Дискуссия затянулась, Йошимичи Хара, присутствовавший на совещании в качестве Председателя Тайного Совета, был согласен с кандидатурой Тодзио, уверяя присутствующих, что генерал будет следовать политике, указанной Императором, а решение от 6 сентября будет пересмотрено.
Коки Хирота — бывший гражданский премьер, также едва переживший очередной военный путч, поинтересовался: сохранит ли Тодзио за собой и пост военного министра?
—Да, — ответил Кидо.
— Тогда — прекрасно, — заметил бывший премьер. — В этом случае он сможет контролировать радикалов в армии.
— Я не считаю, — подвел итог Хара, — что выбор Хранителя Печати является идеальным, но поскольку я больше никого не вижу, кто мог бы занять этот пост, давайте попытаемся.
Сам же Тодзио находился в большом волнении. Он вполне предвидел нагоняй от Императора за свой вклад в падение кабинета Коноэ. Кроме того, генерал понятия на имел, на какую должность он будет назначен при формировании нового кабинета.
Примерно в половине четвертого ему позвонил главный камергер и попросил генерала немедленно прибыть во дворец. Торопливо сунув в портфель несколько документов, чтобы иметь возможность оправдаться в случае необходимости, Тодзио выехал во дворец.
Прибыв во дворец, Тодзио ожидал разноса и был крайне удивлен и смущен, услышав слова Императора: «Мы повелеваем вам сформировать кабинет, в соответствии с Конституцией. Мы считаем, что нация столкнулась с очень опасной ситуацией Армия и флот должны теснее взаимодействовать. Позднее мы вызовем Морского министра и скажем ему то же самое».
Тодзио попросил время поразмыслить и вышел в приемную, где столкнулся с адмиралом Ойкава, которому Император повелел «теснее взаимодействовать с армией». К ним подошел маркиз Кидо и пояснил: «Я посоветовал Императору говорить с вами только о взаимодействии армии и флота. Император желает, чтобы вы провели тщательное исследование международной обстановки и внутреннего положения в стране без оглядок на решение от 6 сентября. Рассматривайте все это как приказ Императора».
Это событие было беспрецедентным в японской истории. Еще никогда до этого Император не приказывал отменить решение, принятое на совещании в Его присутствии. Тодзио было приказано начать с «чистого листа бумаги», то есть, продолжать переговоры с американцами о мирном урегулировании всех проблем.
Генерал Тодзио еще не мог полностью осмыслить все произошедшее, но сказал маркизу Кидо, что принимает на себя ответственность, возложенную на него Императором. Затем генерал направился в храм Иосокуни, где сотворил молитву «совместно с душами погибших за Японию воинов». Тодзио понимал, что для него начинается принципиально новая жизнь. Теперь ему нужно научиться мыслить не как солдату, а как гражданскому политику, скрупулезно выполняющего волю Императора. Генерал даже придумал себе новый девиз: «Император должен стать зеркалом моих мыслей»…
Когда Тодзио вернулся в Военное министерство, его ведомство гудело, как потревоженный улей. Два возбужденных генерала перехватили его в холле, предлагая свои кандидатуры в новый кабинет. Тодзио не стал их слушать и, буркнув что-то о «неуместной прыткости генералов», скрылся у себя в кабинете.
Немного отдышавшись, генерал вызвал к себе Наоко Хошино, который когда-то был ближайшим сотрудником Тодзио в Маньчжурии. Когда тот прибыл, то застал генерала сидящим на полу, заваленном кипами бумаг. «Работаю собственным секретарем», — пошутил Тодзио.
Вместе они начали обсуждать кандидатуры для нового кабинета.
— Армия не должна принимать участия в этом процессе, — объявил Тодзио и тут же предложил кандидатуру Хидехико Ишигуро, любимца военных, на пост министра образования. Хошино заметил, что это может вызвать кривотолки. Почему бы не сохранить на должности нынешнего министра, профессора?
— Хорошо, — согласился Тодзио, вычеркивая фамилию Ишигуро из списка, — А кто, как вы думаете, будет лучшим министром финансов — Аоки или Кайя?
— Они оба прекрасные специалисты с одинаковым опытом, — ответил Хошино. Но поскольку Локи находился в Нанкине, а Кайя — в Токио, то прошла кандидатура последнего.
— А что вы скажете о Того как о будущем министре иностранных дел?
Хошино сказал, что знает Того очень хорошо еще со времен, когда они вместе покупали у русских Восточно-Китайскую железную дорогу. Он не имел никаких возражения против этой кандидатуры. Когда проект состава нового кабинета был составлен, Хошино стал звонить кандидатам, прося их быстро принять решение. Семеро согласились сразу, но четверо, включая Кайя и Того, колебались, желая сначала поговорить с Тодзио.
Первым приехал Кайя, кандидат в министры финансов.
— Ходит много слухов о войне между нами и Америкой, — сказал он. — Я слышал, что армия именно этого и хочет. Вы за войну или нет?
— Я не хочу войны, — ответил Тодзио, — и, по возможности, буду стремиться к мирному решению.
Дискуссия затянулась, Йошимичи Хара, присутствовавший на совещании в качестве Председателя Тайного Совета, был согласен с кандидатурой Тодзио, уверяя присутствующих, что генерал будет следовать политике, указанной Императором, а решение от 6 сентября будет пересмотрено.
Коки Хирота — бывший гражданский премьер, также едва переживший очередной военный путч, поинтересовался: сохранит ли Тодзио за собой и пост военного министра?
—Да, — ответил Кидо.
— Тогда — прекрасно, — заметил бывший премьер. — В этом случае он сможет контролировать радикалов в армии.
— Я не считаю, — подвел итог Хара, — что выбор Хранителя Печати является идеальным, но поскольку я больше никого не вижу, кто мог бы занять этот пост, давайте попытаемся.
Сам же Тодзио находился в большом волнении. Он вполне предвидел нагоняй от Императора за свой вклад в падение кабинета Коноэ. Кроме того, генерал понятия на имел, на какую должность он будет назначен при формировании нового кабинета.
Примерно в половине четвертого ему позвонил главный камергер и попросил генерала немедленно прибыть во дворец. Торопливо сунув в портфель несколько документов, чтобы иметь возможность оправдаться в случае необходимости, Тодзио выехал во дворец.
Прибыв во дворец, Тодзио ожидал разноса и был крайне удивлен и смущен, услышав слова Императора: «Мы повелеваем вам сформировать кабинет, в соответствии с Конституцией. Мы считаем, что нация столкнулась с очень опасной ситуацией Армия и флот должны теснее взаимодействовать. Позднее мы вызовем Морского министра и скажем ему то же самое».
Тодзио попросил время поразмыслить и вышел в приемную, где столкнулся с адмиралом Ойкава, которому Император повелел «теснее взаимодействовать с армией». К ним подошел маркиз Кидо и пояснил: «Я посоветовал Императору говорить с вами только о взаимодействии армии и флота. Император желает, чтобы вы провели тщательное исследование международной обстановки и внутреннего положения в стране без оглядок на решение от 6 сентября. Рассматривайте все это как приказ Императора».
Это событие было беспрецедентным в японской истории. Еще никогда до этого Император не приказывал отменить решение, принятое на совещании в Его присутствии. Тодзио было приказано начать с «чистого листа бумаги», то есть, продолжать переговоры с американцами о мирном урегулировании всех проблем.
Генерал Тодзио еще не мог полностью осмыслить все произошедшее, но сказал маркизу Кидо, что принимает на себя ответственность, возложенную на него Императором. Затем генерал направился в храм Иосокуни, где сотворил молитву «совместно с душами погибших за Японию воинов». Тодзио понимал, что для него начинается принципиально новая жизнь. Теперь ему нужно научиться мыслить не как солдату, а как гражданскому политику, скрупулезно выполняющего волю Императора. Генерал даже придумал себе новый девиз: «Император должен стать зеркалом моих мыслей»…
Когда Тодзио вернулся в Военное министерство, его ведомство гудело, как потревоженный улей. Два возбужденных генерала перехватили его в холле, предлагая свои кандидатуры в новый кабинет. Тодзио не стал их слушать и, буркнув что-то о «неуместной прыткости генералов», скрылся у себя в кабинете.
Немного отдышавшись, генерал вызвал к себе Наоко Хошино, который когда-то был ближайшим сотрудником Тодзио в Маньчжурии. Когда тот прибыл, то застал генерала сидящим на полу, заваленном кипами бумаг. «Работаю собственным секретарем», — пошутил Тодзио.
Вместе они начали обсуждать кандидатуры для нового кабинета.
— Армия не должна принимать участия в этом процессе, — объявил Тодзио и тут же предложил кандидатуру Хидехико Ишигуро, любимца военных, на пост министра образования. Хошино заметил, что это может вызвать кривотолки. Почему бы не сохранить на должности нынешнего министра, профессора?
— Хорошо, — согласился Тодзио, вычеркивая фамилию Ишигуро из списка, — А кто, как вы думаете, будет лучшим министром финансов — Аоки или Кайя?
— Они оба прекрасные специалисты с одинаковым опытом, — ответил Хошино. Но поскольку Локи находился в Нанкине, а Кайя — в Токио, то прошла кандидатура последнего.
— А что вы скажете о Того как о будущем министре иностранных дел?
Хошино сказал, что знает Того очень хорошо еще со времен, когда они вместе покупали у русских Восточно-Китайскую железную дорогу. Он не имел никаких возражения против этой кандидатуры. Когда проект состава нового кабинета был составлен, Хошино стал звонить кандидатам, прося их быстро принять решение. Семеро согласились сразу, но четверо, включая Кайя и Того, колебались, желая сначала поговорить с Тодзио.
Первым приехал Кайя, кандидат в министры финансов.
— Ходит много слухов о войне между нами и Америкой, — сказал он. — Я слышал, что армия именно этого и хочет. Вы за войну или нет?
— Я не хочу войны, — ответил Тодзио, — и, по возможности, буду стремиться к мирному решению.