— А может, этот человек другую молитву к господу вознесет?
— Это уж чья молитва сильнее, ту господь и услышит.
— Твоя, что ли, сильнее?
— Моя. Тут и сомнения нет никакого.
Тоскливо стало Ксении: не врет Михаил — ведь и брат Василий говорил, что пользуется он особым расположением бога.
— А все одно, не болтай зря, — сказал она, — не искушай господа.
— Это ты верно говоришь, — согласился Михаил. Он повеселел, заметив смятение Ксении. — Ты вот спросила, отчего я сильно похудел. Мне весной повестку из военкомата вручили — в армию, значит, призывают. А если вера нам не позволяет ружье держать — им наплевать. Вся община за меня молилась. Пророку брату Тимофею видение было: господь сказал, чтоб я заперся на чердаке и целый месяц молился, да не ел ничего, так только хлебушка чуть-чуть да водички. Вот я и исполнил волю божию, сестра. Сейчас уж поправился, а то совсем был тощий, еле на ногах стоял. Врачи и смотреть не стали, по слабости моментально освободили. Я поправлюсь, сестра, не бойся.
Уехал Михаил в полночь; он ни за что не хотел оставаться ночевать, хотя Прасковья Григорьевна усиленно уговаривала его.
— Спасибо, однако не могу, не в моих это обычаях, — говорил он, — ведь в доме вашем девица находится.
— Вишь, какой обходительный! — сказал отец, когда Михаил ушел. — Сурьезный человек. Ты с ним, Ксенька, поласковей. Худ он, правда, да ничего, обхарчуем. Справный будет мужик.
Ксения ничего не ответила, пошла спать. Вот и отец говорит так, будто все решено. «Господи, не хочу я замуж, не хочу!»
С заплаканными глазами шла она утром на ферму. Хмурое было утро, холодное, и на сердце у Ксении было хмуро, пасмурно. Она уже прошла Козулинский лес, как услышала за спиной чьи-то шаги, обернулась и охнула: с холма бежал к ней Ченцов.
— Доброе утро, — сказал он. — Вот ты, значит, какой дорогой ходишь?
Ксения молчала.
— Ты что, всегда такая серьезная? — спросил он.
— А ты злой, — сказала она, — зачем ко мне пристаешь?
— Да так, хочется.
— А мне-то ведь не хочется, зачем же ты…
— Ну, мало ли что тебе не хочется, — сказал Алексей и засмеялся, — я еще с тобой на танцы пойду.
— Куда?
— На танцы.
— Обязательно — баян твой слушать.
— А может, этот человек другую молитву к господу вознесет?
— Это уж чья молитва сильнее, ту господь и услышит.
— Твоя, что ли, сильнее?
— Моя. Тут и сомнения нет никакого.
Тоскливо стало Ксении: не врет Михаил — ведь и брат Василий говорил, что пользуется он особым расположением бога.
— А все одно, не болтай зря, — сказал она, — не искушай господа.
— Это ты верно говоришь, — согласился Михаил. Он повеселел, заметив смятение Ксении. — Ты вот спросила, отчего я сильно похудел. Мне весной повестку из военкомата вручили — в армию, значит, призывают. А если вера нам не позволяет ружье держать — им наплевать. Вся община за меня молилась. Пророку брату Тимофею видение было: господь сказал, чтоб я заперся на чердаке и целый месяц молился, да не ел ничего, так только хлебушка чуть-чуть да водички. Вот я и исполнил волю божию, сестра. Сейчас уж поправился, а то совсем был тощий, еле на ногах стоял. Врачи и смотреть не стали, по слабости моментально освободили. Я поправлюсь, сестра, не бойся.
Уехал Михаил в полночь; он ни за что не хотел оставаться ночевать, хотя Прасковья Григорьевна усиленно уговаривала его.
— Спасибо, однако не могу, не в моих это обычаях, — говорил он, — ведь в доме вашем девица находится.
— Вишь, какой обходительный! — сказал отец, когда Михаил ушел. — Сурьезный человек. Ты с ним, Ксенька, поласковей. Худ он, правда, да ничего, обхарчуем. Справный будет мужик.
Ксения ничего не ответила, пошла спать. Вот и отец говорит так, будто все решено. «Господи, не хочу я замуж, не хочу!»
С заплаканными глазами шла она утром на ферму. Хмурое было утро, холодное, и на сердце у Ксении было хмуро, пасмурно. Она уже прошла Козулинский лес, как услышала за спиной чьи-то шаги, обернулась и охнула: с холма бежал к ней Ченцов.
— Доброе утро, — сказал он. — Вот ты, значит, какой дорогой ходишь?
Ксения молчала.
— Ты что, всегда такая серьезная? — спросил он.
— А ты злой, — сказала она, — зачем ко мне пристаешь?
— Да так, хочется.
— А мне-то ведь не хочется, зачем же ты…
— Ну, мало ли что тебе не хочется, — сказал Алексей и засмеялся, — я еще с тобой на танцы пойду.
— Куда?
— На танцы.
— Обязательно — баян твой слушать.