— Ах! За себя клянусь вам! — вскричал маркиз с удивлением. — Эта дружба будет такой же глубокой и такой же вечной, как и мое восхищение вами, прекрасная принцесса!
Она улыбнулась, краснея, а Гуго и маркиз по-братски обнялись. Дворецкий, прибежавший наконец с людьми маркиза и не понимавший еще, что тут произошло в его отсутствие, поднял руки к небу при виде этих неожиданных объятий.
Маркиз рассмеялся и вскричал:
— Черт возьми, старик Самуил, еще не то увидишь теперь! Знай, что этот молодой человек, протянувший мне руку, — друг мой, лучший из друзей, и я требую, чтобы он был полным хозяином в Сен-Сави. Лошади, экипажи, люди — все здесь теперь принадлежит ему!.. И клянусь чертом, мне бы очень теперь хотелось, чтобы он пожелал чего-нибудь такого, чем я особенно дорожу, чтобы я мог тотчас отдать это ему и доказать, как высоко я ценю его дружбу!
В эту минуту взор его упал на араба, который все еще стоял в стороне, неподвижный и молчаливый. Вдруг выражение лица маркиза изменилось, и он вскричал:
— А! Ты, неверный, изменяешь своему господину! Ну, пришла теперь и твоя очередь!.. Плетей, Самуил, плетей!.. Пусть четверо слуг схватят этого чернокожего разбойника и забьют его до смерти!..
Самуил с четырьмя слугами уже направился было к арабу, когда Гуго вмешался:
— Вы сейчас сказали, маркиз, что охотно отдадите мне все, чего я пожелаю?
— Сказал и еще раз повторяю… Говори, чего ты хочешь?..
Гуго показал на араба:
— Кто этот человек, которого зовут Кадуром?
— Дикий, проклятый невольник, взятый у корсаров африканских… Мне подарил его двоюродный брат, кавалер Мальтийского ордена.
— Отдай его мне!
— Бери. Если Сент-Эллис что-нибудь пообещал, он всегда держит слово.
Гуго подошел к Кадуру и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Ты свободен.
— Сегодня меньше, чем вчера, — ответил араб.
И, взяв в свою очередь руку графа де Монтестрюка и положив ее себе на голову, он продолжал цветистым языком Востока:
— Ты обвил мое сердце цепью крепче железной… я не в силах разорвать ее… От самого Бога она получила имя благодарности… Куда ты ни пойдешь, и я пойду, и так буду всегда ходить в тени твоей.
— Раз так, то пойдем же со мной! — сказал ему Гуго.
Слух об этом приключении распространился в окрестностях и сильно поднял репутацию сына мадам Луизы, как называли там вдову графа де Монтестрюка. Одни удивлялись ловкости Гуго, другие хвалили его за храбрость; все отдавали справедливость его великодушию.
— Он так легко мог бы убить дерзкого маркиза, — говорили те, у кого нрав был мстительный.
— Ах! За себя клянусь вам! — вскричал маркиз с удивлением. — Эта дружба будет такой же глубокой и такой же вечной, как и мое восхищение вами, прекрасная принцесса!
Она улыбнулась, краснея, а Гуго и маркиз по-братски обнялись. Дворецкий, прибежавший наконец с людьми маркиза и не понимавший еще, что тут произошло в его отсутствие, поднял руки к небу при виде этих неожиданных объятий.
Маркиз рассмеялся и вскричал:
— Черт возьми, старик Самуил, еще не то увидишь теперь! Знай, что этот молодой человек, протянувший мне руку, — друг мой, лучший из друзей, и я требую, чтобы он был полным хозяином в Сен-Сави. Лошади, экипажи, люди — все здесь теперь принадлежит ему!.. И клянусь чертом, мне бы очень теперь хотелось, чтобы он пожелал чего-нибудь такого, чем я особенно дорожу, чтобы я мог тотчас отдать это ему и доказать, как высоко я ценю его дружбу!
В эту минуту взор его упал на араба, который все еще стоял в стороне, неподвижный и молчаливый. Вдруг выражение лица маркиза изменилось, и он вскричал:
— А! Ты, неверный, изменяешь своему господину! Ну, пришла теперь и твоя очередь!.. Плетей, Самуил, плетей!.. Пусть четверо слуг схватят этого чернокожего разбойника и забьют его до смерти!..
Самуил с четырьмя слугами уже направился было к арабу, когда Гуго вмешался:
— Вы сейчас сказали, маркиз, что охотно отдадите мне все, чего я пожелаю?
— Сказал и еще раз повторяю… Говори, чего ты хочешь?..
Гуго показал на араба:
— Кто этот человек, которого зовут Кадуром?
— Дикий, проклятый невольник, взятый у корсаров африканских… Мне подарил его двоюродный брат, кавалер Мальтийского ордена.
— Отдай его мне!
— Бери. Если Сент-Эллис что-нибудь пообещал, он всегда держит слово.
Гуго подошел к Кадуру и, положив руку ему на плечо, сказал:
— Ты свободен.
— Сегодня меньше, чем вчера, — ответил араб.
И, взяв в свою очередь руку графа де Монтестрюка и положив ее себе на голову, он продолжал цветистым языком Востока:
— Ты обвил мое сердце цепью крепче железной… я не в силах разорвать ее… От самого Бога она получила имя благодарности… Куда ты ни пойдешь, и я пойду, и так буду всегда ходить в тени твоей.
— Раз так, то пойдем же со мной! — сказал ему Гуго.
Слух об этом приключении распространился в окрестностях и сильно поднял репутацию сына мадам Луизы, как называли там вдову графа де Монтестрюка. Одни удивлялись ловкости Гуго, другие хвалили его за храбрость; все отдавали справедливость его великодушию.
— Он так легко мог бы убить дерзкого маркиза, — говорили те, у кого нрав был мстительный.