— У нас сегодня Алешенькин дружок, — сообщила Татьяна Ивановна мужу.
Кондратий Артемьевич метнул на Воробья острый взгляд из-под густых бровей и занялся едой, однако то и дело посматривал на гостя, словно изучая его.
Воробей опустил глаза в тарелку. У Алешки душа в пятки ушла.
Только Татьяна Ивановна как ни в чем не бывало потчевала всех, рассказывала о том, как нелегко приходится Алешкиному дружку — никого из близких нет в Москве. Потом, будто ненароком, сообщила, что недавно Алеша ездил с ним в Сокольники рисовать.
— Попусту время тратил! — заметил отец.
— У Алеши талант. Ему учиться надо, — вступился за друга Воробей.
Татьяна Ивановна поддержала гостя: учитель-де говорит, что надо бы Алешеньку определить в рисовальные классы.
— Не будет этого — и никаких! — вскипел Кондратий Артемьевич.
И пошла баталия…
Алешка не заметил, как Воробей поднялся из-за стола, вышел из комнаты. Опамятовался только, когда хлопнула входная дверь, — выбежал следом. Да поздно: дружка и след простыл…
Алешка сидел и смотрел на воду, на отражающиеся в ней облачка. Если бы не ветка, кем-то брошенная в реку, казалось бы, что вода стоит на месте.
Уже стемнело, когда он направился к дому. Постоял у двери — тихо.
Алешка незаметно прошмыгнул в свой закуток. Через несколько минут к нему заглянула Татьяна Ивановна:
— Завтра приведи Сашу: мы перед ним виноваты.
Искать Воробья не пришлось: на следующий день сам заявился. Хотел было улыбнуться, не получилось:
— Надо же мне было сказать такое!
— Подумаешь! — отмахнулся Алешка. — Отец и без тебя нашел бы, к чему прицепиться.
Воробей бросил на друга внимательный взгляд, словно проверяя, действительно ли он не винит его. И, очевидно, успокоившись, спросил:
— Что теперь делать-то будешь?
Алешка ответил не сразу.
Воробей к его коммерции относился неодобрительно: надо учиться, а не картинками торговать! А Алешка решил опять взяться за старое. Только заготовить картинок побольше, чтобы выручка была повнушительней. Может, тогда отец и смягчится.
— Чем его еще проймешь?
— У нас сегодня Алешенькин дружок, — сообщила Татьяна Ивановна мужу.
Кондратий Артемьевич метнул на Воробья острый взгляд из-под густых бровей и занялся едой, однако то и дело посматривал на гостя, словно изучая его.
Воробей опустил глаза в тарелку. У Алешки душа в пятки ушла.
Только Татьяна Ивановна как ни в чем не бывало потчевала всех, рассказывала о том, как нелегко приходится Алешкиному дружку — никого из близких нет в Москве. Потом, будто ненароком, сообщила, что недавно Алеша ездил с ним в Сокольники рисовать.
— Попусту время тратил! — заметил отец.
— У Алеши талант. Ему учиться надо, — вступился за друга Воробей.
Татьяна Ивановна поддержала гостя: учитель-де говорит, что надо бы Алешеньку определить в рисовальные классы.
— Не будет этого — и никаких! — вскипел Кондратий Артемьевич.
И пошла баталия…
Алешка не заметил, как Воробей поднялся из-за стола, вышел из комнаты. Опамятовался только, когда хлопнула входная дверь, — выбежал следом. Да поздно: дружка и след простыл…
Алешка сидел и смотрел на воду, на отражающиеся в ней облачка. Если бы не ветка, кем-то брошенная в реку, казалось бы, что вода стоит на месте.
Уже стемнело, когда он направился к дому. Постоял у двери — тихо.
Алешка незаметно прошмыгнул в свой закуток. Через несколько минут к нему заглянула Татьяна Ивановна:
— Завтра приведи Сашу: мы перед ним виноваты.
Искать Воробья не пришлось: на следующий день сам заявился. Хотел было улыбнуться, не получилось:
— Надо же мне было сказать такое!
— Подумаешь! — отмахнулся Алешка. — Отец и без тебя нашел бы, к чему прицепиться.
Воробей бросил на друга внимательный взгляд, словно проверяя, действительно ли он не винит его. И, очевидно, успокоившись, спросил:
— Что теперь делать-то будешь?
Алешка ответил не сразу.
Воробей к его коммерции относился неодобрительно: надо учиться, а не картинками торговать! А Алешка решил опять взяться за старое. Только заготовить картинок побольше, чтобы выручка была повнушительней. Может, тогда отец и смягчится.
— Чем его еще проймешь?