Дебаты продолжались еще несколько часов, но военные отказывались даже слушать аргументы по поводу возможности вывода войск из Индокитая, настаивая при этом, чтобы Америка разморозила японские активы и прекратила саботаж мирного урегулирования «Китайского инцидента», поставляя китайцам оружие и военных инструкторов. Все это было крайне несерьезно, и Тодзио отлично понимал, что никакие переговоры на подобных условиях невозможны. «Я понял, — раздраженно заметил премьер, — что на дипломатию надежды нет. Но это еще не значит, что нужно начинать войну».
Еще не сдавался, несмотря на объединенную оппозицию армии и флота, министр иностранных дел Того, продолжая настаивать на выводе войск из Индокитая. Он не сможет вести переговоры, не имея на руках хоть каких-нибудь козырей. Дебаты уже перешли на крик, и один из секретарей (генерал Муто), чтобы разрядить обстановку, предложил сделать десятиминутный перерыв. Тодзио увел военных в комнату отдыха, где напомнил им, что Император повелел начать все с «чистого листа», и они обязаны выполнить его волю. При упоминании имени Императора, генерал Сигайяма вздохнул, поклонился, но промолчал.
Время уже приближалось к полуночи, и нужно было заканчивать.
Когда министр финансов Кайя ехал домой по пустынному городу, он продолжал дискутировать сам с собой. Что может произойти, если он будет продолжать упорствовать против развязывания войны? Это может вынудить Тодзио распустить весь Кабинет, а новый кабинет, без сомнения, будет наполнен одними милитаристами. Но с другой стороны, еще существовала надежда на то, что переговоры в Вашингтоне могут успешно завершиться. Поэтому не будет ли мудрее все-таки представить американцам выработанные кабинетом предложения? Кроме того, если война все-таки разразится, то только опытный министр финансов сможет обуздать инфляцию. Рассуждения Кайя были логичными, но война с Соединенными Штатами представлялась ему настолько немыслимой, что он не мог заставить себя позвонить Тодзио и заявить о своем согласии с мнением военных.
По пути домой такие же дебаты с самим собой вел и министр иностранных дел Того. Ему удалось настоять на многих пунктах своих предложений, но он был далеко не уверен, что они удовлетворят Америку.
Возможно, если пригрозить отставкой, то армия пойдет на дальнейшие уступки? Прибыв домой, Того позвонил своему другу, бывшему премьер-министру Коки Хирота, и попросил у него совета. Тот посоветовал Того оставаться на своем посту и «продолжать работать во имя успеха переговоров». Новый министр иностранных дел может оказаться оголтелым милитаристом.
Единственным шансом на успех в Вашингтоне, решил Того, была отправка в помощь послу Номура опытного дипломатического советника. Еще несколько месяцев назад сам адмирал просил прислать ему в помощь Сабуро Курусу, способнейшего дипломата с большим опытом, подписавшего не так давно от имени Японии Тройственный пакт и имевшего тесные связи со многими влиятельными людьми в Соединённых Штатах. Кроме того, Курусу был женат на американке Алисе Джей, родившейся в Нью-Йорке.
Курусу не очень обрадовался своему новому назначению. Трудность заключалась в необходимости отправить его в Вашингтон как можно быстрее с соблюдением особой секретности. Существовала большая вероятность, что ультранационалисты и прочие воинствующие экстремисты убьют Курусу, узнай они о его поездке. Огромный гидросамолет «Клиппер» должен был по расписанию вылететь из Гонконга через сорок восемь часов, но необходимы были еще несколько дней, чтобы организовать перелет Курусу туда на одном из самолетов морской авиации. Проблему решил американский посол Грю, позвонивший начальнику Дальневосточного отдела в госдепе Максвеллу Гамильтону. Тот убедил руководство компании «Пан Америкен» отложить вылет «Клиппера» на двое суток.
4 ноября Курусу попрощался с Тодзио, который обнадежил его словами о том, что «американский народ не хочет войны, что у американцем тают запасы каучука и цинка», добавив, что, по ею мнению, шансы Курусу на успех составляют 30 %. За два дня премьер, оценивший шансы как «пятьдесят на пятьдесят», уменьшил их на 20 %. «Пожалуйста, сделайте все, что в ваших силах, чтобы достичь соглашения», — закончил Тодзио. В ту же ночь Курусу попрощался со своей женой, говоря, что «может уже никогда не вернуться».
На следующее утро, в 10:30, тринадцать министров кабинета Тодзио собрались в зале, где проходили совещания в Высочайшем присутствии.
Когда появился сам Император, церемония началась согласно вековым традициям. В зале явно ощущалась сильная напряженность, когда генерал Тодзио объявил Императору, что решение от 6 сентября было пересмотрено. «В результате, — заявил премьер, — мы пришли к заключению, что должны быть готовыми начать войну 1 декабря, но в то же самое время сделать все возможное, чтобы решить проблему дипломатическим путем».
Министр иностранных дел Того описал дипломатические перспективы, признав, что осталось «очень мало пространства для дипломатических маневров» и что шансов на успех, как это ни прискорбно, почти нет.
Генерал Судзуки напомнил о критическом состоянии запасов стратегического сырья в Японии. «Нам предстоит нелегкая задача сражаться сразу против США, Великобритании и Голландии, не говоря уже о Китае». Однако, шансы на победу в первые месяцы войны столь очевидны, что он считает — лучше начать войну, чем ожидать, пока противник задавит нас экономически.
Адмирал Нагано призвал к соблюдению абсолютной секретности оперативных боевых планов, поскольку судьба Японии зависит от решительных побед в первые же дни войны. Генерал Сигайяма напомнил, что каждый день проволочки с началом войны увеличивает преимущество Соединенных Штатов во всех видах вооружений. Он предполагает, что война может продлиться долго, но Япония в этом случае займет настолько «стратегически неприступные позиции», что выиграть у нее войну будет невозможно.
Несмотря на все эти бравые, воинственные речи, атмосфера какого-то отчаяния и обреченности висела над залом совещания. Из страшной преисподней, откуда вырываются войны, уже повеяло могильным холодом…
Председатель Тайного Совета Хара спросил у Тодзио, как он оценивает шансы на успешное завершение переговоров с американцами.
«В 40 %», — ответил премьер, добавивший за ночь 10 % к своей предыдущей оценке.
Хара опасался, что война становится неизбежной, и предупредил, что Америка, Британия и Германия — все относятся к белой расе, и им гораздо легче договориться между собой, чем с Японией, поскольку они все расисты.
В итоге Япония рискует остаться одна перед лицом большой расистской коалиции. «Мы должны считаться с общей ненавистью к нашей желтой расе со стороны «белых», которые вполне могут объединиться против нас, забыв собственные распри», — предупредил Хара.
Император за время совещания не произнес ни одного слова.
Американский посол Грю понимал, в каком состоянии нервозного разочарования находятся японские лидеры и к чему подобное состояние может привести. За несколько дней до «Императорской конференции», 5 ноября, Грю написал в своем дневнике: «Очевидно, что Япония готовится к войне, и начнет ее, если альтернативная программа мира провалится. Начало войны может произойти с драматической и ужасной внезапностью».
Охваченный подобными мыслями посол направил Хэллу тревожную телеграмму, еще раз рекомендуя найти способ примирения с японцами. «…Посол полагает, что если эти попытки не увенчаются успехом, то Япония, по-видимому, возвратится к своей прежней, а может быть, и к более жесткой позиции. По его мнению, это может привести к тому, что Япония скорее пойдет на огромный риск национального харакири и вступит в решительную борьбу против экономической блокады, чем уступит давлению на нее извне. Обозреватели, которые ежедневно наблюдают японский национальный характер и психологию, считают, что такое течение событий не только возможно, но и вероятно…»
Дебаты продолжались еще несколько часов, но военные отказывались даже слушать аргументы по поводу возможности вывода войск из Индокитая, настаивая при этом, чтобы Америка разморозила японские активы и прекратила саботаж мирного урегулирования «Китайского инцидента», поставляя китайцам оружие и военных инструкторов. Все это было крайне несерьезно, и Тодзио отлично понимал, что никакие переговоры на подобных условиях невозможны. «Я понял, — раздраженно заметил премьер, — что на дипломатию надежды нет. Но это еще не значит, что нужно начинать войну».
Еще не сдавался, несмотря на объединенную оппозицию армии и флота, министр иностранных дел Того, продолжая настаивать на выводе войск из Индокитая. Он не сможет вести переговоры, не имея на руках хоть каких-нибудь козырей. Дебаты уже перешли на крик, и один из секретарей (генерал Муто), чтобы разрядить обстановку, предложил сделать десятиминутный перерыв. Тодзио увел военных в комнату отдыха, где напомнил им, что Император повелел начать все с «чистого листа», и они обязаны выполнить его волю. При упоминании имени Императора, генерал Сигайяма вздохнул, поклонился, но промолчал.
Время уже приближалось к полуночи, и нужно было заканчивать.
Когда министр финансов Кайя ехал домой по пустынному городу, он продолжал дискутировать сам с собой. Что может произойти, если он будет продолжать упорствовать против развязывания войны? Это может вынудить Тодзио распустить весь Кабинет, а новый кабинет, без сомнения, будет наполнен одними милитаристами. Но с другой стороны, еще существовала надежда на то, что переговоры в Вашингтоне могут успешно завершиться. Поэтому не будет ли мудрее все-таки представить американцам выработанные кабинетом предложения? Кроме того, если война все-таки разразится, то только опытный министр финансов сможет обуздать инфляцию. Рассуждения Кайя были логичными, но война с Соединенными Штатами представлялась ему настолько немыслимой, что он не мог заставить себя позвонить Тодзио и заявить о своем согласии с мнением военных.
По пути домой такие же дебаты с самим собой вел и министр иностранных дел Того. Ему удалось настоять на многих пунктах своих предложений, но он был далеко не уверен, что они удовлетворят Америку.
Возможно, если пригрозить отставкой, то армия пойдет на дальнейшие уступки? Прибыв домой, Того позвонил своему другу, бывшему премьер-министру Коки Хирота, и попросил у него совета. Тот посоветовал Того оставаться на своем посту и «продолжать работать во имя успеха переговоров». Новый министр иностранных дел может оказаться оголтелым милитаристом.
Единственным шансом на успех в Вашингтоне, решил Того, была отправка в помощь послу Номура опытного дипломатического советника. Еще несколько месяцев назад сам адмирал просил прислать ему в помощь Сабуро Курусу, способнейшего дипломата с большим опытом, подписавшего не так давно от имени Японии Тройственный пакт и имевшего тесные связи со многими влиятельными людьми в Соединённых Штатах. Кроме того, Курусу был женат на американке Алисе Джей, родившейся в Нью-Йорке.
Курусу не очень обрадовался своему новому назначению. Трудность заключалась в необходимости отправить его в Вашингтон как можно быстрее с соблюдением особой секретности. Существовала большая вероятность, что ультранационалисты и прочие воинствующие экстремисты убьют Курусу, узнай они о его поездке. Огромный гидросамолет «Клиппер» должен был по расписанию вылететь из Гонконга через сорок восемь часов, но необходимы были еще несколько дней, чтобы организовать перелет Курусу туда на одном из самолетов морской авиации. Проблему решил американский посол Грю, позвонивший начальнику Дальневосточного отдела в госдепе Максвеллу Гамильтону. Тот убедил руководство компании «Пан Америкен» отложить вылет «Клиппера» на двое суток.
4 ноября Курусу попрощался с Тодзио, который обнадежил его словами о том, что «американский народ не хочет войны, что у американцем тают запасы каучука и цинка», добавив, что, по ею мнению, шансы Курусу на успех составляют 30 %. За два дня премьер, оценивший шансы как «пятьдесят на пятьдесят», уменьшил их на 20 %. «Пожалуйста, сделайте все, что в ваших силах, чтобы достичь соглашения», — закончил Тодзио. В ту же ночь Курусу попрощался со своей женой, говоря, что «может уже никогда не вернуться».
На следующее утро, в 10:30, тринадцать министров кабинета Тодзио собрались в зале, где проходили совещания в Высочайшем присутствии.
Когда появился сам Император, церемония началась согласно вековым традициям. В зале явно ощущалась сильная напряженность, когда генерал Тодзио объявил Императору, что решение от 6 сентября было пересмотрено. «В результате, — заявил премьер, — мы пришли к заключению, что должны быть готовыми начать войну 1 декабря, но в то же самое время сделать все возможное, чтобы решить проблему дипломатическим путем».
Министр иностранных дел Того описал дипломатические перспективы, признав, что осталось «очень мало пространства для дипломатических маневров» и что шансов на успех, как это ни прискорбно, почти нет.
Генерал Судзуки напомнил о критическом состоянии запасов стратегического сырья в Японии. «Нам предстоит нелегкая задача сражаться сразу против США, Великобритании и Голландии, не говоря уже о Китае». Однако, шансы на победу в первые месяцы войны столь очевидны, что он считает — лучше начать войну, чем ожидать, пока противник задавит нас экономически.
Адмирал Нагано призвал к соблюдению абсолютной секретности оперативных боевых планов, поскольку судьба Японии зависит от решительных побед в первые же дни войны. Генерал Сигайяма напомнил, что каждый день проволочки с началом войны увеличивает преимущество Соединенных Штатов во всех видах вооружений. Он предполагает, что война может продлиться долго, но Япония в этом случае займет настолько «стратегически неприступные позиции», что выиграть у нее войну будет невозможно.
Несмотря на все эти бравые, воинственные речи, атмосфера какого-то отчаяния и обреченности висела над залом совещания. Из страшной преисподней, откуда вырываются войны, уже повеяло могильным холодом…
Председатель Тайного Совета Хара спросил у Тодзио, как он оценивает шансы на успешное завершение переговоров с американцами.
«В 40 %», — ответил премьер, добавивший за ночь 10 % к своей предыдущей оценке.
Хара опасался, что война становится неизбежной, и предупредил, что Америка, Британия и Германия — все относятся к белой расе, и им гораздо легче договориться между собой, чем с Японией, поскольку они все расисты.
В итоге Япония рискует остаться одна перед лицом большой расистской коалиции. «Мы должны считаться с общей ненавистью к нашей желтой расе со стороны «белых», которые вполне могут объединиться против нас, забыв собственные распри», — предупредил Хара.
Император за время совещания не произнес ни одного слова.
Американский посол Грю понимал, в каком состоянии нервозного разочарования находятся японские лидеры и к чему подобное состояние может привести. За несколько дней до «Императорской конференции», 5 ноября, Грю написал в своем дневнике: «Очевидно, что Япония готовится к войне, и начнет ее, если альтернативная программа мира провалится. Начало войны может произойти с драматической и ужасной внезапностью».
Охваченный подобными мыслями посол направил Хэллу тревожную телеграмму, еще раз рекомендуя найти способ примирения с японцами. «…Посол полагает, что если эти попытки не увенчаются успехом, то Япония, по-видимому, возвратится к своей прежней, а может быть, и к более жесткой позиции. По его мнению, это может привести к тому, что Япония скорее пойдет на огромный риск национального харакири и вступит в решительную борьбу против экономической блокады, чем уступит давлению на нее извне. Обозреватели, которые ежедневно наблюдают японский национальный характер и психологию, считают, что такое течение событий не только возможно, но и вероятно…»