Иван Асень встретил меня на каменном крыльце, довольно низком, в три ступеньки. Это смазывало торжественность встречи. Болгары не умели использовать крыльцо для самоублажения. То ли дело русские. Пока поднимешься по крутой и высокой лестнице, прочувствуешь момент. На царе был пурпурный кафтан, вышитый золотом в виде павлинов, в хвосты которых были вставлены разноцветные драгоценные камни. Кафтан не сидел на царе Иване, создавалось впечатление, что с чужого плеча. Одежда явно не дружила с Асенем. Он был искренне рад мне. Такое не сыграешь, тем более, что актером царь был никудышным. Обняв меня, троекратно поцеловал по славянскому обычаю. Не снимая руку с плеча, повел не в палату для приемов, а сразу в свой кабинет — узкую и мрачную комнату без окон, которая освещалась шестью свечами двух одинаковых высоких бронзовых подсвечников. Боковые свечи были ниже и располагались на длинных отростках, отчего подсвечник напоминал крест. На стенах висели миндалевидные щиты, на которых на красном фоне изображена золотая волчья голова с высунутым, длинным языком. Я не силен в геральдике. Наверное, длинный язык обозначает что-то важное. Может, я ошибаюсь, но на щите ему нечего делать. Сражение — не то место, где надо работать языком. В середине кабинете стоял низкий овальный стол около метра в длину на шести кривых ножках, накрытый плотной темно-красной материей. На нем были расставлены серебряные кувшин с медальонами на боках в виде ликов святых, чаша с медом, миска с финиками и сушеным инжиров, еще одна поменьше со свежей земляникой, поднос с медовыми коржами и две чистые тарелки, возле которых лежало по ножу с серебряными рукоятками. В сервировке чувствовалась женская рука. Наверное, производилась под чутким руководством царицы Марии, дочери венгерского короля. Возле длинных сторон стола располагались то ли широкие и низкие стулья с матерчатыми сиденьями, набитыми конским волосом, то ли короткие кушетки. Возле дальней стены стоял красный ларь, высокий и длинный, во всю ее ширину. Крышка была из двух половин. На каждой сверху бронзовая рукоятка в виде скачущее лошади. На стене над ларем мозаика, изображающая Иисуса Христа, под которой висела на золотой цепи золотая лампада. Пламя лампады придавало мозаике блеск, создающий что-то типа стереоэффекта.
— Ты, как всегда, вовремя! — сказал Иван Асень, когда мы сели за стол.
Как всегда — это всего лишь во второй раз, но, видимо, не последний. Мы выпили терпкое вино. Я закусил финиками и свежей земляникой, которая уже набрала сладости. У нас она созреет недели через три.
— С кем собираешься драться? — сразу перешел я к делу.
— За что ты мне нравишься — так это за прямоту! Надоели мне уже эти ромеи! Никогда не получишь прямой ответ! Все время вертят, крутят! Думаешь одно, а оказывается совсем наоборот! — эмоционально произнес царь, продемонстрировав красивый образец уходы от прямого ответа. — С тобой совсем другое дело.
— С тобой тоже! — молвил я, улыбаясь.
Царь Иван Асень засмеялся, наклонился ко мне, хлопнул по плечу, а потом серьезным тоном сообщил:
— Умер Роберт, император Латинский. Теперь будет править его младший брат Балдуин.
— Наверное, Роберт пьяный с лестницы упал и сильно расшибся? — спросил я.
— Ты угадал! — восхищенно произнес он, посмотрел мне в глаза своими прищуренными и продемонстрировал, что помогло ему стать царем и усидеть на троне: — Он не сам упал?
— Слишком многим мешал, — произнес я в ответ.
О том, что князья Ахейские — мои родственники, Иван Асень точно знал и о том, что я был в Андравиде прошлым летом, тоже знал, судя по тому, как поморщился его лоб при сопоставлении фактов. Смесь восхищения и опаски на его лице сообщили, что сопоставил правильно.
— Ты мне не мешаешь, и делить нам с тобой нечего, — успокоил я царя Болгарии.
— Даже если я стану Латинским императором? — спросил он якобы в шутку.
— Тем более. Тогда мне не надо будет платить пошлину за проход по Босфору, — ответил я также шутливо и спросил уже серьезно: — Собираешься выдать дочь за Балдуина и стать при нем регентом?
Иван Асень хмыкнул, поражаясь моей проницательности, и произнес удивленно:
— Не пойму, почему ты до сих пор удельный князь?!
— Потому что просчитываю на много ходов вперед, — ответил я. — Сейчас не время становиться Великим князем. Скоро на Русь придут татары и перекроят ее всю.
— Ты уверен, что они придут к вам? — спросил он.
— И не только к нам, но и до Адриатического моря дойдут, — ответил я. — Они захватят все земли, где можно кочевать, и ограбят и разорят соседние.
— Значит, и ко мне пожалуют? — задал он вопрос.
— Возможно, — признался я. — Но горы они не любят. Так что надолго здесь не задержатся.
Иван Асень встретил меня на каменном крыльце, довольно низком, в три ступеньки. Это смазывало торжественность встречи. Болгары не умели использовать крыльцо для самоублажения. То ли дело русские. Пока поднимешься по крутой и высокой лестнице, прочувствуешь момент. На царе был пурпурный кафтан, вышитый золотом в виде павлинов, в хвосты которых были вставлены разноцветные драгоценные камни. Кафтан не сидел на царе Иване, создавалось впечатление, что с чужого плеча. Одежда явно не дружила с Асенем. Он был искренне рад мне. Такое не сыграешь, тем более, что актером царь был никудышным. Обняв меня, троекратно поцеловал по славянскому обычаю. Не снимая руку с плеча, повел не в палату для приемов, а сразу в свой кабинет — узкую и мрачную комнату без окон, которая освещалась шестью свечами двух одинаковых высоких бронзовых подсвечников. Боковые свечи были ниже и располагались на длинных отростках, отчего подсвечник напоминал крест. На стенах висели миндалевидные щиты, на которых на красном фоне изображена золотая волчья голова с высунутым, длинным языком. Я не силен в геральдике. Наверное, длинный язык обозначает что-то важное. Может, я ошибаюсь, но на щите ему нечего делать. Сражение — не то место, где надо работать языком. В середине кабинете стоял низкий овальный стол около метра в длину на шести кривых ножках, накрытый плотной темно-красной материей. На нем были расставлены серебряные кувшин с медальонами на боках в виде ликов святых, чаша с медом, миска с финиками и сушеным инжиров, еще одна поменьше со свежей земляникой, поднос с медовыми коржами и две чистые тарелки, возле которых лежало по ножу с серебряными рукоятками. В сервировке чувствовалась женская рука. Наверное, производилась под чутким руководством царицы Марии, дочери венгерского короля. Возле длинных сторон стола располагались то ли широкие и низкие стулья с матерчатыми сиденьями, набитыми конским волосом, то ли короткие кушетки. Возле дальней стены стоял красный ларь, высокий и длинный, во всю ее ширину. Крышка была из двух половин. На каждой сверху бронзовая рукоятка в виде скачущее лошади. На стене над ларем мозаика, изображающая Иисуса Христа, под которой висела на золотой цепи золотая лампада. Пламя лампады придавало мозаике блеск, создающий что-то типа стереоэффекта.
— Ты, как всегда, вовремя! — сказал Иван Асень, когда мы сели за стол.
Как всегда — это всего лишь во второй раз, но, видимо, не последний. Мы выпили терпкое вино. Я закусил финиками и свежей земляникой, которая уже набрала сладости. У нас она созреет недели через три.
— С кем собираешься драться? — сразу перешел я к делу.
— За что ты мне нравишься — так это за прямоту! Надоели мне уже эти ромеи! Никогда не получишь прямой ответ! Все время вертят, крутят! Думаешь одно, а оказывается совсем наоборот! — эмоционально произнес царь, продемонстрировав красивый образец уходы от прямого ответа. — С тобой совсем другое дело.
— С тобой тоже! — молвил я, улыбаясь.
Царь Иван Асень засмеялся, наклонился ко мне, хлопнул по плечу, а потом серьезным тоном сообщил:
— Умер Роберт, император Латинский. Теперь будет править его младший брат Балдуин.
— Наверное, Роберт пьяный с лестницы упал и сильно расшибся? — спросил я.
— Ты угадал! — восхищенно произнес он, посмотрел мне в глаза своими прищуренными и продемонстрировал, что помогло ему стать царем и усидеть на троне: — Он не сам упал?
— Слишком многим мешал, — произнес я в ответ.
О том, что князья Ахейские — мои родственники, Иван Асень точно знал и о том, что я был в Андравиде прошлым летом, тоже знал, судя по тому, как поморщился его лоб при сопоставлении фактов. Смесь восхищения и опаски на его лице сообщили, что сопоставил правильно.
— Ты мне не мешаешь, и делить нам с тобой нечего, — успокоил я царя Болгарии.
— Даже если я стану Латинским императором? — спросил он якобы в шутку.
— Тем более. Тогда мне не надо будет платить пошлину за проход по Босфору, — ответил я также шутливо и спросил уже серьезно: — Собираешься выдать дочь за Балдуина и стать при нем регентом?
Иван Асень хмыкнул, поражаясь моей проницательности, и произнес удивленно:
— Не пойму, почему ты до сих пор удельный князь?!
— Потому что просчитываю на много ходов вперед, — ответил я. — Сейчас не время становиться Великим князем. Скоро на Русь придут татары и перекроят ее всю.
— Ты уверен, что они придут к вам? — спросил он.
— И не только к нам, но и до Адриатического моря дойдут, — ответил я. — Они захватят все земли, где можно кочевать, и ограбят и разорят соседние.
— Значит, и ко мне пожалуют? — задал он вопрос.
— Возможно, — признался я. — Но горы они не любят. Так что надолго здесь не задержатся.