Вокруг кистей его рук появились красные полосы, а сами руки посинели. Между тем с него сорвали платье и ремнем привязали его к скамье, спиной кверху. Один из охотников взял в руки длинный и гибкий ивовый прут.
— Бей! — крикнул маркиз.
Глухой стон, вызванный скорее бешенством, чем болью, раздался за первым ударом. После третьего Гуго лишился чувств.
— Довольно! — сказал маркиз и велел развязать ремень и веревки и прыснуть Гуго в лицо водой, чтобы привести его в чувство.
— Вот как наказывают школьников, — прибавил он.
— Маркиз, — сказал Гуго, устремив на него глаза, налитые кровью, — напрасно вы меня не убили: я отомщу вам.
— Попробуй! — ответил маркиз с презрением и снова сел за стол.
Гуго возвращался в Тестеру как помешанный. Жилы у него надулись, в голове раздавался звон. Он спрашивал себя, неужели все это произошло с ним в действительности: эта встреча, брань, борьба, розги?.. Коклико тащился вслед за ним.
Когда Гуго прошел уже мимо последних домов деревни, он услышал за собой шаги бежавшего человека. Он обернулся и узнал араба; тот скоро догнал Гуго и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Ты был храбр, теперь будь терпелив. Терпение — это червь, подтачивающий корни дуба, это капля воды, пробивающая скалу.
Проговорив это, он бросился назад.
Агриппа первый увидел Гуго и был испуган выражением отчаяния на его лице; не успел он раскрыть рот, как Гуго сказал ему:
— Оставь меня, я прежде хочу поговорить с матушкой.
Он побежал к ней в комнату. Графиня ахнула, взглянув на него: перед ней стоял граф Гедеон, каким он бывал в минуты сильного гнева. Гуго хриплым голосом, без слез, с глухим бешенством рассказал матери обо всем, что случилось в гостинице «Красная лисица».
Графиня де Монтестрюк страшно побледнела. Она схватила сына за руку и спросила:
— Ты отомстишь за себя?
— О да, клянусь вам!
— Не клянись! Я это вижу по твоим глазам… но подожди!..
Это слово, напомнившее ему слово Кадура, заставило Гуго подскочить на месте.
— Ждать!.. Когда там наверху есть десяток шпаг, не считая той, которая висит в изголовье моей кровати и покрыта пятнами крови по самую рукоятку!
— Подожди, говорю тебе: месть — такое кушанье, которое надо есть холодным. У тебя течет в жилах благородная кровь, следовательно, ты должен мстить со шпагой в руке, это ясно. Но ты не должен пасть в этом поединке первым! Что станет со мной, если он убьет тебя, этот маркиз? Нет!.. нет!.. Но если ты и всадишь шпагу ему в грудь, и этого будет мало!.. Надо, чтобы он перенес то же самое, что и ты, и таким же точно образом.
— Но как это сделать?
Вокруг кистей его рук появились красные полосы, а сами руки посинели. Между тем с него сорвали платье и ремнем привязали его к скамье, спиной кверху. Один из охотников взял в руки длинный и гибкий ивовый прут.
— Бей! — крикнул маркиз.
Глухой стон, вызванный скорее бешенством, чем болью, раздался за первым ударом. После третьего Гуго лишился чувств.
— Довольно! — сказал маркиз и велел развязать ремень и веревки и прыснуть Гуго в лицо водой, чтобы привести его в чувство.
— Вот как наказывают школьников, — прибавил он.
— Маркиз, — сказал Гуго, устремив на него глаза, налитые кровью, — напрасно вы меня не убили: я отомщу вам.
— Попробуй! — ответил маркиз с презрением и снова сел за стол.
Гуго возвращался в Тестеру как помешанный. Жилы у него надулись, в голове раздавался звон. Он спрашивал себя, неужели все это произошло с ним в действительности: эта встреча, брань, борьба, розги?.. Коклико тащился вслед за ним.
Когда Гуго прошел уже мимо последних домов деревни, он услышал за собой шаги бежавшего человека. Он обернулся и узнал араба; тот скоро догнал Гуго и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Ты был храбр, теперь будь терпелив. Терпение — это червь, подтачивающий корни дуба, это капля воды, пробивающая скалу.
Проговорив это, он бросился назад.
Агриппа первый увидел Гуго и был испуган выражением отчаяния на его лице; не успел он раскрыть рот, как Гуго сказал ему:
— Оставь меня, я прежде хочу поговорить с матушкой.
Он побежал к ней в комнату. Графиня ахнула, взглянув на него: перед ней стоял граф Гедеон, каким он бывал в минуты сильного гнева. Гуго хриплым голосом, без слез, с глухим бешенством рассказал матери обо всем, что случилось в гостинице «Красная лисица».
Графиня де Монтестрюк страшно побледнела. Она схватила сына за руку и спросила:
— Ты отомстишь за себя?
— О да, клянусь вам!
— Не клянись! Я это вижу по твоим глазам… но подожди!..
Это слово, напомнившее ему слово Кадура, заставило Гуго подскочить на месте.
— Ждать!.. Когда там наверху есть десяток шпаг, не считая той, которая висит в изголовье моей кровати и покрыта пятнами крови по самую рукоятку!
— Подожди, говорю тебе: месть — такое кушанье, которое надо есть холодным. У тебя течет в жилах благородная кровь, следовательно, ты должен мстить со шпагой в руке, это ясно. Но ты не должен пасть в этом поединке первым! Что станет со мной, если он убьет тебя, этот маркиз? Нет!.. нет!.. Но если ты и всадишь шпагу ему в грудь, и этого будет мало!.. Надо, чтобы он перенес то же самое, что и ты, и таким же точно образом.
— Но как это сделать?