– Мой повелитель…
– Молчи.
Шарлиз поглядела на Хурмаха, который расхаживал по шатру, на его лицо – и замолчала. Ей памятна была первая ночь с каганом. Сейчас она такого не выдержит, просто не сможет. Если будет кровотечение, выкидыш… умирать ей решительно не хотелось, а потому помолчим, как приказано.
Наконец Хурмах медленно заговорил.
– Ты принцесса, ты должна понять. Завтра мы с Торнейским сойдемся в бою. Воля богов мне неизвестна, победим мы или проиграем, останусь я жив, или моя душа поскачет к звездам…
Шарлиз молчала.
А что, ей же приказано, вот и молчит. Да и все восклицания будут выглядеть безумно фальшиво. Сейчас это не к месту.
– Ты – моя жена. Твой ребенок может удержать Степь.
Хурмах не хотел думать о смерти, но…
Если завтра его не станет, что начнется в Степи? Да привычная грызня за власть! И кому это надо?
Точно не ему, он больше двадцати лет потратил, объединяя всех в один кулак.
Если завтра он выиграет – он пойдет вперед. Если проиграет… лучше ему погибнуть в бою, все равно убьют, только более медленно и мучительно. И что ему остается?
Бросить кости самостоятельно, так-то.
К примеру, отдать этой женщине бумаги об их браке и несколько символов. Нагрудный знак, церемониальный скипетр, сделанный из конской кости и оправленный в золото, такой же церемониальный кубок…
А еще приставить к ней людей. Надежных, тех, кто поможет сберечь его сына.
Почему Шарлиз и ее дитя? Не кто-то из тех, что ждет в Степи?
Потому что этого ребенка признают все остальные страны. Это важно.
Хурмах снял со стола ларец и поставил перед Шарлиз.
– Здесь коронационные регалии. Кубок, скипетр, знак. Их получает каган Степи. Ты должна будешь вручить их нашему сыну. Тут, в ларце, двойное дно, там мое завещание. К нашему сыну перейдет мой престол.
– А если родится девочка?
– Передаст по крови. Внуку, – отмахнулся Хурмах. – Но для этого ты должна будешь доносить и вырастить ребенка.
Вот тут Шарлиз была полностью согласна и закивала.
– Мой повелитель…
– Молчи.
Шарлиз поглядела на Хурмаха, который расхаживал по шатру, на его лицо – и замолчала. Ей памятна была первая ночь с каганом. Сейчас она такого не выдержит, просто не сможет. Если будет кровотечение, выкидыш… умирать ей решительно не хотелось, а потому помолчим, как приказано.
Наконец Хурмах медленно заговорил.
– Ты принцесса, ты должна понять. Завтра мы с Торнейским сойдемся в бою. Воля богов мне неизвестна, победим мы или проиграем, останусь я жив, или моя душа поскачет к звездам…
Шарлиз молчала.
А что, ей же приказано, вот и молчит. Да и все восклицания будут выглядеть безумно фальшиво. Сейчас это не к месту.
– Ты – моя жена. Твой ребенок может удержать Степь.
Хурмах не хотел думать о смерти, но…
Если завтра его не станет, что начнется в Степи? Да привычная грызня за власть! И кому это надо?
Точно не ему, он больше двадцати лет потратил, объединяя всех в один кулак.
Если завтра он выиграет – он пойдет вперед. Если проиграет… лучше ему погибнуть в бою, все равно убьют, только более медленно и мучительно. И что ему остается?
Бросить кости самостоятельно, так-то.
К примеру, отдать этой женщине бумаги об их браке и несколько символов. Нагрудный знак, церемониальный скипетр, сделанный из конской кости и оправленный в золото, такой же церемониальный кубок…
А еще приставить к ней людей. Надежных, тех, кто поможет сберечь его сына.
Почему Шарлиз и ее дитя? Не кто-то из тех, что ждет в Степи?
Потому что этого ребенка признают все остальные страны. Это важно.
Хурмах снял со стола ларец и поставил перед Шарлиз.
– Здесь коронационные регалии. Кубок, скипетр, знак. Их получает каган Степи. Ты должна будешь вручить их нашему сыну. Тут, в ларце, двойное дно, там мое завещание. К нашему сыну перейдет мой престол.
– А если родится девочка?
– Передаст по крови. Внуку, – отмахнулся Хурмах. – Но для этого ты должна будешь доносить и вырастить ребенка.
Вот тут Шарлиз была полностью согласна и закивала.