— Ты будешь служить мне, как ни одна собака не служила хозяину, — кратко отвечала Удольфа, не вдаваясь в подробности. Смолкла, ждала ответа.
— Почему «ни одна собака»? Как ты можешь говорить за всех собак? Ты что, всех из знаешь? — Редхард глупо, нарочито глупо тянул время.
— Потому, дружок, или Шарик, еще не придумала, что ты умнее любой собаки. И потому, что собаки не могут делать то, что придется делать тебе.
— Только не говори, что я должен буду спать с тобой! — ужаснулся Редхард. — После всей мрази, что в тебе перебывала, такое подцепишь, что сам на костер запросишься!
— Все-таки ты неравнодушен к женщинам, ко мне уж точно, я имею в виду, Враг-с-улыбкой, — победоносно улыбнулась Удольфа. — Хоть и много раз пытался показать обратное.
— Конечно, неравнодушен. К тебе особенно. Ты очень красива, я бы хотел овладеть тобой, мало того, я бы хотел, чтобы такая же красивая женщина, как ты, была бы моей и любила меня, — невозмутимо согласился Редхард. Хочешь обескуражить противника — согласись с его обвинением или укрепи подозрения своим согласием. Особенно на фоне предыдущего заявления.
— Оставим этот разговор на потом, — сказала Удольфа, — ты слышал мое предложение. Да или нет?
— А детали? — голосом пройдохи средней руки прошипел Редхард.
— Посмотри на себя в зеркало, Враг-с-улыбкой, — приказала Удольфа.
— Насмотрелся уже, — буркнул Редхард.
— Прекрасно. А теперь, — она неуловимо для взгляда скользнула к нему, оказавшись в досягаемости и хвоста, и челюстей. Редхард понимал, что слишком мало знает, слишком мало может, чтобы постараться убить ее сейчас. Ждем. Ждем оба. Ролло словно жил в его груди. — А теперь — жуй и глотай, только закрой глаза, а то вытекут! — на ладони Удольфа протягивала ему странный стебелек черного цвета с белыми выпуклыми пупырышками.
— Это еще зачем? — спросил он.
— Тебе не одна ли разница? — искренне удивилась она. И она была права. Он языком схватил стебелек с ее руки, как жаба слизывает муху прямо в воздухе, послушно, как и было велено, зажмурился и разжевал стебель. Дикая мерзость заполнила его рот. Несло протухшим покойником, горелой шерстью, а на вкус стебелек был тошнотворно-сладкий, что еще более усиливало эффект его аромата. Но он стерпел. Прожевал и проглотил эту мерзость. В тот же миг его кости и мышцы превратились в студень (боли не было) и он рыхлой грудой осел на пол. Еще через миг все вернулось обратно и он постарался встать. Дикая боль прорезала хребет. Не может быть!
— Открой глаза! — победоносно молвила Удольфа.
Из зеркала на него, улыбаясь багряной улыбкой чудовища из пьяного кошмара, смотрел он сам. Редхард, которого когда-то, неизмеримо давно, звали «Враг нежити». Клеймо «ЗЛОЙ» тоже было на месте. Но был и еще один момент. В облике змелюдя у него не болел хребет. Вообще. Позвоночник его в том облике был здоров. В этом — нет. Понятно. Теперь только свежие раны, полученные им или змелюдем, будут оставлять следы. Он сел на пол.
— Что, слишком ошеломлен? — деловито осведомилась Удольфа.
— Корсет. Корсет, Удольфа, — зло бросил Редхард.
— Да, точно. Корсет. Вот он, — нет, она не забыла о корсете и не случайно он оказался в комнате. Просто посмеялась лишний раз. Веселая бабенка, сатир ее дери, просто душа компании!
Корсет щелкнул и Редхард встал на ноги. Кроме корсета, ничего на нем не было, об одежде Удольфа или случайно, или специально не позаботилась, но никого это нимало не смущало. Удольфа протягивала ему его флягу. «Пей и поговорим, Редхард змелюдь, Враг-с-улыбкой» Редхард поспешно сделал три глотка и все пришло в норму.
— Ты можешь сесть на пол, я не запрещаю, — милостиво позволила Удольфа.
— А ноги тебе лизать не возбраняется? — зло рыкнул он.
— А ведь придется делать и это, — задумчиво проговорила Удольфа, — но чуть-чуть попозже…
— Ты будешь служить мне, как ни одна собака не служила хозяину, — кратко отвечала Удольфа, не вдаваясь в подробности. Смолкла, ждала ответа.
— Почему «ни одна собака»? Как ты можешь говорить за всех собак? Ты что, всех из знаешь? — Редхард глупо, нарочито глупо тянул время.
— Потому, дружок, или Шарик, еще не придумала, что ты умнее любой собаки. И потому, что собаки не могут делать то, что придется делать тебе.
— Только не говори, что я должен буду спать с тобой! — ужаснулся Редхард. — После всей мрази, что в тебе перебывала, такое подцепишь, что сам на костер запросишься!
— Все-таки ты неравнодушен к женщинам, ко мне уж точно, я имею в виду, Враг-с-улыбкой, — победоносно улыбнулась Удольфа. — Хоть и много раз пытался показать обратное.
— Конечно, неравнодушен. К тебе особенно. Ты очень красива, я бы хотел овладеть тобой, мало того, я бы хотел, чтобы такая же красивая женщина, как ты, была бы моей и любила меня, — невозмутимо согласился Редхард. Хочешь обескуражить противника — согласись с его обвинением или укрепи подозрения своим согласием. Особенно на фоне предыдущего заявления.
— Оставим этот разговор на потом, — сказала Удольфа, — ты слышал мое предложение. Да или нет?
— А детали? — голосом пройдохи средней руки прошипел Редхард.
— Посмотри на себя в зеркало, Враг-с-улыбкой, — приказала Удольфа.
— Насмотрелся уже, — буркнул Редхард.
— Прекрасно. А теперь, — она неуловимо для взгляда скользнула к нему, оказавшись в досягаемости и хвоста, и челюстей. Редхард понимал, что слишком мало знает, слишком мало может, чтобы постараться убить ее сейчас. Ждем. Ждем оба. Ролло словно жил в его груди. — А теперь — жуй и глотай, только закрой глаза, а то вытекут! — на ладони Удольфа протягивала ему странный стебелек черного цвета с белыми выпуклыми пупырышками.
— Это еще зачем? — спросил он.
— Тебе не одна ли разница? — искренне удивилась она. И она была права. Он языком схватил стебелек с ее руки, как жаба слизывает муху прямо в воздухе, послушно, как и было велено, зажмурился и разжевал стебель. Дикая мерзость заполнила его рот. Несло протухшим покойником, горелой шерстью, а на вкус стебелек был тошнотворно-сладкий, что еще более усиливало эффект его аромата. Но он стерпел. Прожевал и проглотил эту мерзость. В тот же миг его кости и мышцы превратились в студень (боли не было) и он рыхлой грудой осел на пол. Еще через миг все вернулось обратно и он постарался встать. Дикая боль прорезала хребет. Не может быть!
— Открой глаза! — победоносно молвила Удольфа.
Из зеркала на него, улыбаясь багряной улыбкой чудовища из пьяного кошмара, смотрел он сам. Редхард, которого когда-то, неизмеримо давно, звали «Враг нежити». Клеймо «ЗЛОЙ» тоже было на месте. Но был и еще один момент. В облике змелюдя у него не болел хребет. Вообще. Позвоночник его в том облике был здоров. В этом — нет. Понятно. Теперь только свежие раны, полученные им или змелюдем, будут оставлять следы. Он сел на пол.
— Что, слишком ошеломлен? — деловито осведомилась Удольфа.
— Корсет. Корсет, Удольфа, — зло бросил Редхард.
— Да, точно. Корсет. Вот он, — нет, она не забыла о корсете и не случайно он оказался в комнате. Просто посмеялась лишний раз. Веселая бабенка, сатир ее дери, просто душа компании!
Корсет щелкнул и Редхард встал на ноги. Кроме корсета, ничего на нем не было, об одежде Удольфа или случайно, или специально не позаботилась, но никого это нимало не смущало. Удольфа протягивала ему его флягу. «Пей и поговорим, Редхард змелюдь, Враг-с-улыбкой» Редхард поспешно сделал три глотка и все пришло в норму.
— Ты можешь сесть на пол, я не запрещаю, — милостиво позволила Удольфа.
— А ноги тебе лизать не возбраняется? — зло рыкнул он.
— А ведь придется делать и это, — задумчиво проговорила Удольфа, — но чуть-чуть попозже…