Отвернувшись от Хонга, он повторил процедуру, на сей раз расколов скалу пальцами ног, и добавил: тихо, но так, чтобы его партнер слышал:
— И я клянусь тебе — еще один такой прикол со мной, пролетающим мимо и падающим в сортир, и в следующий раз в пушке будешь сидеть ты.
— Хэй, я промазал! — без энтузиазма, в который уже раз, огрызнулся Хонг.
— Ты не мажешь, Хонг. Никогда.
Лис не ответил — да и не было многого, что он мог сказать, учитывая, что это было его Проявление: всегда попадать в цель.
Уже спустя пару минут Моррон, вновь одев свои «говнодавы» (на деле высокие латные сапоги с реактивным движком), деловито устанавливал пушку на относительно ровной площадке в паре десятков метров от земли, вбивая опоры пушки глубоко в камень. До базы было далековато, долетит он уже на излете, но нигде ближе не было такой удобной точки, да еще и прикрытой от наблюдателей нагромождением скал. Хонг же ушел вперед, взобравшись чуть повыше, оценивая обстановку и примериваясь к предстоящему выстрелу. Его глаза ярко мерцали хищным золотом в надвигающихся сумерках — единственное зримое проявление работы его Проявления.
Попадать в цель, из чего угодно, что стреляет Прахом, неважно с какого расстояния, неважно, какие погодные условия… несмотря ни на что.
У него часто пытались забрать Хонга — несмотря на свой раздолбайский фасад, лис был очень умен, умел при необходимости заткнуться и просто делать дело, а его планы, несмотря на кажущуюся бредовость, неизменно имели успех — в конце концов, злополучный «план А» был его идеей и до сих пор его нечем было заменить.
Браун всегда отказывал. В отличие от начальства, он знал своего партнера лучше — и понимал, что говорило о нем его Проявление. Способность всегда достигать цели, плевать на обстоятельства — звучало очень хорошо на первый взгляд. Тем не менее…
У большинства людей была черта, граница, которую они не переступят никогда, и несколько таких черт побледнее, которые нарушаются лишь в экстренных случаях, с большой неохотой и внутренним сопротивлением. У Хонга не было таких границ, ни большой, ни поменьше. Он был точно такой же, как его Проявление: все, что угодно, во имя цели и цена не имеет значения. Браун просто боялся отправлять его в свободное плавание, без присмотра.
Он также знал, что к Хонгу подходили с такими предложениями в обход него, обещали финансирование, команду и статус. Лис всегда отказывался… а еще он знал, что Браун знает.
Они никогда не говорили об этом.
— Все, залезай, — скомандовал Хонг, спрыгивая обратно на площадку. — Я готов.
— Ты мог бы, хотя бы, не быть таким довольным?
— Нет. Это моя любимая часть!
Браун только сокрушенно покачал головой, но послушно начал втискиваться в пушку, сворачиваясь в позу эмбриона.
— Давай быстрее только. Сражаться с затекшими конечностями — полный отстой.
— Вот поучи меня еще. Я ведь знаю, почему ты сражаешься кулаками — единственный, в кого ты можешь попасть — ты сам.
— А я видел то убожество, что ты называешь «рукопашкой».
— Вот поэтому каждый должен заниматься своим делом: ты «мускулы», я — мозг.
— Шут, — буркнул Моррон, потянувшись, чтобы почесать уши.
«Черт!»
Отвернувшись от Хонга, он повторил процедуру, на сей раз расколов скалу пальцами ног, и добавил: тихо, но так, чтобы его партнер слышал:
— И я клянусь тебе — еще один такой прикол со мной, пролетающим мимо и падающим в сортир, и в следующий раз в пушке будешь сидеть ты.
— Хэй, я промазал! — без энтузиазма, в который уже раз, огрызнулся Хонг.
— Ты не мажешь, Хонг. Никогда.
Лис не ответил — да и не было многого, что он мог сказать, учитывая, что это было его Проявление: всегда попадать в цель.
Уже спустя пару минут Моррон, вновь одев свои «говнодавы» (на деле высокие латные сапоги с реактивным движком), деловито устанавливал пушку на относительно ровной площадке в паре десятков метров от земли, вбивая опоры пушки глубоко в камень. До базы было далековато, долетит он уже на излете, но нигде ближе не было такой удобной точки, да еще и прикрытой от наблюдателей нагромождением скал. Хонг же ушел вперед, взобравшись чуть повыше, оценивая обстановку и примериваясь к предстоящему выстрелу. Его глаза ярко мерцали хищным золотом в надвигающихся сумерках — единственное зримое проявление работы его Проявления.
Попадать в цель, из чего угодно, что стреляет Прахом, неважно с какого расстояния, неважно, какие погодные условия… несмотря ни на что.
У него часто пытались забрать Хонга — несмотря на свой раздолбайский фасад, лис был очень умен, умел при необходимости заткнуться и просто делать дело, а его планы, несмотря на кажущуюся бредовость, неизменно имели успех — в конце концов, злополучный «план А» был его идеей и до сих пор его нечем было заменить.
Браун всегда отказывал. В отличие от начальства, он знал своего партнера лучше — и понимал, что говорило о нем его Проявление. Способность всегда достигать цели, плевать на обстоятельства — звучало очень хорошо на первый взгляд. Тем не менее…
У большинства людей была черта, граница, которую они не переступят никогда, и несколько таких черт побледнее, которые нарушаются лишь в экстренных случаях, с большой неохотой и внутренним сопротивлением. У Хонга не было таких границ, ни большой, ни поменьше. Он был точно такой же, как его Проявление: все, что угодно, во имя цели и цена не имеет значения. Браун просто боялся отправлять его в свободное плавание, без присмотра.
Он также знал, что к Хонгу подходили с такими предложениями в обход него, обещали финансирование, команду и статус. Лис всегда отказывался… а еще он знал, что Браун знает.
Они никогда не говорили об этом.
— Все, залезай, — скомандовал Хонг, спрыгивая обратно на площадку. — Я готов.
— Ты мог бы, хотя бы, не быть таким довольным?
— Нет. Это моя любимая часть!
Браун только сокрушенно покачал головой, но послушно начал втискиваться в пушку, сворачиваясь в позу эмбриона.
— Давай быстрее только. Сражаться с затекшими конечностями — полный отстой.
— Вот поучи меня еще. Я ведь знаю, почему ты сражаешься кулаками — единственный, в кого ты можешь попасть — ты сам.
— А я видел то убожество, что ты называешь «рукопашкой».
— Вот поэтому каждый должен заниматься своим делом: ты «мускулы», я — мозг.
— Шут, — буркнул Моррон, потянувшись, чтобы почесать уши.
«Черт!»