— Да. Пару недель пила таблетки горстями. Её посвящали во все подробности. Как-то раз, она пришла, подавленная и печальная, выпила стакан виски и рухнула в кресло. Она сказала, что вся её жизнь череда сожалений, но есть одна вещь, о которой не жаль, и упомянула о том, что тебе будет ещё сложнее после её смерти. Не знаю с чем это связано Кэти, но она взяла с меня клятву защитить тебя любой ценой! — он взял её руки в свои, и будто ударило током. — Умоляю! Прими мою помощь! Если откажешь, лишишь возможности исполнить её предсмертное желание! На следующий день после этого разговора она умерла. — Он выглядел так, словно затаил дыхание, с надеждой заглядывая в глаза. Без сомнений, он любил старушку и сочувствовал ей.
Катарина не знала, что ответить. Она просто кивнула, до конца не понимая, в чём будет заключаться его участие. Они обменялись контактами, расплатились и вышли на улицу. Стемнело, шёл снег, кружась, и паря над головами. Он предложил подвезти, галантно придержав дверь машины. Водитель он был неосторожный, всю дорогу перехватывало дух от резких поворотов и периодических попаданий в колею.
— Встретимся завтра? — спросил он, остановившись у входа.
— Хорошо. Правда я не знаю, надолго ли здесь останусь.
— Надеюсь, что навсегда. Ты не читала письмо, правда? — она чуть не подпрыгнула на месте. «Про письмо то я и забыла». — Ничего. Есть время. А потом, разве не хочешь посмотреть на свой дом? Думаю, в Москву ты вернёшься нескоро. Доброй ночи Кэти, — поцеловал в щёку, приятно коснувшись щетиной, от него пахло сладостями.
— Доброй ночи Габи, — пролепетала она, выходя из машины.
Она спотыкнулась на пороге, чертыхаясь из-за неуклюжести, ведь он, конечно же, это видел. Ещё долго в голове звучал грубый, но ласковый голос. Почему-то даже нравилось, как он её называет, несмотря на пунктик сокращения имени. Он мог бы звать её даже никем, и она была бы этому несказанно рада. Ноги подгибались, мысли путались, руки отказывались слушаться. Таких сильных эмоций не испытывала с момента спасения бывшим супругом. «А ведь это тоже было зимой». Любимое время года являлось значительным во всех смыслах этого слова. Некий переломный момент жизни произошёл именно тогда. «Быть может, происходит снова прямо сейчас». Она увлеклась и буквально наткнулась на отца, ожидавшего в кухне.
— Ты пропустила ужин, — донёсся исподлобья строгий голос.
— Я встретила мистера Балмера в городе, мы посидели в кафе. Что-то случилось? — растерянно прошептала она и шагнула назад.
— Нет. Нет. Всё в порядке. Завтра сюда приедет моя семья. Хотел попросить тебя кое о чём, — заметила, что он как-то странно сидит, немного завалившись набок, а после почувствовала неприятный запах виски.
«Ещё никогда я не видела тебя таким. И когда ты только начал пить?». Он усмехнулся, пытаясь выпрямиться.
— Не осуждай…Я устал…Мой брат отказался от меня. Мать, выгнавшая из дома, раскаялась в завещании…Мир встал с ног на голову! — речь была нечёткой, отвращение промелькнуло у неё на лице, она терпеть не могла пьяных людей.
— Ничего. Я понимаю. Постараюсь быть как можно вежливее с ними. Спокойной ночи, — немного резко сказала она, и, развернувшись, зашагала прочь.
Она поднялась в комнату и вспомнила о личном письме от бабушки, забытом во внутреннем кармане пальто. Забавно, как только о нём пошла речь, она стала с нетерпением ожидать момента уединения, не смотря на компанию потрясающе-сексуального друга детства. Ночь спустилась на город и заволокла чернотой всё вокруг. Люцерн светился где-то внизу, там кипела жизнь. Полюбовавшись на огни, она отправилась в ванную, наполнила до краёв и медленно погрузилась. Удовольствие от тёплой воды и уставших мышц, получивших необходимое расслабление, накрыло с головой. Процесс очищения всегда доставлял немалое удовольствие, и из всех домашних развлечений она предпочитала именно его. Насладившись тишиной и покоем, выбралась из ванной и накинула махровый халат, приятно касавшийся тела. Она устроилась в кровати, как можно удобнее, спина утопала в подушках, в ней поселилась небывалая легкость, глаза начали смыкаться. «Письмо. Я должна прочесть. Слишком устала…Подождёт до утра». И положила, запаянный печатью из красного воска, конверт на тумбочку, погружаясь в сон. Опять снился дом. И снова рассматривала узор на оконных, резных рамах. Только теперь была ближе, на том самом месте, где остановилась в прошлый раз. Она прошла ещё немного. Узор можно было рассмотреть с этого расстояния. Это был знак бесконечности — перевёрнутая восьмерка, а рядом изображение лисы, склонившей голову на бок. Второе уже где-то видела. «Ну, конечно! Лиса символ семьи!». Она задумчиво смотрела на знаки, гадая, зачем бабушке понадобилось вырезать их на рамах, ведь у них не было так принято, насколько ей было известно. Любопытство вело в дом, и она поднялась по крыльцу, скрипнувшему под ногами на третьей ступени. В этот момент из сна вновь выдернуло что-то бестелесное, напугавшее до чертиков в первый раз. И также как и тогда, крепко заснула после.
Утром, потянувшись в кровати, она обнаружила под боком «Бродягу» и потрепала по голове. Кот вытянулся и затрещал. Солнце пробивалось в окно и наполняло комнату светом, с улицы доносился звук лопаты, расчищавшей дорожки. Она вспомнила сон. «Такое чувство, будто кто-то хочет что-то сказать, но не может». Посмотрела на письмо, раздумывая какое-то время. Любопытство пересилило страх. Она взяла его в руки и обнаружила, что печать оторвана. «Ещё вчера оно было целым». Катарина судорожно оглянулась. «Но, кто мог открыть? Стефан? Агнесс? Базиль? И зачем им это? Бессмыслица». Достала его и не увидела ничего. Буквально. Лист был чист. «Какой смысл опечатывать семейным гербом пустой лист? Бабуля, похоже, реально спятила под конец!». Она оделась к завтраку, и вдруг посетила ещё одна мысль. «Но, тогда зачем кому-то вскрывать письмо? Что они искали? Да. В этой семейке больше тайн, чем у самих королей». Полдня она бесцельно бродила по дому, не в силах выкинуть из головы бабку и её секреты. Николас куда-то запропастился, остальных, к счастью, тоже не было видно. Отец поехал на вокзал встречать жену и сына. Даже кот умчался, задрав хвост, в неизвестном направлении. Она обошла поместье трижды, заглядывая в каждую комнату, но так и не обнаружила картины с изображением дома из сна. Самым подозрительным местом оказался коридор, в котором та висела. На том месте остался потускневший от времени квадрат на обоях. «Чертовщина. Может, это один из тех домов с привидениями?». В обед прибыл отец. Она как раз спустилась в кухню, вспомнив о том, что голодна. За столом сидела приятная на вид женщина: темноволосая, кареглазая, пухлая. Она имела округлые формы, которые подходили, и невозможно было представить её иначе; губы полные и сочные, а белоснежная улыбка неплохо сочеталась с искривлёнными зубами. Женщина встала и протянула руку, добродушно улыбнувшись.
— Вета. А ты, стало быть, Катарина? Мне очень приятно.
— Мне тоже, — скромно отвечала она, не лукавя, но где-то в глубине души всё равно скребли кошки.
Она запихнула обиженную девочку во внутренний шкаф и закрыла на ключ, игнорируя протесты, ради отца.
— Это Ленц. Надеюсь, вы подружитесь. — На лице у того появилась гримаса, означавшая, что это вряд ли возможно.
Вообще, сводный братец выглядел неприятно и создавал впечатление задиристого подростка со скверным характером. Внешне отчасти походил на мать: пухлый, кареглазый, круглолицый, темноволосый, с губками женской формы, приземистый. От отца не было абсолютно ничего. «Может, он не его ребёнок?», — с воодушевлением подумала она, но спешно отбросила приятные мысли. Брат был младше лет на пять, но из-за небольшого роста складывалось впечатление, что на все десять. Отец заметно выдохнул, наблюдая, как хорошо всё для него складывается. «Мужской эгоизм в действии», — закатила она глаза, естественно мысленно.
Во время трапезы зазвонил телефон, и она, попросив её извинить, удалилась, радуясь тому, что звонок избавил от их общества и неуютного ощущения. На другом конце провода раздался приятный тембр Габриэля.
— Привет красавица! Чем занята?
— Да. Пару недель пила таблетки горстями. Её посвящали во все подробности. Как-то раз, она пришла, подавленная и печальная, выпила стакан виски и рухнула в кресло. Она сказала, что вся её жизнь череда сожалений, но есть одна вещь, о которой не жаль, и упомянула о том, что тебе будет ещё сложнее после её смерти. Не знаю с чем это связано Кэти, но она взяла с меня клятву защитить тебя любой ценой! — он взял её руки в свои, и будто ударило током. — Умоляю! Прими мою помощь! Если откажешь, лишишь возможности исполнить её предсмертное желание! На следующий день после этого разговора она умерла. — Он выглядел так, словно затаил дыхание, с надеждой заглядывая в глаза. Без сомнений, он любил старушку и сочувствовал ей.
Катарина не знала, что ответить. Она просто кивнула, до конца не понимая, в чём будет заключаться его участие. Они обменялись контактами, расплатились и вышли на улицу. Стемнело, шёл снег, кружась, и паря над головами. Он предложил подвезти, галантно придержав дверь машины. Водитель он был неосторожный, всю дорогу перехватывало дух от резких поворотов и периодических попаданий в колею.
— Встретимся завтра? — спросил он, остановившись у входа.
— Хорошо. Правда я не знаю, надолго ли здесь останусь.
— Надеюсь, что навсегда. Ты не читала письмо, правда? — она чуть не подпрыгнула на месте. «Про письмо то я и забыла». — Ничего. Есть время. А потом, разве не хочешь посмотреть на свой дом? Думаю, в Москву ты вернёшься нескоро. Доброй ночи Кэти, — поцеловал в щёку, приятно коснувшись щетиной, от него пахло сладостями.
— Доброй ночи Габи, — пролепетала она, выходя из машины.
Она спотыкнулась на пороге, чертыхаясь из-за неуклюжести, ведь он, конечно же, это видел. Ещё долго в голове звучал грубый, но ласковый голос. Почему-то даже нравилось, как он её называет, несмотря на пунктик сокращения имени. Он мог бы звать её даже никем, и она была бы этому несказанно рада. Ноги подгибались, мысли путались, руки отказывались слушаться. Таких сильных эмоций не испытывала с момента спасения бывшим супругом. «А ведь это тоже было зимой». Любимое время года являлось значительным во всех смыслах этого слова. Некий переломный момент жизни произошёл именно тогда. «Быть может, происходит снова прямо сейчас». Она увлеклась и буквально наткнулась на отца, ожидавшего в кухне.
— Ты пропустила ужин, — донёсся исподлобья строгий голос.
— Я встретила мистера Балмера в городе, мы посидели в кафе. Что-то случилось? — растерянно прошептала она и шагнула назад.
— Нет. Нет. Всё в порядке. Завтра сюда приедет моя семья. Хотел попросить тебя кое о чём, — заметила, что он как-то странно сидит, немного завалившись набок, а после почувствовала неприятный запах виски.
«Ещё никогда я не видела тебя таким. И когда ты только начал пить?». Он усмехнулся, пытаясь выпрямиться.
— Не осуждай…Я устал…Мой брат отказался от меня. Мать, выгнавшая из дома, раскаялась в завещании…Мир встал с ног на голову! — речь была нечёткой, отвращение промелькнуло у неё на лице, она терпеть не могла пьяных людей.
— Ничего. Я понимаю. Постараюсь быть как можно вежливее с ними. Спокойной ночи, — немного резко сказала она, и, развернувшись, зашагала прочь.
Она поднялась в комнату и вспомнила о личном письме от бабушки, забытом во внутреннем кармане пальто. Забавно, как только о нём пошла речь, она стала с нетерпением ожидать момента уединения, не смотря на компанию потрясающе-сексуального друга детства. Ночь спустилась на город и заволокла чернотой всё вокруг. Люцерн светился где-то внизу, там кипела жизнь. Полюбовавшись на огни, она отправилась в ванную, наполнила до краёв и медленно погрузилась. Удовольствие от тёплой воды и уставших мышц, получивших необходимое расслабление, накрыло с головой. Процесс очищения всегда доставлял немалое удовольствие, и из всех домашних развлечений она предпочитала именно его. Насладившись тишиной и покоем, выбралась из ванной и накинула махровый халат, приятно касавшийся тела. Она устроилась в кровати, как можно удобнее, спина утопала в подушках, в ней поселилась небывалая легкость, глаза начали смыкаться. «Письмо. Я должна прочесть. Слишком устала…Подождёт до утра». И положила, запаянный печатью из красного воска, конверт на тумбочку, погружаясь в сон. Опять снился дом. И снова рассматривала узор на оконных, резных рамах. Только теперь была ближе, на том самом месте, где остановилась в прошлый раз. Она прошла ещё немного. Узор можно было рассмотреть с этого расстояния. Это был знак бесконечности — перевёрнутая восьмерка, а рядом изображение лисы, склонившей голову на бок. Второе уже где-то видела. «Ну, конечно! Лиса символ семьи!». Она задумчиво смотрела на знаки, гадая, зачем бабушке понадобилось вырезать их на рамах, ведь у них не было так принято, насколько ей было известно. Любопытство вело в дом, и она поднялась по крыльцу, скрипнувшему под ногами на третьей ступени. В этот момент из сна вновь выдернуло что-то бестелесное, напугавшее до чертиков в первый раз. И также как и тогда, крепко заснула после.
Утром, потянувшись в кровати, она обнаружила под боком «Бродягу» и потрепала по голове. Кот вытянулся и затрещал. Солнце пробивалось в окно и наполняло комнату светом, с улицы доносился звук лопаты, расчищавшей дорожки. Она вспомнила сон. «Такое чувство, будто кто-то хочет что-то сказать, но не может». Посмотрела на письмо, раздумывая какое-то время. Любопытство пересилило страх. Она взяла его в руки и обнаружила, что печать оторвана. «Ещё вчера оно было целым». Катарина судорожно оглянулась. «Но, кто мог открыть? Стефан? Агнесс? Базиль? И зачем им это? Бессмыслица». Достала его и не увидела ничего. Буквально. Лист был чист. «Какой смысл опечатывать семейным гербом пустой лист? Бабуля, похоже, реально спятила под конец!». Она оделась к завтраку, и вдруг посетила ещё одна мысль. «Но, тогда зачем кому-то вскрывать письмо? Что они искали? Да. В этой семейке больше тайн, чем у самих королей». Полдня она бесцельно бродила по дому, не в силах выкинуть из головы бабку и её секреты. Николас куда-то запропастился, остальных, к счастью, тоже не было видно. Отец поехал на вокзал встречать жену и сына. Даже кот умчался, задрав хвост, в неизвестном направлении. Она обошла поместье трижды, заглядывая в каждую комнату, но так и не обнаружила картины с изображением дома из сна. Самым подозрительным местом оказался коридор, в котором та висела. На том месте остался потускневший от времени квадрат на обоях. «Чертовщина. Может, это один из тех домов с привидениями?». В обед прибыл отец. Она как раз спустилась в кухню, вспомнив о том, что голодна. За столом сидела приятная на вид женщина: темноволосая, кареглазая, пухлая. Она имела округлые формы, которые подходили, и невозможно было представить её иначе; губы полные и сочные, а белоснежная улыбка неплохо сочеталась с искривлёнными зубами. Женщина встала и протянула руку, добродушно улыбнувшись.
— Вета. А ты, стало быть, Катарина? Мне очень приятно.
— Мне тоже, — скромно отвечала она, не лукавя, но где-то в глубине души всё равно скребли кошки.
Она запихнула обиженную девочку во внутренний шкаф и закрыла на ключ, игнорируя протесты, ради отца.
— Это Ленц. Надеюсь, вы подружитесь. — На лице у того появилась гримаса, означавшая, что это вряд ли возможно.
Вообще, сводный братец выглядел неприятно и создавал впечатление задиристого подростка со скверным характером. Внешне отчасти походил на мать: пухлый, кареглазый, круглолицый, темноволосый, с губками женской формы, приземистый. От отца не было абсолютно ничего. «Может, он не его ребёнок?», — с воодушевлением подумала она, но спешно отбросила приятные мысли. Брат был младше лет на пять, но из-за небольшого роста складывалось впечатление, что на все десять. Отец заметно выдохнул, наблюдая, как хорошо всё для него складывается. «Мужской эгоизм в действии», — закатила она глаза, естественно мысленно.
Во время трапезы зазвонил телефон, и она, попросив её извинить, удалилась, радуясь тому, что звонок избавил от их общества и неуютного ощущения. На другом конце провода раздался приятный тембр Габриэля.
— Привет красавица! Чем занята?