Хотя"нравилось" - немного не то слово.
Я бредила им. Запала. Втрескалась по уши. Прилипла так, что и не отдерешь.
Мне хотелось завалить Броневого на пол и попрыгать на нем с криком «Это все мое!». Оказаться на необитаемом острове и прикрыться им от солнца. Заполучить целиком и полностью.
Хотелось заснуть с ним вместе и проснуться. Прожить жизнь и вечность в придачу. Я кайфовала каждую минуту, что мы проводили вместе. Даже когда просто ехали рядом в машине и молчали. Когда он меня затаскивал в максимально пафосное место, где у официантов были настолько натужно любезные лица, что мне приходилось преувеличенно громко интересоваться у Павла, уверен ли он, что нам не стоит вернуться в любимый Макдональдс. Когда он открывал передо мной дверь машины - всегда сам, не перепоручая это водителю. Провожал до дома. Чуть злясь, признавался - под дулом пистолета - что слушал мой эфир. Помогал мне надевать пальто, умышленно задерживаясь на тех частях тела, которые это пальто прикрывало, отчего нас обоих ощутимо дергало. Внимательно слушал меня, пусть я, порой, несла чушь, а потом, неожиданно, выдавал какую-нибудь историю, которая удивительным образом ему шла.
Происходящее напоминало мне поток, несущий нас с огромной скоростью. Но вот куда, я пока не загадывала.
«На выставке Ван Гога
Я главный экспонат»
Пропела, рассматривая себя в зеркало.
Облегающие кожаные брюки, каблуки и объемный свитер, который так и вопил о том, что в игру в соблазнение могут играть двое.
Телефон тренькнул. Я мельком посмотрела на экран, накинула пальто и быстро вышла из дома. Меня чуть стиснули, как всегда недовольно осмотрели весьма ухоженный двор и пустили в теплое нутро черного монстра.
Не то чтобы Павлу не нравился район или дом, в котором я живу. Он с первого взгляда оценил шлагбаум, ухоженные газоны и дорогую отделку здания.
- Своя или снимаешь?
- Своя, - я тогда спокойно посмотрела на него. Броневой не стал расспрашивать дальше, но я поняла, что мысленно поставил, похоже, еще одну галочку в какой-то ему одному известной графе.
На самом деле, мне было не сложно рассказать ему все подробности - точнее, говорить об этом было сложно, но исключительно из-за неприятных воспоминаний, а не потому, что я делала из этого огромную тайну. Но ни с того, ни с сего вываливать всю историю не собиралась, а напрямую Павел и не спрашивал. К теме Зиминых, которая ему претила, он подбирался с разных сторон, как сапер, прокладывающий дорогу по минному полю для отряда захватчиков. И я оценила то, что он делал это сам, а не дал очередное задание своей службе безопасности.
Выставка - точнее, эдакое закрытое открытие для платежеспособной элиты - проходила в одной из известных частных галерей. Я скинула пальто и услышала, как Павел сзади выматерился. Вырез на вязаном свитере полностью открывал лопатки, обнажал спину почти до талии и был украшен длинной тонкой ниткой жемчуга, спускавшейся вдоль позвоночника.
- Издеваешься? - хрипло прошептали мне на ухо, отчего по обнаженной коже пробежали мурашки удовольствия. Или это от прохлады? - Где твой вечные футболки и джинсы?
- Кто ж виноват, что ты впервые привел меня в приличное место, - я округлила глаза, пряча улыбку.
Мы прошли в зал. Работы меня заинтересовали, я медленно рассматривала одну за одной. Но, судя по тому, что к нам - точнее к Павлу - постоянно подходили то мужчины, то женщины, чтобы поговорить, эта выставка была менее всего предназначена для оценки картин. А по тому, с каким недоумением на меня смотрели мужчины и как старательно игнорировали женщины, я с их точки зрения менее всего подходила ему в спутницы. Более того, на пару моих фраз его партнеры среагировали так, будто заговорила одноиз висящих полотен. Я лишь пожала плечами и даже подумала уйти приобщаться у прекрасному самостоятельно, как меня взяли за руку и отвели в сторону, мрачно посмотрев на удивленных собеседников.
- Паша?
- Бесит.
- Забей, это нисколько меня не оскорбляет - я на такую ерунду не обращаю внимания.
- Это. Оскорбляет. Меня.
Хотя"нравилось" - немного не то слово.
Я бредила им. Запала. Втрескалась по уши. Прилипла так, что и не отдерешь.
Мне хотелось завалить Броневого на пол и попрыгать на нем с криком «Это все мое!». Оказаться на необитаемом острове и прикрыться им от солнца. Заполучить целиком и полностью.
Хотелось заснуть с ним вместе и проснуться. Прожить жизнь и вечность в придачу. Я кайфовала каждую минуту, что мы проводили вместе. Даже когда просто ехали рядом в машине и молчали. Когда он меня затаскивал в максимально пафосное место, где у официантов были настолько натужно любезные лица, что мне приходилось преувеличенно громко интересоваться у Павла, уверен ли он, что нам не стоит вернуться в любимый Макдональдс. Когда он открывал передо мной дверь машины - всегда сам, не перепоручая это водителю. Провожал до дома. Чуть злясь, признавался - под дулом пистолета - что слушал мой эфир. Помогал мне надевать пальто, умышленно задерживаясь на тех частях тела, которые это пальто прикрывало, отчего нас обоих ощутимо дергало. Внимательно слушал меня, пусть я, порой, несла чушь, а потом, неожиданно, выдавал какую-нибудь историю, которая удивительным образом ему шла.
Происходящее напоминало мне поток, несущий нас с огромной скоростью. Но вот куда, я пока не загадывала.
«На выставке Ван Гога
Я главный экспонат»
Пропела, рассматривая себя в зеркало.
Облегающие кожаные брюки, каблуки и объемный свитер, который так и вопил о том, что в игру в соблазнение могут играть двое.
Телефон тренькнул. Я мельком посмотрела на экран, накинула пальто и быстро вышла из дома. Меня чуть стиснули, как всегда недовольно осмотрели весьма ухоженный двор и пустили в теплое нутро черного монстра.
Не то чтобы Павлу не нравился район или дом, в котором я живу. Он с первого взгляда оценил шлагбаум, ухоженные газоны и дорогую отделку здания.
- Своя или снимаешь?
- Своя, - я тогда спокойно посмотрела на него. Броневой не стал расспрашивать дальше, но я поняла, что мысленно поставил, похоже, еще одну галочку в какой-то ему одному известной графе.
На самом деле, мне было не сложно рассказать ему все подробности - точнее, говорить об этом было сложно, но исключительно из-за неприятных воспоминаний, а не потому, что я делала из этого огромную тайну. Но ни с того, ни с сего вываливать всю историю не собиралась, а напрямую Павел и не спрашивал. К теме Зиминых, которая ему претила, он подбирался с разных сторон, как сапер, прокладывающий дорогу по минному полю для отряда захватчиков. И я оценила то, что он делал это сам, а не дал очередное задание своей службе безопасности.
Выставка - точнее, эдакое закрытое открытие для платежеспособной элиты - проходила в одной из известных частных галерей. Я скинула пальто и услышала, как Павел сзади выматерился. Вырез на вязаном свитере полностью открывал лопатки, обнажал спину почти до талии и был украшен длинной тонкой ниткой жемчуга, спускавшейся вдоль позвоночника.
- Издеваешься? - хрипло прошептали мне на ухо, отчего по обнаженной коже пробежали мурашки удовольствия. Или это от прохлады? - Где твой вечные футболки и джинсы?
- Кто ж виноват, что ты впервые привел меня в приличное место, - я округлила глаза, пряча улыбку.
Мы прошли в зал. Работы меня заинтересовали, я медленно рассматривала одну за одной. Но, судя по тому, что к нам - точнее к Павлу - постоянно подходили то мужчины, то женщины, чтобы поговорить, эта выставка была менее всего предназначена для оценки картин. А по тому, с каким недоумением на меня смотрели мужчины и как старательно игнорировали женщины, я с их точки зрения менее всего подходила ему в спутницы. Более того, на пару моих фраз его партнеры среагировали так, будто заговорила одноиз висящих полотен. Я лишь пожала плечами и даже подумала уйти приобщаться у прекрасному самостоятельно, как меня взяли за руку и отвели в сторону, мрачно посмотрев на удивленных собеседников.
- Паша?
- Бесит.
- Забей, это нисколько меня не оскорбляет - я на такую ерунду не обращаю внимания.
- Это. Оскорбляет. Меня.