гим со всеми своими язвами. Повидимому, трудно в каком-либо
обществе найти одну только добродетель, возможно, и мы сами
в том виновны, что неученый наш народ все еще погряз в прес-
туплениях (...), но трудно описать ту боль, испытанную мною
при виде оружной толпы (...) Жители Смаржовиц (...) добива-
ли наших раненых, занимались вылавливанием отдельных наших
друзей, чтобы потом выдать их в руки врага. Генералы наши
обязаны были покарать за такие вины, должны были показать
пример. Вначале войско окружило всю деревню. Обыскали все
хижины (...) О ужас! В сундуках у селян мы обнаружили золо-
тые перстни на отрубленных людских пальцах. Вышел декрет,
чтобы двое из разбойничьих атаманов заплатили за это голо-
вой, а вся деревня, невзирая на различия пола - получила ба-
тоги. Вдоль села шла обсаженная вербами дорога. Сюда согна-
ли все население. На одной вербе повесили атамана; второй,
помоложе, был помилован. Косинеры встали шпалерой и, воору-
жившись нагайками наших конников, выписали по сотне горячих
мужикам и по пятьдесят - бабам."
М: "У меня оставалось единственное, последнее средство, а
именно - приказать полностью рушить мещанские дворы и шля-
хетские усадьбы, где совершались подобные жестокости, где
обнаруживались жандармы-вешатели (...) Тех же лиц, кого ло-
гим со всеми своими язвами. Повидимому, трудно в каком-либо
обществе найти одну только добродетель, возможно, и мы сами
в том виновны, что неученый наш народ все еще погряз в прес-
туплениях (...), но трудно описать ту боль, испытанную мною
при виде оружной толпы (...) Жители Смаржовиц (...) добива-
ли наших раненых, занимались вылавливанием отдельных наших
друзей, чтобы потом выдать их в руки врага. Генералы наши
обязаны были покарать за такие вины, должны были показать
пример. Вначале войско окружило всю деревню. Обыскали все
хижины (...) О ужас! В сундуках у селян мы обнаружили золо-
тые перстни на отрубленных людских пальцах. Вышел декрет,
чтобы двое из разбойничьих атаманов заплатили за это голо-
вой, а вся деревня, невзирая на различия пола - получила ба-
тоги. Вдоль села шла обсаженная вербами дорога. Сюда согна-
ли все население. На одной вербе повесили атамана; второй,
помоложе, был помилован. Косинеры встали шпалерой и, воору-
жившись нагайками наших конников, выписали по сотне горячих
мужикам и по пятьдесят - бабам."
М: "У меня оставалось единственное, последнее средство, а
именно - приказать полностью рушить мещанские дворы и шля-
хетские усадьбы, где совершались подобные жестокости, где
обнаруживались жандармы-вешатели (...) Тех же лиц, кого ло-