- И не только социально, - я поерзала, - Знаешь, я тут подумала, что раз у тебя нет встречи...
- Знаешь, иногда, - он выделил это слово, - мне нравится, о чем ты думаешь.
Ярослава.
Была ли я когда-нибудь так счастлива?
И да, и нет. Моё счастье вообще не слишком зависело от внешних обстоятельств.
С тех пор, как я поняла, насколько это круто - жить, дышать, ходить, творить, любить - я чувствовала счастье внутри себя на постоянной основе.
Маленькое такое, повседневное счастье.Но, конечно, было немало вещей, которые заставляли мое пламя взметнуться до небес.И я обожала подкидывать дрова в этот костер.
Я чудила. Веселилась. Дразнила. Провоцировала. Радовалась каждому жесту, говорящему - нет вопившему - об отношении Броневого.
Забиралась наверх и снова спускала красный лифчик, так, чтобы он обязательно маячил за окном кабинета Паши, и тот с сердитым лицом вываливался на крышу, где его уже ждал маленький накрытый стол, две чашки кофе и улыбающаяся я.
Прикусывала губу, чтобы не расхохотаться, когда Павел звонил в эфир и гнусавыми интонациями - а то я не узнавала его голос - задавал странные вопросы, надеясь сбить меня с толку или просто отмстить за какую-нибудь мелкую шалость.
Требовала от Зиминых вести себя прилично, а сама скрытно подначивала всех троих - а иногда и четверых - и с удовольствием наблюдала за пикировками между мужчинами, пока однажды раскусивший меня Павел просто не прервался и не попросил официанта принести «вот этой наглой рыжей морде попкорн вместо заказанного десерта».
Мы не заговаривали о моем переезде, но я проводила каждую ночь в его объятиях - если, конечно, Броневой не уезжал в командировку, что было довольно часто.
Мы не говорили о будущем, кроме, пожалуй, ближайшего совместного отпуска, но мне было плевать на это самое будущее, раз настолько нравилось настоящее.
Мы не говорили о своих чувствах. Но в каждом жесте, взгляде, действии Павла я эти чувства видела. В своих же я была уверена еще, пожалуй, с тех пор, когда примеряла то самое платье в свадебном салоне.
Мы не были идеальной парой. И он не был идеальным мужчиной. Он скрытничал, бухтел, приходил поздно, мог часами не отвечать на мои сообщения, продолжал отправлять подарки с курьером - хотя это уже больше было похоже на игру в издевательство, нежели в непонимание - рычал, если я делала что-то не то, с его точки зрения, выглядел, порой, как ледяная статуя, пугал людей - и не только маленьких -,воспитывал меня и пылал праведным гневом, если я его окончательно доставала.
А еще он смотрел на меня так, будто я была самой желанной женщиной на свете; всегда готовил завтрак, когда мы ночевали вместе; вызывал в свой кабинет, якобы по делу, и тут же это дело требовал; возил меня к своему деду; подружился с Артемом - во всяком случае, сделал вид что тот его вполне устраивает в качестве моего родственника; рассказывал о своем детстве и неизменно восхищался моими эфирами.
Мы целовались, как ненормальные; злились друг на друга; ругались и ссорились так, что я даже пару раз выскакивала из квартиры и пыталась громко хлопнуть дверью - ненавижу эти современные доводчики! Мы много разговаривали и снова и снова пробовали договориться.
И для столь разных людей, я считаю, справлялись весьма неплохо. Практически, идеально.
И единственным, что несколько отравляло мое существование, была ревность. Для которой, по большому счету, не было причины. Кроме той, что надо же мне было хоть чем-то пощекотать нервы.
Я, человек, который никогда никого и ни к кому не ревновал, вдруг обнаружила, что истекаю ядом, глядя на красоток, заискивающих перед Броневым на приемах. И считаю минуты, когда он, наконец, закончит свои бесконечные обязанности и вернется домой. И я снова смогу заполучить его в свои загребущие лапки. Единолично.
Нет, я, конечно, работала над собой. Когда не работала над другими. И даже успешно скрывала не красящие меня чувства. И мне это удавалось - на публике я находилась где-то на середине шкалы между «сейчас убью» и «улыбаемся и машем». Вот и сегодня, на очередном благотворительном вечере - Павел их терпеть не мог, но бизнес, это, все-таки, про связи и вот такие перемещения, - я наблюдала вполне спокойно за его близким общением с высокой, взрослой и весьма привлекательной женщиной. Даже не рыбиной, а вполне себе настоящей. И уговаривала себя, что так и должно быть. У каждого из нас есть прошлое - а это, вполне возможно, и недавнее прошлое, судя по тому, как оно трогает его рукав.
Я улыбнулась своим собеседникам, с которыми до этого вполне весело обсуждала подледную рыбалку - устройся работать на радио и узнай все об этом мире - и постаралась сдержаться и больше не смотреть на двух самоубийц. А потом и вовсе прошла к бару - организаторы рассщедрились на нормальных барменов - и заказала себе чего-нибудь покрепче, на вкус парня.
- И не только социально, - я поерзала, - Знаешь, я тут подумала, что раз у тебя нет встречи...
- Знаешь, иногда, - он выделил это слово, - мне нравится, о чем ты думаешь.
Ярослава.
Была ли я когда-нибудь так счастлива?
И да, и нет. Моё счастье вообще не слишком зависело от внешних обстоятельств.
С тех пор, как я поняла, насколько это круто - жить, дышать, ходить, творить, любить - я чувствовала счастье внутри себя на постоянной основе.
Маленькое такое, повседневное счастье.Но, конечно, было немало вещей, которые заставляли мое пламя взметнуться до небес.И я обожала подкидывать дрова в этот костер.
Я чудила. Веселилась. Дразнила. Провоцировала. Радовалась каждому жесту, говорящему - нет вопившему - об отношении Броневого.
Забиралась наверх и снова спускала красный лифчик, так, чтобы он обязательно маячил за окном кабинета Паши, и тот с сердитым лицом вываливался на крышу, где его уже ждал маленький накрытый стол, две чашки кофе и улыбающаяся я.
Прикусывала губу, чтобы не расхохотаться, когда Павел звонил в эфир и гнусавыми интонациями - а то я не узнавала его голос - задавал странные вопросы, надеясь сбить меня с толку или просто отмстить за какую-нибудь мелкую шалость.
Требовала от Зиминых вести себя прилично, а сама скрытно подначивала всех троих - а иногда и четверых - и с удовольствием наблюдала за пикировками между мужчинами, пока однажды раскусивший меня Павел просто не прервался и не попросил официанта принести «вот этой наглой рыжей морде попкорн вместо заказанного десерта».
Мы не заговаривали о моем переезде, но я проводила каждую ночь в его объятиях - если, конечно, Броневой не уезжал в командировку, что было довольно часто.
Мы не говорили о будущем, кроме, пожалуй, ближайшего совместного отпуска, но мне было плевать на это самое будущее, раз настолько нравилось настоящее.
Мы не говорили о своих чувствах. Но в каждом жесте, взгляде, действии Павла я эти чувства видела. В своих же я была уверена еще, пожалуй, с тех пор, когда примеряла то самое платье в свадебном салоне.
Мы не были идеальной парой. И он не был идеальным мужчиной. Он скрытничал, бухтел, приходил поздно, мог часами не отвечать на мои сообщения, продолжал отправлять подарки с курьером - хотя это уже больше было похоже на игру в издевательство, нежели в непонимание - рычал, если я делала что-то не то, с его точки зрения, выглядел, порой, как ледяная статуя, пугал людей - и не только маленьких -,воспитывал меня и пылал праведным гневом, если я его окончательно доставала.
А еще он смотрел на меня так, будто я была самой желанной женщиной на свете; всегда готовил завтрак, когда мы ночевали вместе; вызывал в свой кабинет, якобы по делу, и тут же это дело требовал; возил меня к своему деду; подружился с Артемом - во всяком случае, сделал вид что тот его вполне устраивает в качестве моего родственника; рассказывал о своем детстве и неизменно восхищался моими эфирами.
Мы целовались, как ненормальные; злились друг на друга; ругались и ссорились так, что я даже пару раз выскакивала из квартиры и пыталась громко хлопнуть дверью - ненавижу эти современные доводчики! Мы много разговаривали и снова и снова пробовали договориться.
И для столь разных людей, я считаю, справлялись весьма неплохо. Практически, идеально.
И единственным, что несколько отравляло мое существование, была ревность. Для которой, по большому счету, не было причины. Кроме той, что надо же мне было хоть чем-то пощекотать нервы.
Я, человек, который никогда никого и ни к кому не ревновал, вдруг обнаружила, что истекаю ядом, глядя на красоток, заискивающих перед Броневым на приемах. И считаю минуты, когда он, наконец, закончит свои бесконечные обязанности и вернется домой. И я снова смогу заполучить его в свои загребущие лапки. Единолично.
Нет, я, конечно, работала над собой. Когда не работала над другими. И даже успешно скрывала не красящие меня чувства. И мне это удавалось - на публике я находилась где-то на середине шкалы между «сейчас убью» и «улыбаемся и машем». Вот и сегодня, на очередном благотворительном вечере - Павел их терпеть не мог, но бизнес, это, все-таки, про связи и вот такие перемещения, - я наблюдала вполне спокойно за его близким общением с высокой, взрослой и весьма привлекательной женщиной. Даже не рыбиной, а вполне себе настоящей. И уговаривала себя, что так и должно быть. У каждого из нас есть прошлое - а это, вполне возможно, и недавнее прошлое, судя по тому, как оно трогает его рукав.
Я улыбнулась своим собеседникам, с которыми до этого вполне весело обсуждала подледную рыбалку - устройся работать на радио и узнай все об этом мире - и постаралась сдержаться и больше не смотреть на двух самоубийц. А потом и вовсе прошла к бару - организаторы рассщедрились на нормальных барменов - и заказала себе чего-нибудь покрепче, на вкус парня.