Ей представилась возможность как следует допросить своих соотечественников — пирушка прошлой ночью была слишком странной и лихорадочной, причем все так прозрачно разыгрывали из себя приятелей, — и Венера воспользовалась ей наилучшим образом. Через десять минут из своего офиса выглянул сонный и недовольный Одесс, но его взгляд загорелся, когда он увидел, как она тасует карты. Венера небрежно улыбнулась ему, и он потянулся за стулом.
— Ну, — сказала она, пока другие изучали свои карты, — расскажите мне о ботанистке.
Война За Кладовку тянулась уже пять лет. И Лирис, и герцогство Ваторис претендовали на комнатку пять-на-семь футов рядом с одним из извилистых коридоров ярмарки. Записи о правах уходили на сотню лет назад, а формулировки в них были двусмысленны. Ни одна сторона не уступала.
— Война? — спросила Венера, проглядывая свои карты. — Вы не вендетту имеете в виду?
Все прочие игроки закачали головами. Нет, объяснил Одесс, вендетта — предмет семейный. Здесь было столкновение между профессиональными солдатами, принявшее форму сражений — даже если то были сражения между дюжиной солдат с каждой стороны, поскольку это была вся живая сила, которую могли собрать крошечные нации. После годов засад, рейдов, перестрелок и всевозможного разора оно превратилось в войну на истощение. В оспариваемом коридоре воздвигли баррикады; между ними пролегли тридцать футов ничейной земли, заваленных переломанной мебелью и разбитой плиткой. Вход в кладовочку располагался лишь в нескольких ярдах, и любая сторона могла захватить ее за секунды. Фокус заключался в том, чтобы ее удержать.
Обе стороны окопались. Баррикады разветвились и укрепились, затем усилились пушкой и ружьями. Могли пройти дни без единого выстрела, но прочие арендаторы на ярмарке привыкли к внезапным шквалам ружейного огня. Действительные ранения случались редко. Потеря единственного человека расценивалась как бедствие.
Такое случалось. Даже сегодня на ярмарке было полно странных натянутостей — пустые проходы, покрытые пылью, по которым никто не ходил поколениями только из-за подобных споров; соседи, помышляющие только о том, как бы при возможности прикончить друг друга в укромном уголке; жертвы, замурованные в альковах; и заговоры, заговоры повсюду.
Все изменила случайная пуля. Стены вокруг оспариваемого коридора не отличались прочностью, но сражающиеся нанимали через регулярные интервалы нейтральную третью сторону для их укрепления; хотя, возможно, появления щелей и трещин было не избежать. Однажды пуля, выпущенная с баррикады Ваториса, скользнула сквозь такую трещину, срикошетила на шестьдесят футов вниз по заброшенной вентиляционной шахте, и убила наследника крупной нации, стоявшего у чаши с пуншем.
Венера потерла челюсть.
— Могу представить реакцию.
— Не уверен, что можете, — многозначительно заявил Одесс. Помянутая нация была таинственной Землей Сакруса, страной «обширных размеров», согласно Эйлен.
— Насколько обширных?
— Полных три квадратных мили!
Сакрус торговал властью, но каким именно образом — никто с уверенностью не знал. Они были одной из самых скрытных наций, их поля усеивали фабрики без окон, периметр патрулировался стражей с собаками и ружьями. Над главным комплексом сновали ощетинившиеся стволами маленькие воздушные корабли. Сакрусцы появлялись из своих окутанных дымом башен только раз или два в год, но и тогда говорили почти исключительно со своими клиентами. Они были одной из немногих наций, кто смог противостоять всей силе сохранистов — собственно говоря, никто в лагере сохранистов не желал обсуждать, насколько скверно обернулась эта конкретная битва.
Смерть наследника разъярила Сакрус. Через три дня после инцидента баррикада Ваториса замолчала. Солдаты Лириса сделали несколько выстрелов и не получили ответа. Когда они осторожно приблизились к позиции Ваториса, то нашли ее покинутой.
Были начаты расспросы. Никто не видел ни одного ваторинца со дня рокового выстрела. В момент приступа дерзости Лирис послал войска прямо в апартаменты Ваториса. Они были пусты.
К этому времени ушей Одесса достигли слухи о страшном зловонии, идущем из самого Ваториса.
— Я сидел в нашей демонстрационной зале, — рассказывал он. — Помню это как вчера. Вошел один дворянчик из мелкой нации и сказал мне, что их люди ходили туда-сюда вдоль границы с Ваторисом, принюхивались к воздуху и прислушивались к разговорам. То был запах смерти.
Одесс вернулся домой той ночью, чтобы предостеречь свой народ.
— Но было слишком поздно. Ложась спать в тот вечер, я услышал ЭТО — все мы услышали.
Каморы Лириса наполнил шипящий звук. Он был еле слышен, но для тех, кто, как Одесс, прожил в этих стенах всю жизнь, он прозвучал как сирена.
— Я встал, попытался добежать до двери. И упал.
Ей представилась возможность как следует допросить своих соотечественников — пирушка прошлой ночью была слишком странной и лихорадочной, причем все так прозрачно разыгрывали из себя приятелей, — и Венера воспользовалась ей наилучшим образом. Через десять минут из своего офиса выглянул сонный и недовольный Одесс, но его взгляд загорелся, когда он увидел, как она тасует карты. Венера небрежно улыбнулась ему, и он потянулся за стулом.
— Ну, — сказала она, пока другие изучали свои карты, — расскажите мне о ботанистке.
Война За Кладовку тянулась уже пять лет. И Лирис, и герцогство Ваторис претендовали на комнатку пять-на-семь футов рядом с одним из извилистых коридоров ярмарки. Записи о правах уходили на сотню лет назад, а формулировки в них были двусмысленны. Ни одна сторона не уступала.
— Война? — спросила Венера, проглядывая свои карты. — Вы не вендетту имеете в виду?
Все прочие игроки закачали головами. Нет, объяснил Одесс, вендетта — предмет семейный. Здесь было столкновение между профессиональными солдатами, принявшее форму сражений — даже если то были сражения между дюжиной солдат с каждой стороны, поскольку это была вся живая сила, которую могли собрать крошечные нации. После годов засад, рейдов, перестрелок и всевозможного разора оно превратилось в войну на истощение. В оспариваемом коридоре воздвигли баррикады; между ними пролегли тридцать футов ничейной земли, заваленных переломанной мебелью и разбитой плиткой. Вход в кладовочку располагался лишь в нескольких ярдах, и любая сторона могла захватить ее за секунды. Фокус заключался в том, чтобы ее удержать.
Обе стороны окопались. Баррикады разветвились и укрепились, затем усилились пушкой и ружьями. Могли пройти дни без единого выстрела, но прочие арендаторы на ярмарке привыкли к внезапным шквалам ружейного огня. Действительные ранения случались редко. Потеря единственного человека расценивалась как бедствие.
Такое случалось. Даже сегодня на ярмарке было полно странных натянутостей — пустые проходы, покрытые пылью, по которым никто не ходил поколениями только из-за подобных споров; соседи, помышляющие только о том, как бы при возможности прикончить друг друга в укромном уголке; жертвы, замурованные в альковах; и заговоры, заговоры повсюду.
Все изменила случайная пуля. Стены вокруг оспариваемого коридора не отличались прочностью, но сражающиеся нанимали через регулярные интервалы нейтральную третью сторону для их укрепления; хотя, возможно, появления щелей и трещин было не избежать. Однажды пуля, выпущенная с баррикады Ваториса, скользнула сквозь такую трещину, срикошетила на шестьдесят футов вниз по заброшенной вентиляционной шахте, и убила наследника крупной нации, стоявшего у чаши с пуншем.
Венера потерла челюсть.
— Могу представить реакцию.
— Не уверен, что можете, — многозначительно заявил Одесс. Помянутая нация была таинственной Землей Сакруса, страной «обширных размеров», согласно Эйлен.
— Насколько обширных?
— Полных три квадратных мили!
Сакрус торговал властью, но каким именно образом — никто с уверенностью не знал. Они были одной из самых скрытных наций, их поля усеивали фабрики без окон, периметр патрулировался стражей с собаками и ружьями. Над главным комплексом сновали ощетинившиеся стволами маленькие воздушные корабли. Сакрусцы появлялись из своих окутанных дымом башен только раз или два в год, но и тогда говорили почти исключительно со своими клиентами. Они были одной из немногих наций, кто смог противостоять всей силе сохранистов — собственно говоря, никто в лагере сохранистов не желал обсуждать, насколько скверно обернулась эта конкретная битва.
Смерть наследника разъярила Сакрус. Через три дня после инцидента баррикада Ваториса замолчала. Солдаты Лириса сделали несколько выстрелов и не получили ответа. Когда они осторожно приблизились к позиции Ваториса, то нашли ее покинутой.
Были начаты расспросы. Никто не видел ни одного ваторинца со дня рокового выстрела. В момент приступа дерзости Лирис послал войска прямо в апартаменты Ваториса. Они были пусты.
К этому времени ушей Одесса достигли слухи о страшном зловонии, идущем из самого Ваториса.
— Я сидел в нашей демонстрационной зале, — рассказывал он. — Помню это как вчера. Вошел один дворянчик из мелкой нации и сказал мне, что их люди ходили туда-сюда вдоль границы с Ваторисом, принюхивались к воздуху и прислушивались к разговорам. То был запах смерти.
Одесс вернулся домой той ночью, чтобы предостеречь свой народ.
— Но было слишком поздно. Ложась спать в тот вечер, я услышал ЭТО — все мы услышали.
Каморы Лириса наполнил шипящий звук. Он был еле слышен, но для тех, кто, как Одесс, прожил в этих стенах всю жизнь, он прозвучал как сирена.
— Я встал, попытался добежать до двери. И упал.