Крайне заинтригованный всем этим, я вернулся к себе и приступил с расспросами к своей хозяйке.
— Мы знаем немногим больше вас, — ответила она мне. — Вскоре минет четыре года с тех пор, как какой-то сумасшедший с длинными растрепанными волосами и золотыми очками приехал сюда и начал строиться на этой площадке. Никто не знал, кто он и откуда, и что делается у него внутри <дома>.
Четыре стены его крепко сложены каменщиками из Монтивилье, но внутренняя отделка комнат была поручена рабочим-иностранцам, не говорившим по-французски. К нашему удивлению, сам господин очень хорошо говорит на нашем языке.
— Откуда же, все-таки, он сам?
— Из преисподней!.. Раз все окружено тайной, как у него, раз у него нет ни дверей, ни окон, раз никто не приходит и он лишь по ночам выбегает из дома, чтобы беседовать с луной, — значит, он сам Сатана или его посланник.
— Ну, знаете, это еще не доказательства… — заметил я скептически.
— Я знаю, — вздохнула вдова, — что парижане скептики и насмешники, но говорю вам, что в этом человеке есть что- то сатанинское, и уверяю вас, — все мои земляки с удовольствием отправили бы его туда, если бы не большая прибыль от него.
— Он богат?
— Вероятно, так как платит всем вдвое больше против назначенной цены.
— Не боитесь? — заметил я, улыбаясь. — Эти деньги не от дьявола, не проклятые?!
— Бог их знает, но деньги этого колбасника уходят так же быстро, как и другие.
— Я понимаю вас, когда вы считаете его самим Вельзевулом, но почему это прозвище — «колбасник»?
— Благодаря его свиньям.
— Каким свиньям?
— Которых он покупает в округе.
— Живых?
— Всегда.
Тут я мгновенно догадался, откуда исходило это странное хрюканье.
— Значит, ваш Люцифер простой торговец свиньями?
— Нисколько, — с живостью возразила вдова. — Все свиньи, которых он покупает, умирают у него, и их больше никто не видит.
— Вы шутите!
— Я говорю вам истинную правду, но раз вы не верите, я больше ни слова не скажу.
Крайне заинтригованный всем этим, я вернулся к себе и приступил с расспросами к своей хозяйке.
— Мы знаем немногим больше вас, — ответила она мне. — Вскоре минет четыре года с тех пор, как какой-то сумасшедший с длинными растрепанными волосами и золотыми очками приехал сюда и начал строиться на этой площадке. Никто не знал, кто он и откуда, и что делается у него внутри <дома>.
Четыре стены его крепко сложены каменщиками из Монтивилье, но внутренняя отделка комнат была поручена рабочим-иностранцам, не говорившим по-французски. К нашему удивлению, сам господин очень хорошо говорит на нашем языке.
— Откуда же, все-таки, он сам?
— Из преисподней!.. Раз все окружено тайной, как у него, раз у него нет ни дверей, ни окон, раз никто не приходит и он лишь по ночам выбегает из дома, чтобы беседовать с луной, — значит, он сам Сатана или его посланник.
— Ну, знаете, это еще не доказательства… — заметил я скептически.
— Я знаю, — вздохнула вдова, — что парижане скептики и насмешники, но говорю вам, что в этом человеке есть что- то сатанинское, и уверяю вас, — все мои земляки с удовольствием отправили бы его туда, если бы не большая прибыль от него.
— Он богат?
— Вероятно, так как платит всем вдвое больше против назначенной цены.
— Не боитесь? — заметил я, улыбаясь. — Эти деньги не от дьявола, не проклятые?!
— Бог их знает, но деньги этого колбасника уходят так же быстро, как и другие.
— Я понимаю вас, когда вы считаете его самим Вельзевулом, но почему это прозвище — «колбасник»?
— Благодаря его свиньям.
— Каким свиньям?
— Которых он покупает в округе.
— Живых?
— Всегда.
Тут я мгновенно догадался, откуда исходило это странное хрюканье.
— Значит, ваш Люцифер простой торговец свиньями?
— Нисколько, — с живостью возразила вдова. — Все свиньи, которых он покупает, умирают у него, и их больше никто не видит.
— Вы шутите!
— Я говорю вам истинную правду, но раз вы не верите, я больше ни слова не скажу.