, слепо доверившись. За ужином подняла вопрос о путешествии. А когда речь зашла о Ленце, у отца изо рта вывалился кусок тефтели, а Вета поперхнулась. Естественно, мать была против затеи.
— Мам я устал от города и хочу отдохнуть. И ещё — это шанс лучше узнать сестру. Мы же семья, как-никак, — пожимал он плечами.
У Веты закончились аргументы, согласие отвоевано. «Полдела сделано. Осталось поскорее вернуться домой». Отец был на седьмом небе от счастья, ведь семья наконец-то стала походить на настоящую.
Они засобирались на вокзал. Вета кудахтала и хлопотала вокруг сына, бросая боязливые взгляды на спутников. Всучив телефон для связи, наказала звонить каждый день. «Представляю, что будет, если он забудет набрать этой курице», — думала она и легонько улыбалась. Поезд быстро домчал до Фибурга, а там оставалось рукой подать и до дома. Она уже ощущала ликование матушки Земли и самой долины. Хозяйка вернулась, преображая всё вокруг присутствием. Переполняли эмоции, которые могли бы обескуражить неподготовленного человека, но только не её. Ленц всю дорогу не проронил ни слова. Мартин вёл машину, преодолевая жуткие серпантины, и он зеленел всякий раз, как взгляд случайно устремлялся в окно. Горы поднимали давление в ушах, и их периодически закладывало. Вот показался заветный дом, который был рад новому гостю, хоть немного и опасался. Она поцеловала Мартина, и он отправился вперёд, прихватив с собой вещи.
— Подожди-ка дружок, — выставила вперёд руку, — сначала о птичках. — Он приподнял брови. — Дом не простой. Ты и сам скоро поймёшь. Без истерик, договорились? То, что ты почувствовал — особая энергия. Она есть и в доме. Я хочу, чтобы ты дал мне клятву, что никогда и никому не расскажешь о том, что увидишь или услышишь здесь, — сверлила глазами, дожидаясь ответа.
— Клянусь, — сказал он уверенно, и ладони нестерпимо зажгло. Она взяла его за руки, и боль прекратилась, оставляя на память небольшую отметину в виде восьмёрки.
— Клятва произнесена. Нарушишь, испытаешь невообразимую боль, если не хуже, — предупредила она и зашагала к дому, а он трусцой припустил следом.
Стены пели от радости, приветствуя, но Катарине приходилось сдерживаться, чтобы не спугнуть парнишку. Золотые лучи могли сделать из него заику. Настроение стало в миг раздражительным, омрачая радость возвращения. Мартин обвил талию, поцеловал в шею, и мурашки побежали вниз, скрываясь под одеждой.
— Что ты задумала любимая? — шептал он страстно на ухо, возбуждая.
Они отправились в парк и взяли напрокат велосипеды. После нескольких утомительных кругов, вспотевшая и раскрасневшаяся, она остановилась возле уютно устроившейся в кустах лавочки. «День отца и дочери значит. Следовало бы помнить, как дочь относится к физическим нагрузкам, папа». Прислонив велосипед, плюхнулась на лавку. Ноги ныли, в голове постукивало. Ленц подкатил следом. Он не слезал с железного коня, разглядывая её какое-то время, а потом произнёс неуверенно:
— Он не специально. Просто…отец не обращает внимания на детали.
Катарина открыла рот и подумала: «Читаешь мысли засранец?». Он побагровел лицом, а испуганный взгляд напомнил ей себя в прошлом. Такой же жалкой и затравленной Катарина была когда-то. А то, что он, возможно, читает мысли, ничуть не настораживало, в другом мире успела повидать предостаточно. Она не удивилась бы даже, если бы он превратился в кого-то другого прямо у неё на глазах. В памяти всплыл ночной инцидент, и она машинально погладила руку в том месте, где отдавал синевой захват. От него не ускользнул жест.
— Это твой парень сделал? — хлопал он глазами.
— Не твоё дело, — грубо отрезала она, не желая оправдываться.
Отец нагнал их, отправились в кафе. Изнурительная прогулка была закончена, и это не могло не радовать. Чашечка крепкого кофе обязательно приведёт в чувства. По дороге она мысленно произнесла заклинание, подпитав энергией «параллельной»: «Заклинаю и повелеваю! Мысли защити мои! Не прочесть отныне их!». Энергия разлилась по телу, наполняя каждую клетку. Катарина обожала это пьянящее чувство. Теперь он не сможет прочесть её, как раскрытую книгу. Единственное, что не давало забыться, противное слово, вылетавшее ночью у него изо рта. «Обязательно нужно будет с этим разобраться». Достигли кафе. Официантка приняла заказ и убежала. Посетителей было полно, шум голосов заглушал иные звуки. Ленц украдкой поглядывал, пальцы снова подрагивали. У отца зазвонил телефон, и он, извинившись, покинул их ненадолго. Ей принесли дымящийся на прохладном ветру напиток. Парнишка заказал капучино и усиленно сдувал с него пенку. Он периодически щурился, будто на солнечный свет, вены на шее вздувались. Она усмехнулась нарочито громко, отхлебывая из кружки.
— Можешь не тужиться. Со мной этот номер не пройдёт. — Он поднял глаза и раскраснелся.
— Не понимаю о чём ты, — еле слышно бубнил.
— Всё ты понимаешь засранец! Если не будешь строить святошу, смогу помочь. Ну, или продолжай в том же духе, и мучайся от припадков! — она была жестока и знала, что ударяет в больное место, не жалея об этом. Он раздражал с момента знакомства.
— Ты расскажешь отцу? — надулся и втянул шею.
— Ему не зачем забивать голову пустяками.
— Я чувствую что-то с тех пор, как ты приехала. Оно сильное. Прямо с ног сбивает. Кто ты такая? — прошептал, оглядываясь по сторонам.
— Об этом потом. Завтра мы с Мартином возвращаемся домой. У нас нет времени, чтобы всё, как следует, выяснить. Ты должен отправиться с нами, — она и сама поразилась желанию забрать его с собой. — Скажем отцу, что едем отдыхать. На острова, например. И попросим отпустить. Уедем, а там видно будет, — скорее рассуждала вслух, чем обращалась к нему, но он всё же утвердительно кивнул.
Организм вёл себя странно последние несколько месяцев, и единственным, правильным решением, казалось, принять помощь. Отец вернулся, и остаток дня провели за прогулкой по магазинам, утомившей всех, кроме Катарины. Как только появилась возможность, сообщила Мартину о планах. Он был крайне удивлён, но не стал расспрашивать, слепо доверившись. За ужином подняла вопрос о путешествии. А когда речь зашла о Ленце, у отца изо рта вывалился кусок тефтели, а Вета поперхнулась. Естественно, мать была против затеи.
— Мам я устал от города и хочу отдохнуть. И ещё — это шанс лучше узнать сестру. Мы же семья, как-никак, — пожимал он плечами.
У Веты закончились аргументы, согласие отвоевано. «Полдела сделано. Осталось поскорее вернуться домой». Отец был на седьмом небе от счастья, ведь семья наконец-то стала походить на настоящую.
Они засобирались на вокзал. Вета кудахтала и хлопотала вокруг сына, бросая боязливые взгляды на спутников. Всучив телефон для связи, наказала звонить каждый день. «Представляю, что будет, если он забудет набрать этой курице», — думала она и легонько улыбалась. Поезд быстро домчал до Фибурга, а там оставалось рукой подать и до дома. Она уже ощущала ликование матушки Земли и самой долины. Хозяйка вернулась, преображая всё вокруг присутствием. Переполняли эмоции, которые могли бы обескуражить неподготовленного человека, но только не её. Ленц всю дорогу не проронил ни слова. Мартин вёл машину, преодолевая жуткие серпантины, и он зеленел всякий раз, как взгляд случайно устремлялся в окно. Горы поднимали давление в ушах, и их периодически закладывало. Вот показался заветный дом, который был рад новому гостю, хоть немного и опасался. Она поцеловала Мартина, и он отправился вперёд, прихватив с собой вещи.
— Подожди-ка дружок, — выставила вперёд руку, — сначала о птичках. — Он приподнял брови. — Дом не простой. Ты и сам скоро поймёшь. Без истерик, договорились? То, что ты почувствовал — особая энергия. Она есть и в доме. Я хочу, чтобы ты дал мне клятву, что никогда и никому не расскажешь о том, что увидишь или услышишь здесь, — сверлила глазами, дожидаясь ответа.
— Клянусь, — сказал он уверенно, и ладони нестерпимо зажгло. Она взяла его за руки, и боль прекратилась, оставляя на память небольшую отметину в виде восьмёрки.
— Клятва произнесена. Нарушишь, испытаешь невообразимую боль, если не хуже, — предупредила она и зашагала к дому, а он трусцой припустил следом.
Стены пели от радости, приветствуя, но Катарине приходилось сдерживаться, чтобы не спугнуть парнишку. Золотые лучи могли сделать из него заику. Настроение стало в миг раздражительным, омрачая радость возвращения. Мартин обвил талию, поцеловал в шею, и мурашки побежали вниз, скрываясь под одеждой.
— Что ты задумала любимая? — шептал он страстно на ухо, возбуждая.