— Мы тебе живо ее вылечим. — Венька сильнее тряхнул Ваську. — Ну, долго возиться?..
— Пусти-и! Не пойду, сказал же.
— Ладно, Венька, черт с ним, пусть здесь остается, — зашептал Родька. — Провозимся с ним, опоздаем. Времени и так нету.
— Мокрая курица ты, не товарищ. Треснуть бы по шее разок. Сиди тут, коли так.
Родька и Венька плечо в плечо двинулись дальше. Венька еще поругался немного и замолчал. Уж слишком был страшен и неприятен собственный голос в этой мертвой тишине. Они приближались к церкви, но по- прежнему впереди ничего не было видно. И лишь с напряжением, до боли вглядываясь в темноту, можно было не столько увидеть, сколько ощутить впереди себя кирпичную громаду, закрывающую полнеба.
А вокруг церкви — кладбище, Оно старое, заброшенное, давно уже не хоронят на нем покойников. Но кому не известно: чем заброшенней кладбище, тем скорей можно ждать на нем всякой нечисти.
Венька остановился.
— Родька. Слышишь, Родька…
— Чего еще? — приглушенным шепотом спросил тот.
— Васька-то небось домой побежал.
— Ну и что?
— Он дома будет сидеть, а мы, как проклятые, в эту церковь полезем.
— Тоже струсил?
— Не струсил, а дурее Васьки быть не хочу. Больно мне нужна эта церковь. Пропади она пропадом, плевать на нее!
— А зачем тогда пошел?
— Да ни за чем. Ежели б вместе, а то вон Васька-то…
Родька вдруг почувствовал, какое это несчастье остаться вдруг одному в этой тишине, среди влажной ночи. Одному перешагнуть за церковную ограду, одному пройти мимо старых могил, одному влезть в церковь, одному там ждать… Это невозможно! Лучше отказаться, повернуть домой. Повернуть?.. А завтра опять гляди на церковь, мучайся, думай, как бы попасть в нее. Все равно придется рано или поздно опять идти. Нельзя отпускать Веньку! Нельзя оставаться одному!
— Веня, мы уже ведь пришли… А Васька что?.. Васька же — дурак, трус, девчонка… Мы еще посмеемся вместе…
— Не пойду, и шабаш… Хочешь, повернем вместе, не хочешь…
— Венька! Только поверни, я тебе опять юшку пущу.
— Тоже мне — юшку! Мало, видать, попало сегодня от Парасковьи Петровны.
— Пусть попадает. Сейчас набью, завтра набью, каждый день бить буду.
— Мы тебе живо ее вылечим. — Венька сильнее тряхнул Ваську. — Ну, долго возиться?..
— Пусти-и! Не пойду, сказал же.
— Ладно, Венька, черт с ним, пусть здесь остается, — зашептал Родька. — Провозимся с ним, опоздаем. Времени и так нету.
— Мокрая курица ты, не товарищ. Треснуть бы по шее разок. Сиди тут, коли так.
Родька и Венька плечо в плечо двинулись дальше. Венька еще поругался немного и замолчал. Уж слишком был страшен и неприятен собственный голос в этой мертвой тишине. Они приближались к церкви, но по- прежнему впереди ничего не было видно. И лишь с напряжением, до боли вглядываясь в темноту, можно было не столько увидеть, сколько ощутить впереди себя кирпичную громаду, закрывающую полнеба.
А вокруг церкви — кладбище, Оно старое, заброшенное, давно уже не хоронят на нем покойников. Но кому не известно: чем заброшенней кладбище, тем скорей можно ждать на нем всякой нечисти.
Венька остановился.
— Родька. Слышишь, Родька…
— Чего еще? — приглушенным шепотом спросил тот.
— Васька-то небось домой побежал.
— Ну и что?
— Он дома будет сидеть, а мы, как проклятые, в эту церковь полезем.
— Тоже струсил?
— Не струсил, а дурее Васьки быть не хочу. Больно мне нужна эта церковь. Пропади она пропадом, плевать на нее!
— А зачем тогда пошел?
— Да ни за чем. Ежели б вместе, а то вон Васька-то…
Родька вдруг почувствовал, какое это несчастье остаться вдруг одному в этой тишине, среди влажной ночи. Одному перешагнуть за церковную ограду, одному пройти мимо старых могил, одному влезть в церковь, одному там ждать… Это невозможно! Лучше отказаться, повернуть домой. Повернуть?.. А завтра опять гляди на церковь, мучайся, думай, как бы попасть в нее. Все равно придется рано или поздно опять идти. Нельзя отпускать Веньку! Нельзя оставаться одному!
— Веня, мы уже ведь пришли… А Васька что?.. Васька же — дурак, трус, девчонка… Мы еще посмеемся вместе…
— Не пойду, и шабаш… Хочешь, повернем вместе, не хочешь…
— Венька! Только поверни, я тебе опять юшку пущу.
— Тоже мне — юшку! Мало, видать, попало сегодня от Парасковьи Петровны.
— Пусть попадает. Сейчас набью, завтра набью, каждый день бить буду.