— Так, чего же они…
— Не вытащили тебя за ухо припозорить при гостях? — уточнила эта язва.
Юлька сползла спиной по двери, села на задницу и потерянно выдохнула:
— Всё, теперь замучают воспитанием.
— А чо ты там такого криминального услыхала?
Юлька немного подумала и вдруг удивилась:
— Да, вроде, ничего такого.
— Рассказывай, тетеря, — вздохнула Бинка. — После и решим: чо оно такое или, вправду, ничо.
Утро выдалось! Не утро, а конфетка. Планета не часто их баловала чистым небом — не позволяла мечтательно пялиться туда, куда бы им вздумалось смыться. В том, что вскоре им это будет по зубам, девчонки ничуть не сомневались. Вон Акери же удрала из дома, и ничего, не рассыпалась. Пусть не удрала, а была похищена в самом мелодраматичном ключе — какая разница? Она транспортабельна, и родная планета Кунитаоши не воспротивилась её турне по заграницам — разглагольствовала Бинка, шуруя в битком набитой сковороде деревянной лопаткой. Гранка лениво кивала, подперев щёку рукой. Она пялилась на солнечного зайчика, что притаился в уголке у висящей напротив полки с посудой. Заяц отдыхал — Бинка вконец уморила его своей зеркальной крышкой: то закроет, то откроет, туда-сюда, туда-сюда.
Скрипнула входная дверь. По общественной гостиной Таноля что-то прошуршало. Гранка повернулась к кухонной двери — в проёме мялась Акери. Будто холопка из старинного романа, притащившая барыне на ежедневную порку свою многострадальную задницу.
— Нагулялась? — добродушно проворчала Бинка, утерев рукой лоб, припорошённый специями. — Ноги вытирай, шлёндра непутевая.
Она успела не только изгваздать вымытые бабами-опекуншами полы, но и подтереть за собой. И теперь мокрая тряпка у порога обещала всякому неучтивому поругателю её трудов поцелуй в бесстыжую рожу. Акери тщательно пошкрябала подошвами мокасин о тряпку, и скользнула за стол. Как и сами берры, всё их барахло имело склонность к самоочищению — верней к непромокаемости и незапятнанности. Но Бинка туго привыкала к столь вопиющему попранию законов природы. И по-крестьянски свирепо блюла даже ничем не поруганную чистоту. Гранка насмешливо фыркнула, уставилась на зеленушку и ласково осведомилась:
— Есть будешь? Или тебя твой хахаль уже накормил?
— Хахаль? — наморщила лобик Акери, припоминая, знает она это слово, или с образованием у неё всё ещё туго.
— Ты, небось, Рига-то ещё не видала? — помогла ей Бинка и плюхнула шкворчащую сковороду на стол.
Открыла крышку, и завтрак зазывно пухнул вверх ароматным паром.
— Вкусно, — обрадовалась Акери, моментально оказалась рядом и слизнула с ложки в руках поварихи комочек каши: — Травки полезные.
— Ты зубы-то не заговаривай, — хмыкнула Гранка, могучей рукой пластая свежий хлеб. — Ешь, давай.
Акери послушно приземлилась на лавку. Вытащила из деревянного лоточка детскую ложку — иная в её клювик не лезла — и приготовилась к празднику. Зная её плепорцию, Бинка поставила перед ней миску со скудной горсткой духмяной каши с мясом. Села рядом, умильно любуясь замелькавшей ложкой. И тут не как у людей: нет, чтоб черпать по полной, так эта убогая цепляла кончиком ложки самую малость: не ела, а клевала. Жёлтые глазки светились нежной благодарностью, отчего у чувствительной славянки цвело и пело на душе: прочие-то подобной умильностью от её стряпни не проникались. А от их банальной благодарности нигде не щекотало.
— Шевелись, — грозно предупредила Бинка, подсунув ей кусок хлеба. — Лопай скорей. Интересно ж узнать, как ты так исхитряешься: залезла с Ригом в постель, а вылезла из дерева?
— Да нет же, всё не так, — удивилась явной нелогичности вопроса Ари, застряв с поднесённой ко рту ложкой.
— Да ну?! — Бинка в придурковатом изумлении вскинула брови. — Всё ещё диковинней? Неужто он к тебе в дерево залез? А там вы разминулись. Оттого-то он спозаранку и припёрся тебя разыскивать. Позавчера. А после два дня бродил злой, как собака.
— Так, чего же они…
— Не вытащили тебя за ухо припозорить при гостях? — уточнила эта язва.
Юлька сползла спиной по двери, села на задницу и потерянно выдохнула:
— Всё, теперь замучают воспитанием.
— А чо ты там такого криминального услыхала?
Юлька немного подумала и вдруг удивилась:
— Да, вроде, ничего такого.
— Рассказывай, тетеря, — вздохнула Бинка. — После и решим: чо оно такое или, вправду, ничо.
Утро выдалось! Не утро, а конфетка. Планета не часто их баловала чистым небом — не позволяла мечтательно пялиться туда, куда бы им вздумалось смыться. В том, что вскоре им это будет по зубам, девчонки ничуть не сомневались. Вон Акери же удрала из дома, и ничего, не рассыпалась. Пусть не удрала, а была похищена в самом мелодраматичном ключе — какая разница? Она транспортабельна, и родная планета Кунитаоши не воспротивилась её турне по заграницам — разглагольствовала Бинка, шуруя в битком набитой сковороде деревянной лопаткой. Гранка лениво кивала, подперев щёку рукой. Она пялилась на солнечного зайчика, что притаился в уголке у висящей напротив полки с посудой. Заяц отдыхал — Бинка вконец уморила его своей зеркальной крышкой: то закроет, то откроет, туда-сюда, туда-сюда.
Скрипнула входная дверь. По общественной гостиной Таноля что-то прошуршало. Гранка повернулась к кухонной двери — в проёме мялась Акери. Будто холопка из старинного романа, притащившая барыне на ежедневную порку свою многострадальную задницу.
— Нагулялась? — добродушно проворчала Бинка, утерев рукой лоб, припорошённый специями. — Ноги вытирай, шлёндра непутевая.
Она успела не только изгваздать вымытые бабами-опекуншами полы, но и подтереть за собой. И теперь мокрая тряпка у порога обещала всякому неучтивому поругателю её трудов поцелуй в бесстыжую рожу. Акери тщательно пошкрябала подошвами мокасин о тряпку, и скользнула за стол. Как и сами берры, всё их барахло имело склонность к самоочищению — верней к непромокаемости и незапятнанности. Но Бинка туго привыкала к столь вопиющему попранию законов природы. И по-крестьянски свирепо блюла даже ничем не поруганную чистоту. Гранка насмешливо фыркнула, уставилась на зеленушку и ласково осведомилась:
— Есть будешь? Или тебя твой хахаль уже накормил?
— Хахаль? — наморщила лобик Акери, припоминая, знает она это слово, или с образованием у неё всё ещё туго.
— Ты, небось, Рига-то ещё не видала? — помогла ей Бинка и плюхнула шкворчащую сковороду на стол.
Открыла крышку, и завтрак зазывно пухнул вверх ароматным паром.
— Вкусно, — обрадовалась Акери, моментально оказалась рядом и слизнула с ложки в руках поварихи комочек каши: — Травки полезные.
— Ты зубы-то не заговаривай, — хмыкнула Гранка, могучей рукой пластая свежий хлеб. — Ешь, давай.
Акери послушно приземлилась на лавку. Вытащила из деревянного лоточка детскую ложку — иная в её клювик не лезла — и приготовилась к празднику. Зная её плепорцию, Бинка поставила перед ней миску со скудной горсткой духмяной каши с мясом. Села рядом, умильно любуясь замелькавшей ложкой. И тут не как у людей: нет, чтоб черпать по полной, так эта убогая цепляла кончиком ложки самую малость: не ела, а клевала. Жёлтые глазки светились нежной благодарностью, отчего у чувствительной славянки цвело и пело на душе: прочие-то подобной умильностью от её стряпни не проникались. А от их банальной благодарности нигде не щекотало.
— Шевелись, — грозно предупредила Бинка, подсунув ей кусок хлеба. — Лопай скорей. Интересно ж узнать, как ты так исхитряешься: залезла с Ригом в постель, а вылезла из дерева?
— Да нет же, всё не так, — удивилась явной нелогичности вопроса Ари, застряв с поднесённой ко рту ложкой.
— Да ну?! — Бинка в придурковатом изумлении вскинула брови. — Всё ещё диковинней? Неужто он к тебе в дерево залез? А там вы разминулись. Оттого-то он спозаранку и припёрся тебя разыскивать. Позавчера. А после два дня бродил злой, как собака.