Леопард прыгнул без предупреждения. Он взмыл в воздух прямо над плечами Зароффа; раскрытая красная пасть, свирепо растопыренные когти, готовые раздирать и рвать, убивать и уничтожать. Какой бы быстрой ни была атака, Зарофф этого ждал. Его рука метнулась вперед, выпуская ремешок кнута. Извернувшись в воздухе, плеть по-змеиному зашипела. Ее тяжелый, массивный конец плавно скрутился вокруг пятнистого хищника, охватив рыжую шею и повергнув его тело на землю, где он пролежал, хрипя и задыхаясь несколько мгновений. Тем временем другие кошки перешли к противоположной стороне клетки. Зарофф, взмокший и тяжело дышащий, повернул голову к нам — и улыбнулся!
Затем началась самая удивительная дрессура животных в истории цирка. В то время как старик и я дрожали, а помощники ахали в трепете, Зарофф, с одним кнутом в руке, так удивительно испытывал возможности этих животных, что они перешли границы доверия. Звери выполняли все, кроме полетов. Балансировка, жонглирование, прыжки, группировка — было использовано и улучшено все, что есть в обычном репертуаре шоу диких животных. При звуке кнута Зароффа каждая кошка занимала свое место. Несмотря на рычание, попытки огрызнуться и очевидное старание ударить дрессировщика со своих мест, звери подчинялись ему прекрасно. Это было замечательное зрелище, и я вздохнул с облегчением, когда все закончилось. Старик восторженно вскрикивал. Конечно, капитан Зарофф сделал бы историческое шоу! Каким образом он получил новых кошек, достаточно умных, чтобы поддаваться такой дрессуре, как эта, было тайной. Зарофф проявлял большую неосторожность. Нехорошо было входить в клетку только с кнутом.
После того, как мы покинули ипподром, я пошел в дирекцию, чтобы покурить в тишине. Почему-то я не мог согласиться со стариком. Несомненно, репетиция была хорошей, но в ней было что-то странное, требующее прояснения.
Для начала, я знаю о большом ограждении достаточно, чтобы понять, что ни один дрессировщик не мог сделать то, что проделал Зарофф, когда животные настроены к нему агрессивно. Акт выстраивается очень медленно, по одному животному за раз; ибо укротитель должен внушить доверие и уважение в умы своих подопечных. Обучение трюкам — это задача, основанная на любви к учителю. Но леопарды ненавидели Зароффа — ненавидели его и боялись! Зарофф тоже знал, что они опасны и недружелюбны. Даже хорошо обученный леопард никогда не станет таким ручным, какими могут быть лев или медведь. И несмотря на это знание, капитан оказался достаточно глуп, чтобы не пользоваться стулом.
Несомненно, здесь крылась какая-то тайна. Новые африканские леопарды и иностранный тренер, не жалующий посторонних. Частные клетки для зверей, и специальный помощник. Замечательный акт, красиво выполненный не укрощенными зверями, которые открыто враждебны к своему дрессировщику. Я припомнил некоторые слухи, во множестве витавшие вокруг Зароффа и его кошек. Что-то о странных приключениях в Африке. Ой, ну это все ерунда — человек был просто умелым укротителем. Но даже умелый укротитель не может заставить своих животных работать так грамотно. Все это было очень странно. Я решил понаблюдать за ним и подождать, пока что-нибудь появится. Долго мне ждать не пришлось.
Через три дня прибыли Убанги. Они были подписаны на выступление в Нью-Йорке и отправлены на юг под личным присмотром самого Калпера. Для меня они оказались горьким разочарованием.
Шесть маленьких робких чернокожих; трое мужчин и три женщины — их единственная экзотическая особенность — широко распространенная деформация губ, что подарила им рты выдающиеся почти на фут от их лиц. Даже эта варварская черта выглядела до нелепости уныло, так как все шестеро носили американскую одежду. Представьте себе жителей Гарлема с губами в фут длиной и шириной восемь дюймов, и у вас сложится картина того, что я видел.
Но старик остался доволен. У Убанги должно быть специальное помещение. Их переводчик был здесь? Он верил, что никто из них не пострадал от лишений в пути. Он надеялся, что они найдут жилье достаточно комфортным. Перед лицом всего этого сияния черные хранили нервное молчание. Они без слов дали понять, чтобы их отвели в свои спальные комнаты. В течение следующих нескольких дней Убанги заставили нас попотеть. Мы не только в полной мере пытались объяснить им их роль в спектакле через переводчика, но и были вынуждены бороться с действительно глубоким невежеством. Они, очевидно, понимали значение денег — доллары означали франки, а франки означали роскошь на побережье Кот-д'Ивуара. Вот почему они подписались. Но насчет своих обязанностей они пребывали в полной темноте. Лично у меня не появилось никакого энтузиазма на протяжении всего этого предприятия. Бедные дикари были недовольны, недоволен был старик, а перспективы прибыли выглядели неопределенно. Но старику пришлось потушить фейерверк.
Он решил устроить одну из предварительных репетиций, и привлек к ней Убанги. Там они действительно смогли увидеть цирк, и, возможно, после этого им будет легче все понять. Мне идея не понравилась, но она была выполнена. Шестеро чернокожих заняли один из наблюдательных балконов, и шоу продолжалось.
Сначала все шло достаточно гладко. Даже дикарь может инстинктивно оценить привлекательность клоунского юмора и понять ловкость воздушных акробатов. Они сияли как беззаботные дети и постоянно болтали между собой.
Я ждал Зароффа. Я знал, что в течение последних нескольких дней он очень долго репетировал, и стремился наблюдать за изменениями или улучшениями в своем акте. Остальные тоже ждали. Они никогда не видели его работу, и слухи только разожгли их любопытство.
Акт продолжался. На протяжении пятнадцати минут все взгляды прилипли к той стальной клетке. В тот день Зарофф превзошел себя. Его кнут щелкал бесконечно, он испытывал хищников таким образом, чтобы держать внимание каждого прикованным к арене.
Наконец, когда кашляющие и рычащие леопарды, рысцой пробежали по подмосткам в свои клетки, босс и я повернулись к Убанги, чтобы увидеть их реакцию. Она не замедлила себя ждать. Вся группа с волнением увещевала друг друга на своем балконе. Наконец они подошли к нам, во главе со своим переводчиком. Отвратительно, объявил он, труппа не будет играть в шоу; они увольняются. Кроме того, он не стал бы вдаваться в дальнейшие объяснения, за исключением того, что Убанги не волновал капитан Зарофф и его номер.
Босс издевался, клялся, угрожал, просил и умолял. Это не помогло. Дикари ушли на следующий день. Но перед отъездом я сам поговорил с их переводчиком. Почему-то я почувствовал тайну, скрывавшуюся за причинами их ухода, и очень внимательно расспросил этого человека. Наконец он смягчился и рассказал мне детали, какими их услышал.
Короче говоря, Убанги не понравился номер Зароффа, но их отвращение не имело естественной причины. Они пришли посмотреть, потому что думали, что Зарофф — ведьмак, потому что слышали, как он разговаривал с животными.
Естественно, я был склонен посмеяться над этим заявлением. Но затем мне вспомнились некоторые детали. Зарофф жил один, и о своих животных заботился один. У него были свои клетки, свой помощник. Он избегал компаний и проводил большую часть времени с животными. Вполне возможно, что он говорил со своими леопардами. Но когда я сказал об этом переводчику, он рассмеялся. Убанги знали о таких людях и боялись их. Зарофф был чародеем, потому что они видели, что он разговаривал с животными, и те ответили ему! Они видели, как Зарофф рычал в клетке, словно сам был зверем, и видели, как леопарды отвечают на его приказы. Этот человек был злым шаманом.
Такова была суть недовольства Убанги, как я ее понял от переводчика. Я остался озадаченным. В моей голове что-то формировалось, оно начинало беспокоить меня, когда пыталось проникнуть в сознание. Что-то о леопарде. На следующий день произошла цепь событий, которые еще больше озадачили меня. Я ходил по зверинцам, когда началась интрига. Был полдень, и зверинцы пустовали, потому что вся труппа находилась на арене для регулярных репетиций. Я обогнул подкову изгиба, где стояли обычные клетки, и пошел через разделенные секции. Здесь были расквартированы леопарды Зароффа. Позади занавеса, который заслонял клетки от остальных, я увидел ноги в сапогах. Это мог быть сам Зарофф, кормящий зверей. Низкие стоны и звериный смех разносились по полотнищам занавес.
Потом сразу раздался внезапный рев, громче остальных, и страшный лязг решетки. Голос Зароффа вознесся в разгневанном проклятии, и ему ответило страшное рычание.
Вдруг сквозь край занавеса метнулась полоса пятнистых молний, режущих точно сабли когтей. Один из леопардов сбежал. Он приземлился на ноги и встал, присев там в десяти футах передо мной; громадный, рыжий монстр с пламенеющей яростью в злых глазах. Слюна капала с его морщинистой, пушистой морды, когда он с очевидной угрозой зыркнул на меня. Его спина напряглась, и меня бросило в холодный пот, когда клыкастый ужас развернулся в моем направлении, сжимаясь в пружину. Дрожа от страха, я смотрел, не в состоянии двигаться или даже дышать. Его кошачий взгляд держал меня гипнотически жестко, я знал, что смотрю в лицо смерти. Леопард приготовился к прыжку.
Щелчок! Звук хлыста Зароффа разорвал напряжение. Пылая яростью на лице, из-за занавеса выступила высокая фигура. Угрюмый хищник повернулся на звук приближения хозяина. С ворчанием он взглянул в лицо капитана, хотя его пригнувшееся тело еще было готово к нападению.
Тогда я услышал своими ушами то, чего, как мне казалось, никогда не может быть. Я слышал, как Зарофф говорил со своим леопардом! Из его горла раздался тихий лай и рычание. Голос зверя срывался с человеческих губ. И леопард ответил! С раболепием он крадучись подошел к своему укротителю, рыча в ответ. И его вопли и крики достигали ноты, которая была ужасно, безошибочно человеческой!
Ужасно было слышать, как зверь ропщет словно человек, а человек ревет подобно зверю. Я дрожал, когда Зарофф с криком звериной ярости прошелся своим кнутом по плечам леопарда; хлестал кнутом в полную силу снова и снова, пока мокрая шкура бедного создания не покрылась багровыми пятнами. И все это время оно скулило, мурлыкало, умоляло с до чудовищности человеческими интонациями, в то время как Зарофф кричал, словно огромный кот. Ни разу не взглянув на меня, он отвел леопарда в свою клетку. Я услышал, как за занавесом решетка клетки встала на свое место, а затем Зарофф появился снова. На этот раз он был не один. С ним была женщина — и женщина прекрасная. Она была высокой и стройной, как греческая Диана, с телом будто из слоновой кости и волосами, как эбеновое дерево. Нефритово-зеленые глаза доминировали над ее орлиным лицом, контрастируя с ярко-красным напомаженным ртом и крошечными белыми зубами. Она носила царственное бархатное платье, которое казалось неуместным посреди окружающих ее опилок. Я гордился тем, что знал весь персонал нашего цирка, но эту женщину никогда раньше не видел. После извинения за причиненное беспокойство Зарофф представил ее как свою супругу Камиллу. Женщина грациозно поклонилась, но хранила молчание, глядя на мужа с сдержанным гневом. Я онемел.
Леопард прыгнул без предупреждения. Он взмыл в воздух прямо над плечами Зароффа; раскрытая красная пасть, свирепо растопыренные когти, готовые раздирать и рвать, убивать и уничтожать. Какой бы быстрой ни была атака, Зарофф этого ждал. Его рука метнулась вперед, выпуская ремешок кнута. Извернувшись в воздухе, плеть по-змеиному зашипела. Ее тяжелый, массивный конец плавно скрутился вокруг пятнистого хищника, охватив рыжую шею и повергнув его тело на землю, где он пролежал, хрипя и задыхаясь несколько мгновений. Тем временем другие кошки перешли к противоположной стороне клетки. Зарофф, взмокший и тяжело дышащий, повернул голову к нам — и улыбнулся!
Затем началась самая удивительная дрессура животных в истории цирка. В то время как старик и я дрожали, а помощники ахали в трепете, Зарофф, с одним кнутом в руке, так удивительно испытывал возможности этих животных, что они перешли границы доверия. Звери выполняли все, кроме полетов. Балансировка, жонглирование, прыжки, группировка — было использовано и улучшено все, что есть в обычном репертуаре шоу диких животных. При звуке кнута Зароффа каждая кошка занимала свое место. Несмотря на рычание, попытки огрызнуться и очевидное старание ударить дрессировщика со своих мест, звери подчинялись ему прекрасно. Это было замечательное зрелище, и я вздохнул с облегчением, когда все закончилось. Старик восторженно вскрикивал. Конечно, капитан Зарофф сделал бы историческое шоу! Каким образом он получил новых кошек, достаточно умных, чтобы поддаваться такой дрессуре, как эта, было тайной. Зарофф проявлял большую неосторожность. Нехорошо было входить в клетку только с кнутом.
После того, как мы покинули ипподром, я пошел в дирекцию, чтобы покурить в тишине. Почему-то я не мог согласиться со стариком. Несомненно, репетиция была хорошей, но в ней было что-то странное, требующее прояснения.
Для начала, я знаю о большом ограждении достаточно, чтобы понять, что ни один дрессировщик не мог сделать то, что проделал Зарофф, когда животные настроены к нему агрессивно. Акт выстраивается очень медленно, по одному животному за раз; ибо укротитель должен внушить доверие и уважение в умы своих подопечных. Обучение трюкам — это задача, основанная на любви к учителю. Но леопарды ненавидели Зароффа — ненавидели его и боялись! Зарофф тоже знал, что они опасны и недружелюбны. Даже хорошо обученный леопард никогда не станет таким ручным, какими могут быть лев или медведь. И несмотря на это знание, капитан оказался достаточно глуп, чтобы не пользоваться стулом.
Несомненно, здесь крылась какая-то тайна. Новые африканские леопарды и иностранный тренер, не жалующий посторонних. Частные клетки для зверей, и специальный помощник. Замечательный акт, красиво выполненный не укрощенными зверями, которые открыто враждебны к своему дрессировщику. Я припомнил некоторые слухи, во множестве витавшие вокруг Зароффа и его кошек. Что-то о странных приключениях в Африке. Ой, ну это все ерунда — человек был просто умелым укротителем. Но даже умелый укротитель не может заставить своих животных работать так грамотно. Все это было очень странно. Я решил понаблюдать за ним и подождать, пока что-нибудь появится. Долго мне ждать не пришлось.
Через три дня прибыли Убанги. Они были подписаны на выступление в Нью-Йорке и отправлены на юг под личным присмотром самого Калпера. Для меня они оказались горьким разочарованием.
Шесть маленьких робких чернокожих; трое мужчин и три женщины — их единственная экзотическая особенность — широко распространенная деформация губ, что подарила им рты выдающиеся почти на фут от их лиц. Даже эта варварская черта выглядела до нелепости уныло, так как все шестеро носили американскую одежду. Представьте себе жителей Гарлема с губами в фут длиной и шириной восемь дюймов, и у вас сложится картина того, что я видел.
Но старик остался доволен. У Убанги должно быть специальное помещение. Их переводчик был здесь? Он верил, что никто из них не пострадал от лишений в пути. Он надеялся, что они найдут жилье достаточно комфортным. Перед лицом всего этого сияния черные хранили нервное молчание. Они без слов дали понять, чтобы их отвели в свои спальные комнаты. В течение следующих нескольких дней Убанги заставили нас попотеть. Мы не только в полной мере пытались объяснить им их роль в спектакле через переводчика, но и были вынуждены бороться с действительно глубоким невежеством. Они, очевидно, понимали значение денег — доллары означали франки, а франки означали роскошь на побережье Кот-д'Ивуара. Вот почему они подписались. Но насчет своих обязанностей они пребывали в полной темноте. Лично у меня не появилось никакого энтузиазма на протяжении всего этого предприятия. Бедные дикари были недовольны, недоволен был старик, а перспективы прибыли выглядели неопределенно. Но старику пришлось потушить фейерверк.
Он решил устроить одну из предварительных репетиций, и привлек к ней Убанги. Там они действительно смогли увидеть цирк, и, возможно, после этого им будет легче все понять. Мне идея не понравилась, но она была выполнена. Шестеро чернокожих заняли один из наблюдательных балконов, и шоу продолжалось.
Сначала все шло достаточно гладко. Даже дикарь может инстинктивно оценить привлекательность клоунского юмора и понять ловкость воздушных акробатов. Они сияли как беззаботные дети и постоянно болтали между собой.
Я ждал Зароффа. Я знал, что в течение последних нескольких дней он очень долго репетировал, и стремился наблюдать за изменениями или улучшениями в своем акте. Остальные тоже ждали. Они никогда не видели его работу, и слухи только разожгли их любопытство.
Акт продолжался. На протяжении пятнадцати минут все взгляды прилипли к той стальной клетке. В тот день Зарофф превзошел себя. Его кнут щелкал бесконечно, он испытывал хищников таким образом, чтобы держать внимание каждого прикованным к арене.
Наконец, когда кашляющие и рычащие леопарды, рысцой пробежали по подмосткам в свои клетки, босс и я повернулись к Убанги, чтобы увидеть их реакцию. Она не замедлила себя ждать. Вся группа с волнением увещевала друг друга на своем балконе. Наконец они подошли к нам, во главе со своим переводчиком. Отвратительно, объявил он, труппа не будет играть в шоу; они увольняются. Кроме того, он не стал бы вдаваться в дальнейшие объяснения, за исключением того, что Убанги не волновал капитан Зарофф и его номер.
Босс издевался, клялся, угрожал, просил и умолял. Это не помогло. Дикари ушли на следующий день. Но перед отъездом я сам поговорил с их переводчиком. Почему-то я почувствовал тайну, скрывавшуюся за причинами их ухода, и очень внимательно расспросил этого человека. Наконец он смягчился и рассказал мне детали, какими их услышал.
Короче говоря, Убанги не понравился номер Зароффа, но их отвращение не имело естественной причины. Они пришли посмотреть, потому что думали, что Зарофф — ведьмак, потому что слышали, как он разговаривал с животными.
Естественно, я был склонен посмеяться над этим заявлением. Но затем мне вспомнились некоторые детали. Зарофф жил один, и о своих животных заботился один. У него были свои клетки, свой помощник. Он избегал компаний и проводил большую часть времени с животными. Вполне возможно, что он говорил со своими леопардами. Но когда я сказал об этом переводчику, он рассмеялся. Убанги знали о таких людях и боялись их. Зарофф был чародеем, потому что они видели, что он разговаривал с животными, и те ответили ему! Они видели, как Зарофф рычал в клетке, словно сам был зверем, и видели, как леопарды отвечают на его приказы. Этот человек был злым шаманом.
Такова была суть недовольства Убанги, как я ее понял от переводчика. Я остался озадаченным. В моей голове что-то формировалось, оно начинало беспокоить меня, когда пыталось проникнуть в сознание. Что-то о леопарде. На следующий день произошла цепь событий, которые еще больше озадачили меня. Я ходил по зверинцам, когда началась интрига. Был полдень, и зверинцы пустовали, потому что вся труппа находилась на арене для регулярных репетиций. Я обогнул подкову изгиба, где стояли обычные клетки, и пошел через разделенные секции. Здесь были расквартированы леопарды Зароффа. Позади занавеса, который заслонял клетки от остальных, я увидел ноги в сапогах. Это мог быть сам Зарофф, кормящий зверей. Низкие стоны и звериный смех разносились по полотнищам занавес.
Потом сразу раздался внезапный рев, громче остальных, и страшный лязг решетки. Голос Зароффа вознесся в разгневанном проклятии, и ему ответило страшное рычание.
Вдруг сквозь край занавеса метнулась полоса пятнистых молний, режущих точно сабли когтей. Один из леопардов сбежал. Он приземлился на ноги и встал, присев там в десяти футах передо мной; громадный, рыжий монстр с пламенеющей яростью в злых глазах. Слюна капала с его морщинистой, пушистой морды, когда он с очевидной угрозой зыркнул на меня. Его спина напряглась, и меня бросило в холодный пот, когда клыкастый ужас развернулся в моем направлении, сжимаясь в пружину. Дрожа от страха, я смотрел, не в состоянии двигаться или даже дышать. Его кошачий взгляд держал меня гипнотически жестко, я знал, что смотрю в лицо смерти. Леопард приготовился к прыжку.
Щелчок! Звук хлыста Зароффа разорвал напряжение. Пылая яростью на лице, из-за занавеса выступила высокая фигура. Угрюмый хищник повернулся на звук приближения хозяина. С ворчанием он взглянул в лицо капитана, хотя его пригнувшееся тело еще было готово к нападению.
Тогда я услышал своими ушами то, чего, как мне казалось, никогда не может быть. Я слышал, как Зарофф говорил со своим леопардом! Из его горла раздался тихий лай и рычание. Голос зверя срывался с человеческих губ. И леопард ответил! С раболепием он крадучись подошел к своему укротителю, рыча в ответ. И его вопли и крики достигали ноты, которая была ужасно, безошибочно человеческой!
Ужасно было слышать, как зверь ропщет словно человек, а человек ревет подобно зверю. Я дрожал, когда Зарофф с криком звериной ярости прошелся своим кнутом по плечам леопарда; хлестал кнутом в полную силу снова и снова, пока мокрая шкура бедного создания не покрылась багровыми пятнами. И все это время оно скулило, мурлыкало, умоляло с до чудовищности человеческими интонациями, в то время как Зарофф кричал, словно огромный кот. Ни разу не взглянув на меня, он отвел леопарда в свою клетку. Я услышал, как за занавесом решетка клетки встала на свое место, а затем Зарофф появился снова. На этот раз он был не один. С ним была женщина — и женщина прекрасная. Она была высокой и стройной, как греческая Диана, с телом будто из слоновой кости и волосами, как эбеновое дерево. Нефритово-зеленые глаза доминировали над ее орлиным лицом, контрастируя с ярко-красным напомаженным ртом и крошечными белыми зубами. Она носила царственное бархатное платье, которое казалось неуместным посреди окружающих ее опилок. Я гордился тем, что знал весь персонал нашего цирка, но эту женщину никогда раньше не видел. После извинения за причиненное беспокойство Зарофф представил ее как свою супругу Камиллу. Женщина грациозно поклонилась, но хранила молчание, глядя на мужа с сдержанным гневом. Я онемел.